class="p">Глава 54
Ожидание
Последствия не заставили себя ждать.
Первой они настигли Минъюй, которая лишилась благосклонности своей госпожи. Ее величество не стала открыто наказывать Минъюй, учитывая все годы верной службы, но доверия ей больше не оказывала. Изменить это Минъюй была не в силах.
Не миновали они и старшую наложницу Юй.
– Поздравляю тебя, – улыбнулась императрица, покачивая маленького принца на руках. – Я не так давно уже попросила государя от твоего имени. Ты теперь мать принца, и его величество собирается повысить твой ранг. Завтра, после оглашения указа, ты станешь младшей супругой и хозяйкой дворца Юнхэ!
– Госпожа! – воскликнула старшая наложница Юй. Она на миг лишилась дара речи. До этого она все время беспокоилась, что с ее рангом ей не позволят самой растить сына, а теперь все разрешилось.
– Я даже не знаю, как благодарить вас за вашу милость…
– Хорошенько заботься о себе и особенно о сыне, – мягко улыбнулась императрица. Пятый принц вдруг протянул пухлую ладошку и ухватился за прядь ее волос, усиленно агукая.
– Ох, ваше высочество! Куда же это годится! Нельзя делать больно ее величеству! – спохватилась Юй.
– Ничего страшного, – заверила ее императрица абсолютно счастливым голосом. Пока пятый принц забавлялся с ее волосами, она нежно гладила его по щеке.
Инло стояла в стороне, погруженная в свои мысли. Заговорить она решилась только после ухода госпожи Юй.
– Не пора ли и дворцу Чанчунь обзавестись маленьким наследником?
– Ах ты! – Императрица щелкнула ее по лбу. – Совсем еще девица, а такие вещи говоришь!
Но девица совсем не выглядела смущенной, лишь потерла лоб и улыбнулась:
– Его величество ведь собирается прийти сегодня вечером?
Теперь уже императрица напоминала юную барышню: она опустила голову, стыдливо кивнув, щеки ее заалели – слова Инло явно смутили ее.
Ночью в сторону дворца Чанчунь двинулась императорская процессия. В паланкине восседал Хунли, подперев кулаком голову, глаза его были закрыты, на лице проглядывали следы усталости.
– Жизнь мимолетна, словно весенние грезы, я с готовностью несколько чашек выпью, – эти строки куньшаньских мотивов[94] донес ветер. В них чувствовались и слезы обиды, и обвинение, проскальзывала ненависть и тоска любящего сердца.
– Остановитесь, – приказал Хунли.
Вся процессия тут же встала, но пение, сопровождаемое печальными звуками хуциня[95], не прекращалось.
И доносилось оно из дворца Чусю.
Когда-то в нем было шумно, от гостей не было отбоя, сейчас же, казалось, не было ни души. Осенний ветер сдувал опавшие листья, обнажая дорожки и выставляя их на всеобщее обозрение.
У ворот дремал евнух-привратник. Внезапно, услышав голоса, он открыл глаза и, заметив императорскую процессию, уже было открыл рот, чтобы объявить о прибытии высокого гостя, но Хунли остановил его.
Император медленно спешился и так же медленно открыл ворота. Сопровождал его только Ли Юй, и они двинулись на звуки музыки.
Во дворе расположились несколько служанок: кто-то играл на хуцине, кто-то – на флейте, еще у одной в руках был кувшин с вином. Благородная супруга Хуэй, нарядившись в костюм для сцены, подвела брови и исполняла «Опьянение наложницы».
– Жизнь мимолетна, словно весенние грезы, я с готовностью несколько чашек выпью, – затянула она, залпом осушила чарку и отбросила ее. Та предсказуемо разбилась, а госпожа Хуэй начала танцевать под звуки бьющихся осколков. Талия женщины казалась до невозможности тонкой, а движения легкими и плавными, точно у феи реки Ло[96].
Внезапно она оступилась, но ее поймал в свои объятия Хунли.
Он почувствовал запах вина и нахмурился:
– Почему вино настоящее[97]?
Звуки хуциня и цянской флейты[98] тут же смолкли. Чжилань поспешила объяснить:
– Государь, смилуйтесь. Госпожа загрустила и, чтобы развеять тоску, приказала взять настоящее вино, а я не посмела ей перечить…
– Вздор!
– Ваше величество, государь… – пролепетала опьяневшая красавица в его объятиях, будто очнувшись. Она начала плакать и звать его.
Хунли поднял ее и отнес в опочивальню.
Ли Юй и Чжилань понятия не имели, что будет дальше. Расположившись у двери, они оставили императора с благородной супругой наедине.
– Благородная супруга, – произнес Хунли и осторожно положил ее на постель. – К чему эти слезы?
Она повернула к нему заплаканное прекрасное лицо.
– Государь, отчего вы больше не зовете меня Синьэр? – горестно спросила она.
Хунли нахмурился.
Госпожа Хуэй прижалась к его груди и тихонько всхлипнула:
– Я бы предпочла остаться вашей Нинсинь[99].
Хунли взглянул на нее:
– Благородная супруга, ты пьяна…
– Нет же! – ответила та, дыша винными парами. Алкоголь позволил чувствам, так долго мучившим ее, вырваться наружу. – Я так любила петь и танцевать, а вам так нравилось смотреть. Но после того, как мы оказались в этом дворце, вы все реже навещаете меня, мы теперь будто совсем чужие друг другу.
– Я остался таким же, – ответил Хунли, обнимая ее в ответ. Молодая женщина была такой горячей, он же – холодным, как и его слова. – Это ты изменилась.
– Вовсе нет! – резко воскликнула благородная супруга Хуэй, глядя на него покрасневшими от слез глазами. Губы ее задрожали: – Синьэр ведь стала вашей благородной супругой, благородной супругой Великой Цин. Если бы я, как и прежде, пела и танцевала днями напролет, то меня бы на смех подняли за недостойное поведение! Вот почему Синь-эр перестала петь и танцевать! Вы поэтому разлюбили свою Синьэр?
Внезапные рыдания сотрясли ее тело – она расплакалась, точно маленькая девочка, всем телом прижимаясь к Хунли:
– Мне не нужны правила и порядки! Какое они имеют значение, если вам я больше не мила? Государь, ваше величество, не оставляйте меня! Не оставляйте меня одну! В этом огромном дворце я только на вас и могу положиться!
– Вот чепуха, – успокаивал ее Хунли, поглаживая по спине. – У тебя ведь есть семья…
– Нет у меня семьи! – В голосе благородной супруги Хуэй внезапно зазвучала сталь. – Ваше величество, вы знаете, от чего умерла моя матушка?
Вышедшую из берегов Хуанхэ заполонили ватаги речных пиратов. Гао Бинь, отец благородной супруги, пытался отвоевать реку у разбойничьего сброда. Закончилось все победой верных подданных императора. Единственной пострадавшей оказалась мать госпожи Хуэй.
– Речные пираты захотели мести – отцу и дяде удалось сбежать, а нам с матушкой нет. Мне тогда всего пять лет было…
На корабль напали. Полчища пиратов, устроивших засаду, ринулись на борт, словно саранча. Гао Биню и его брату удалось вырваться, но к его жене и дочери Небеса оказались не так милостивы.
Маленькая Нинсинь тогда могла только
