путь. — Он замолчал, не спеша вытер лицо рукавом куртки, — А расскажу обязательно. Попозже… Сейчас надо отыскать колодцы…
Маленький отряд вышел на берег и стал удаляться от солончаков. Кони пошли бодрее, послышался говор джигитов. Люди оживились.
— Абен-ага! — раздался сзади крик Кумара. — Подождите!..
Всадники придержали коней.
— Опять Ашиму плохо, — Хамза повернул назад.
Через минуту Хамза с Кумаром сняли Ашима с седла и положили на землю. Абен приподнял ему голову и стал вливать в рот воду из торсука. Кто-то развернул над ним халат, защищая от палящих лучей.
Все спешились. Кто отряхивал с одежды пыль, кто пучком полыни стирал с груди коня соль. Небольшой торсук с водой пошел по рукам.
— Кумар, поднимись-ка на холм, — распорядился Абен, когда Ашим очнулся. — Посмотри вокруг!
Но не успел Кумар отъехать, как на вершине холма показался всадник.
Джигиты бросились к коням.
— Без паники! — Суровый голос Абена остановил всех. Глаза его потемнели. Он быстро сел на коня, и джигиты подсадили впереди него Ашима, который застонал от боли.
Всадники двинулись в обратный путь.
— А может, это пастух? — с надеждой спросил Хамза.
— Все может быть, — ответил Абен. — Не спускайте с него глаз.
— Стоит… Наблюдает…
— Это табунщик! — закричал вдруг Кумар. — Смотрите, кони…
— Верно, табун!..
Снова остановились. Словно гора свалилась с плеч, джигиты заулыбались, стали подшучивать друг над другом.
По левому склону холма медленно спускались в низину лошади. Всадник на холме постоял еще минуту и не спеша направился к табуну.
— Что, если мы с Кумаром поедем к нему? — предложил Хамза.
— Больше ничего и не остается, — произнес Абен. — Только надо с умом, понятно? Не спугни. Может, узнаешь сперва, чей табун… В общем, пораскинь мозгами…
Увидев подъезжающих, табунщик отъехал к другой стороне табуна. Видно, решил приглядеться к незнакомым людям. Это был парень богатырского телосложения. Он сидел в седле, слегка откинувшись назад и опустив левое плечо. На первый взгляд от его позы веяло какой-то беспечностью. Но высоко закатанные рукава короткого халата, обнажавшие мускулистые руки, прижатый коленом к коню увесистый соил, длинный и тяжелый курук, напоминающий скорее копье, выдавали в нем опытного, готового к случайным встречам в степи наездника.
Некоторое время джигиты приглядывались друг к другу. Табунщик показался Хамзе знакомым. Неожиданно табунщик что-то крикнул, дал шенкеля, и его гнедой скакун взял с места крупной размашистой рысью. Джигит словно прорезал табун.
— Здравствуй, Хамза! — радостно приветствовал он, подлетая. — Откуда это ты? А я думаю-гадаю, что за люди…
— Вот не ожидал! — обрадовался Хамза. — Махамбет!
Джигиты, громко смеясь, обменялись рукопожатием, не сходя с коней.
— Как ты здесь очутился? — Махамбет оглянулся на всадников, стоявших от них в версте. — Нургали с тобой? Хорош твой братец — забрал Нагиму и носа не кажет в Саркуль. Оспан переживает…
— Подожди, Махамбет, — прервал его Хамза. — Кибитка твоя далеко?
— Верстах в двух.
— Кто у тебя в напарниках?
— Сейчас никого.
— Если ты не против, мы передохнем у тебя.
— Ради бога! — Махамбет разволновался, закружил на месте.
Хамза отослал Кумара в отряд, а сам вместе с Ма-хамбетом стал заворачивать табун. В нескольких словах он поведал Махамбету об отряде…
Окончив школу, Хамза работал учителем в своем ауле, но после нескольких стычек с волостным Муханом и представителями алашской власти ему пришлось уйти в горы. Там, в Акшатау, он встретился с Абеном, тоже находившимся в бегах. Вскоре к ним примкнули джигиты, ушедшие из аула во время мобилизации. Они провели две-три удачные вылазки. Однажды отбили у алашцев небольшой военный обоз, вооружились. За месяц отряд окреп, и власти всерьез забеспокоились. Три дня назад отряд попал в засаду и с трудом ушел из Казбецкой волости…
— Десять человек оставили мы в горах, — удрученно рассказывал Хамза. — Нургали служит посыльным у волостного. Он успел предупредить нас об алашцах, иначе было бы еще хуже.
— Джигиты из вашего аула?
— Больше половины отряда.
— Мухан, наверное, себе локти кусает, — усмехнулся Махамбет. — Власти не погладят его по головке.
— Вывернется, — заметил Хамза. — Он еще никогда не отвечал за дела сородичей.
Подъехали джигиты, Махамбет поздоровался со всеми и тронул коня. Он с интересом присматривался к Абе-ну, о котором, как и многие степняки, был наслышан. Непокорным называли Абена в аулах. И насколько знал Махамбет, из прожитых сорока лет половина была проведена им в боях, тюрьмах и бегах. Сперва судили его как конокрада, потом за избиение волостного управителя Мухана. А в шестнадцатом году, когда вышел указ о мобилизации на тыловые работы, Абен оказался одним из предводителей восстания в Тайсойгане. На этот раз ему чудом удалось избежать рук властей. И вот теперь он снова шел в пески, и вместе с ним были бедняки, не пожелавшие служить уже алаш-ордынцам.
Абен ехал мрачный, не вмешиваясь в беседу джигитов. Махамбет, конечно, не знал, что сейчас творится в душе Абена. Кругом были знакомые места, и они вызывали у Абена горькие воспоминания. Именно здесь, на Черных солончаках, каратели после восстания настигли его семью. Погибли жена и обе дочери…
Перевалили два холма, и впереди показалась кибитка. Усталые джигиты стали погонять коней. Видя близость желанного покоя, притих и Ашим, перестал стонать.
Махамбет по просьбе Хамзы рассказывал о недавно прошедшей в ауле мобилизации.
— И как отнеслись к ней жители аула? — справился Хамза. — Добровольцев, конечно, не было?
— Как и в других аулах, — ответил Махамбет. — Адайбек подсунул полоумного Жакена да еще вызвался сын бия Есенберди.
— Перед такой армией нам не устоять! — пошутил Кумар. — Выгонят нас из Тайсойгана.
Джигиты рассмеялись.
— Люди боятся повторной мобилизации, — сказал Махамбет.
— Джигиты Саркуля сидят и трясутся от страха? — резко спросил Абен.
— Многие хотят уйти в пески. Мы однажды думали, Абен-ага, связаться с вами, но потом появился слух, что отряда и нет вовсе.
— И вы поверили? — Абен в упор посмотрел на Махамбета. — Было время, когда мы бились одними соплами, а вам подавай винтовки!
— Теперь одними соилами ничего не добьешься, — спокойно возразил джигит.
— Оружие надо добывать, — уже сдержаннее заметил Абен. Спокойная рассудительность джигита ему понравилась.
— Оно понятно, — согласился Махамбет. — Теперь к вам потянутся наши джигиты.
— И то ладно, — кивнул Абен. — Думал, что в Сар-куле джигитов не осталось…
Махамбет смутился и замолчал.
Отряд остановился у колодца, люди спешились, стали поить лошадей, мыться. Ашима положили в походной, собранной из трех кереге кибитке табунщика. Махамбет угостил джигитов кумысом, поставил вариться в небольшом котле вяленое мясо, привезенное из аула.
За обедом Абен стал расспрашивать Махамбета о ближайших зимовках и колодцах.
— Я же буду с вами, Абен-ага, зачем вам запоминать, — заметил Махамбет. — А Тайсойган
