их на банковскую информацию, документы на недвижимость и разные вопросы, которые мне нужно было задать адвокату. Были конверты с личными вещами, которые я не решалась открыть, хотя его часы оставались возле моей кровати, и их тиканье меня усыпляло. Я раскладывала страницы на одеяле и заметила, что Санни уперся лапой в маленький конверт. Я наклонилась и поцеловала его лапу, от которой исходил необычный запах, похожий на запах кукурузных чипсов. Филипп со своим кладезем информации говорил мне, что на самом деле источником этого приятного запаха были дрожжи и бактерии, но я отгоняла от себя эту мысль, и в этот момент мой взгляд упал на имя, мое имя, начертанное красивыми буквами человека, который был левшой. Это был почерк Филиппа. Я раскрыла конверт.
Судя по дате, письмо было написано за несколько недель до его смерти.
Моя любимая Чарли,
Моя дорогая, милая невеста, мне жаль, что я причинил тебе такую боль. За свою юную жизнь ты пережила слишком много потерь. Ты страдала больше, чем следовало бы любому из нас. Однажды ты спросила меня, чего я боюсь больше всего в жизни. Я сказал, что упасть. Но я должен был сказать, что больше всего боюсь влюбиться. Влюбиться в тебя.
В такого искреннего и страстного человека, как ты. Ибо больше всего я боюсь того, что, уходя, я не смогу больше любить тебя. Не смогу заботиться о тебе и лелеять тебя так, как ты этого заслуживаешь.
Когда я встретил тебя, ты занималась анализом того глупого фильма – наглядный пример твоей страсти к изучению человеческого поведения. Сделай мне одолжение, дорогая, не анализируй то, что происходит сейчас. Это очень простая история. Она не о смерти. Она о жизни. Хотя, стоит отметить, что ты получила ту драматическую концовку, за которую и выступала.
Если я знаю тебя так хорошо, как я думаю, ты скинешь все важные бумаги в ящик, и могут пройти недели, месяцы или годы (надеюсь, не годы), прежде чем ты это прочтешь. Это нормально, потому что я предполагал, что тебе понадобится какое-то время, прежде чем ты будешь готова услышать то, что я собираюсь тебе сказать. Тебе лучше присесть.
Моя дорогая, теперь ты очень богата.
Ладно, наверное, ты все равно над этой шуткой не будешь смеяться, так что перейду сразу к делу. Я болел на протяжении некоторого достаточно долгого времени.
О том, что я заболел, я узнал во время ужасно скучной поездки в Лондон. Помнишь, когда это было? В июле после Таиланда, и у меня на протяжении нескольких дней болел желудок.
Я ужинал с Наташей – ты знаешь Наташу, она наш самый главный ипохондрик – и она была убеждена, что я подцепил каких-то паразитов. Один телефонный звонок доктору Брюсу, и вот я уже ехал в больницу для сдачи анализов. Специальное УЗИ живота. Меня спросили, выпиваю ли я, много ли я пью. Я даже фыркнул от смеха. Кажется, аппарат обнаружил небольшой очаг панкреатита, который сам по себе не вызывал серьезных опасений, но затем врач заметил небольшую опухоль, притаившуюся в поджелудочной железе.
Брюс сказал, что это хорошо, что мы рано ее обнаружили. И что после химиотерапии и лучевой терапии я буду как новенький. Зачем было тебя расстраивать? Но Наташа от меня не отставала, и ее неутихающее беспокойство выливалось в постоянные телефонные звонки. Мы спорили. Господи, мы всегда спорили. Они оба настаивали на том, чтобы я все тебе рассказал, но я надеялся, что на фоне моих постоянных поездок ты ничего не заметишь. И ты не замечала… до какого-то момента.
Да, возможно, я немного привирал, когда, вызывая у тебя сомнения, говорил, будто нахожусь в Бостоне или Чикаго, а сам валялся в больнице в Майами. Прости мне мой маленький обман, но он служил одной важной цели. Границы никогда не были нашей сильной стороной, дорогая Чарли. Это была одна из причин, по которой мы впервые полюбили друг друга. Эта спонтанность, незнание того, что ждет нас за углом, восхитительна! Ты однажды сказала, что я тебе вполне нравлюсь и лысым. Помнишь?
Мне довелось наблюдать, как ты заботилась о своей маме в ее последние дни, и я боялся, что тебе придется пережить эти страдания вновь. Я хотел избавить тебя от леденящего ужаса перед раком, перед смертью еще одного любимого человека, и, пока я боролся с раком в одиночку, я верил, что у меня это получается.
Кто же, черт возьми, знал, что эта маленькая инкапсулированная опухоль не поддается никакому лечению? Что наша прекрасная жизнь подходит к концу, и в дверь уже стучится величайшее испытание в лице смерти? Чарли, это будет единственное обещание, которое я не смог сдержать, и мне очень жаль. Если я и постоянно отвлекался, то только потому, что хотел жить ради тебя.
Если я был отстраненным, то потому, что не хотел причинять тебе боль. И когда ты сказала мне про ребенка и я не выглядел счастливым, то это лишь потому, что я боялся, что не смогу встретиться с ней, потому что меня здесь уже не будет.
Вскоре после этого ты познакомилась с доктором Лиманом.
Операция была невозможна, и я принял решение отказаться от дальнейшего лечения. Мне уже становилось плохо от лечения, и к тому же оно крало наше время, проведенное вместе. Я не сожалею об этом, так что не сожалей и ты. Я знаю тебя, Чарли, ты годами будешь заниматься самобичеванием. Это был мой выбор. Мой выбор избавить тебя от надежды, которой суждено было превратиться в горе. Я знал, как трудно тебе будет. Вот в чем дело, дорогая, и, возможно, тебе стоит снова сесть, если ты уже встала и начала расхаживать. Я также знал, что ты и мой лучший друг влюбились друг в друга. Не буду врать, сначала это было больно, но после всех этих диагнозов я начал смотреть на вещи с совершенно другой точки зрения. У меня был выбор: быть сердитым и жестоким или дать двум людям, которых я люблю больше всего на свете, шанс быть счастливыми вместе.
И закрой рот, Чарли. Я не думаю, что для тебя это полнейший шок. Ведь с самых первых дней я старательно сводил вас двоих вместе.
Сначала мне было искренне приятно видеть, что вы стали друзьями.
Помнишь уроки кулинарии (извини, из тебя был никудышный повар, дорогая) и тот ужасный маленький шторм? Конечно, я настаивал, чтобы Бен позаботился о тебе, и он это
