девять месяцев провел в монастыре, потому и одет так теперь». Но ничего не вышло.
Наконец я остановился у металлических перил, с досадой глядя, как разогнавшийся по взлетной полосе самолет взмыл в небо и исчез в облаках. Перелетит через Кавказский хребет и через час появится в небе над Тбилиси. Рядом со мной стоял молодой человек в темных очках. Повернувшись ко мне, он спросил:
– Ты и вправду собираешься в Тбилиси лететь?
Я хотел ответить: «Я – порядочный человек», но промолчал, повернулся и направился к лестнице. Тогда он окликнул меня:
– Эй, ты!
Я обернулся.
– Есть хочешь?
– Не откажусь, – ответил я.
Закусочная была тут же, через дорогу.
– Кроме стоимости билета кассир требует еще пятьсот рублей сверху, иначе не продает. Не думаю, что кто-нибудь даст тебе столько денег. Лучше иди к Дарьяльскому ущелью, оттуда армяне перевозят бензин, в неделю по меньшей мере две колонны идут. Они довезут тебя бесплатно.
Мы вошли в закусочную и сели за столик.
– Брата провожал, он приезжал повидаться, – продолжал он, – тот высокий мужчина с синим галстуком, у которого ты денег просил. – Я не смог его припомнить, но головой кивнул. – Мне нельзя туда соваться, я боролся с этим новым правительством, еле ноги унес.
Обо мне он ничего не спросил, это его не интересовало. Ему и своих бед хватало.
– Уже второй год здесь, еще хорошо, семью смог сюда перевезти.
Он дал мне совет:
– Сними этот крест, спрячь. Это Северный Кавказ, крест и ряса здесь не особенно помогут, а вот на неприятности можно нарваться, могут и из машины выстрелить. – Он ел и ругал новое правительство: – Людоеды дорвались до власти, губят страну.
Когда мы заканчивали, появился его знакомый, грузин с длинным носом и бородкой. Прежде чем сесть, он упомянул чьи-то имя и фамилию: «Назначен министром экономики», – и вслед за этим выматерился. Я понял, этот тоже был беглецом.
– Мы бандитов в тюрьмы сажали, а теперь, видишь, что происходит.
– И в наше время в правительстве было много сукиных детей.
– Возможно, но мы все равно были лучше.
– Это еще под вопросом.
В этот момент подошел официант, мужчина заказал харчо, затем достал пачку сигарет, закурил и с удрученным видом сказал:
– Наше дело – в жопе.
Я встал:
– Не стану вас больше беспокоить. Большое спасибо.
Человек, который пригласил меня на обед, подарил мне сто пятьдесят рублей.
– Сначала я подумал, ты аферист, тут полно аферистов. Но потом увидел, какими глазами ты провожал самолет, и решил, что ошибся, хотя до конца я и теперь не уверен.
Когда я вернулся в город, уже стемнело. Крест спрятал в рюкзак, нашел парикмахерскую и побрился, за бритье заплатил тридцать рублей. Ту ночь я провел в зале ожидания на автобусной станции. На другое утро купил автобусный билет за девяносто восемь рублей и к полудню доехал до пограничного города, он раньше назывался Орджоникидзе, сейчас, кажется, Владикавказ.
На границе я расспросил об армянской колонне, мне ответили, что они еще утром пересекли границу и сейчас стоят в нейтральной зоне, ведут переговоры с грузинскими пограничниками, то есть торгуются о размере платы. Я протянул солдату паспорт, он мельком взглянул и вернул мне: «Проходи». Я пешком отправился к Дарьяльскому ущелью. Несколько раз мимо меня проезжали грузовики и легковушки, я махал рукой, но ни одна машина не остановилась, никто не подвез.
У грузинской границы стояло по меньшей мере восемьдесят машин с огромными цистернами с бензином. Подойдя ближе, я обратился к первому же водителю:
– Может, довезешь до Тбилиси?
Он кивнул головой.
– Денег у меня нет, – предупредил я.
Он засмеялся:
– Будь у тебя деньги, не прошел бы ты такой путь пешком.
В кабине у него стояло ведро, полное яблок, он угостил меня. Я взял и тут же слопал. Добрый был человек.
– Возьми еще.
Я взял.
– Как фамилия? – спросил он, по-русски говорил сносно.
– Шостакович.
Стемнело, и мы тронулись. Никто не спрашивал у меня паспорта, напрасно держал его в руках. Пограничники взяли деньги, и эта колонна их больше не интересовала, не стали беспокоиться из-за таких пассажиров, как я. Мы прошли контрольно-пропускной пункт и поехали по ущелью, освещенному луной.
– У этих грузин совести нет, – пожаловался водитель, – каждый раз накидывают цену, а иначе не пропускают, что поделаешь – платим. Если так пойдет, лучше с азербайджанцами помириться.
Он очень удивился, услышав, что я ничего не знаю о войне между армянами и азербайджанцами:
– Кто ты, братишка? Откуда ты взялся?
– Четырнадцать лет был в отключке, и года нет, как пришел в себя. Поэтому я многого не знаю, вот, постепенно осваиваюсь.
– Видишь, как тебе повезло, – сказал он, – за последние годы так все смешалось, столько плохого произошло, столько несчастий, люди совсем с ума посходили, а ты, оказывается, и слыхом не слыхал об этом. Завидую тебе, брат.
Дорога проходила по краю пропасти, мы продвигались медленно. Спустя четыре часа мы прошли пик высоты и только начали спускаться, как колонна остановилась. Водитель отправился выяснять, в чем дело, и вскоре вернулся возмущенный.
– Местное братство горцев. Предлагают проводить нас до армянской границы. Теперь и эти на нашу голову, раньше их не было, видно, денег хотят. Если откажемся, как бы кто из лесу не пальнул в нас из гранатомета, все восемьдесят машин подорвутся. Тут в каждой не меньше двадцати тонн бензина, представляешь, во что превратится это красивое ущелье, – получалось, будто он переживал за ущелье.
До рассвета мы простояли на месте, затем наконец тронулись. Спуск кончился, и колонна прибавила скорости. Ехали, ехали и дело шло уже к вечеру, когда мы добрались до Тбилиси.
– Вот и столица грузин, – сказал водитель. Буквально на минуту остановил машину на набережной возле моста Бараташвили. Я поблагодарил его, открыл дверцу и сошел на тротуар, проводил взглядом колонну и двинулся по подъему.
На площади Ленина памятника Ленину уже не было. Дома со стороны Солалаки были разрушены и обгорели. По площади в разные стороны шли люди, мимо меня прошла группа парней, у двоих из них на плече висели «калашниковы», они были пьяны. До самых гаражей на большей части домов видны были следы гражданской войны, стены были изъязвлены пулями и гранатами. Как мне потом рассказывали, линия фронта проходила в основном под фуникулером, по старым районам, и эта часть города особенно пострадала.
В здании гаража не уцелело ни одного окна, часть крыши была провалена. Тут я свернул направо и остановился, от духана Кития остались только две стены, затем я прошел узкими короткими
