– А другие корабли?
– «Вилькицкого» вдоль располовинило. Газовоз по боку чиркнуло, а «Якутск», «Щербин» и «Тольятти» вообще не задело – в изгибе канала стояли.
«Вилькицкий» – ловит Андрей знакомое название. «Чудо-девушка Маша» – вспоминаются слова Ефима. Брату сейчас лучше не говорить – потом.
– С Севморфлотом связались? С Москвой? – задает он главный вопрос.
– Не можем. Нет связи… Ты, если в состоянии, помоги своим в БПУ.
– Мне в радиорубку нужно – связь восстановить, – отнекивается Андрей. – Где она у вас?
Старпом странно на него смотрит и обращается к врачу:
– Семеныч, вколи ему чего-нибудь, чтобы успокоился. Похоже, повредился Ефим.
– Я мигом, – тот достает из сумки инъектор. Андрей понимает, что если его уколют, то уснет не он, а Ефим, которому сейчас надо выбраться из Кремля.
Подав импульс тройной амплитуды на мышцы рук, он с трудом, но все-таки выкручивает у доктора шприц. Руки у брата будут болеть еще неделю. Оставив старпома с доктором в растерянности, он устремляется в радиорубку – схема корабля нашлась в Импернете.
В радиорубке всего один человек – корпит у аппаратуры, пытаясь наладить спутниковую связь.
– В чем затыка? – спрашивает Андрей, но уже сам видит на экране, что сигнал поднимается на спутники и замирает. Связи с материком нет.
– Ефим Петрович, ты чего пришел? – косится на него радист.
– Я сейчас один адресок попробую по-быстрому и пойду. – Не дожидаясь ответа, Андрей набирает на клавиатуре IP-адрес своего БРУСа и пароль доступа. – Готово, – говорит он. Индикаторы связи зеленеют. Потоки данных устремляются в Импернет – через заплечный контейнер его шалтая.
Радист провожает его ошарашенным взглядом. На пороге Андрей останавливается, чтобы дать совет:
– Свяжись с «Шойгу». На нем есть спасательные вертолеты. Пусть присылают.
– Гадство! Это еще кто такие? – ругается Ефим, когда видит, как из здания Арсенала выбегают солдаты в гвардейских мундирах войны 1812 года.
– Почетный караул, – подсказывает Андрей.
– Ряженые, значит, – веселеет Ефим.
Солдат, тащивший стопку поленьев, раздает их товарищам – те изготавливаются к стрельбе.
– Реактивные гранатометы, – предупреждает Андрей.
– Ого, серьезная заявка на победу, – бормочет Ефим на бегу. Ракета летит в шалтая – тот хлестким ударом стрекала отбивает ее в сторону, и смертельная стрела проскакивает в сантиметрах от кабины.
– Да ладно… – только и может произнести Андрей.
– Что, брат, такого даже в цирке не увидишь?
– Но как?
– Ты забыл? Я же лучший, – напоминает Ефим, ныряя в Троицкие ворота. В ту же секунду вторая ракета врезается в контейнер у него за спиной. Пройдя насквозь, кумулятивная струя проминает керамическую броню и расплескивается по пакету арамидной ткани, вдавив его в кабину. Автоматика успевает сбросить поврежденный контейнер до того, как тот взрывается – такова особенность мощных аккумуляторов. Шалтаю отрывает ноги. Шаром для боулинга он катится по мосту. Позади обрушивается Троицкая башня…
– Брат, ты жив? – спрашивает Андрей пару минут спустя.
– Это ты себя спрашивай. Тело-то твое.
– Ты пострадал?
– Дай подумать… Кажется, ног не чувствую.
– Очень смешно.
Вдвоем они пытаются решить, что делать дальше. Голова шалтая расплющена. Остались только простые фотодатчики по всему корпусу. Ног нет – есть пара щупалец.
Теперь, когда внешний аккумулятор потерян, БРУС, обеспечивающий связь терпящего бедствие каравана с миром, расходует встроенную в шалтая батарею – ее хватит минут на двадцать. Часики тикают – до атаки на Москву всего полчаса.
– Тут недалеко. Пошли, – говорит Ефим. Выпустив стрекала, он использует дно кабины как опору. Со стороны шалтай напоминает инвалида-тележечника, только двигается на порядок быстрее.
– Как думаешь, кто все это устроил? Твои ближневосточные знакомцы? – спрашивает Ефим, когда поворачивает с Манежной на Боровицкую. Мимо проносятся робомашины, в воздухе скользят летуны. Изломанный шалтай вносит легкое разнообразие.
– Нет, – отрезает Андрей. – Они обожают свои джихад-тойоты и запах гексогена по утрам, но взлом нейронов для них совершенно неприемлем – шайтан-технология.
– Китайские «друзья»?
– Тоже нет. Они мастера промышленного шпионажа. Выносят все подчистую, но делают это очень тихо – когда воруешь, шуметь нельзя. А тут такая наглость, что дух захватывает. Им не нужны наши технологии, они пришли, чтобы разрушать и убивать. Кто бы это ни был, они обнаглели сверх всякой меры. Ничего, еще выясним. И накажем, чтобы неповадно было.
– А что, если мятеж? Те девять… – намекает Ефим, и Андрей понимает, о чем речь – о возрождении монархии в России.
Крах выборного президентства стал очевиден в тридцатых годах. Вместо того чтобы рожать прекрасных сынов, достойных того, чтобы в выборной борьбе занять пост главы государства, система упорно производила политических кадавров – один страшней другого, так что постоянное продление сроков правления уже не казалось кощунством по отношению к основам демократии. Все больше людей приходило к тому, что лучше короновать кого-то достойного, чем каждые шесть лет участвовать в рулетке ужасов. Но оставался вопрос – как выбрать того единственного, кто прослужит на благо родины всю жизнь? Любая существующая кандидатура вызывала неприятие части общества. Решение было найдено. Помазанника надлежало создать с нуля. Из знатных родов прошлого было отобрано тридцать самых здоровых младенцев. Их воспитывали в любви к Богу и Отечеству, с младых ногтей обучали управлению государством. Царский класс – так их назвали. К выпускным экзаменам их осталось десять – прочие отсеялись. По результатам Земского Собора – всенародного референдума – был выбран теперешний император. Остальные девять получили титулы князей и заняли крупные правительственные посты.
– Исключено. Это лучшие люди Империи, – говорит Андрей. – К тому же, у государя уже есть наследник. Кстати, все девять сейчас в том зале.
Свернув на Знаменку, они быстро добираются до здания Министерства обороны. Шеф сдержал обещание – для Андрея уже выписан пропуск. Ефим покидает шалтай. Китель потный и мятый, но, слава богу, крови нет. Только ушиб во всю спину – пилотское кресло смягчило удар. Ефим пытается пройтись, но ноги все время подкашиваются.
– Как ты на них ходишь? – спрашивает он с досадой.
– Я больше на шалтае езжу, – отвечает Андрей.
Когда Ефим проходит рамку металлодетектора, раздается тревога. Он молча разводит руками.
– Проходите, господин подполковник. Нас предупредили, – кивает офицер охраны.
В фойе Ефим замирает перед ростовым зеркалом – на него смотрит усталый небритый человек.
– У твоего тела глаза красные. Что с тобой? – спрашивает он Андрея, наблюдающего за каждым его шагом.
– Коньяктивит.
– Бухаешь, да?
– Помогаю базальным ядрам расслабиться.
– Бросай это дело, старшенький, пока ядра не атрофировались.
– Двигай скорей.
Когда лифт поднимает их на нужный этаж, Андрей говорит:
– Дальше я сам. Отправляйся на корабль. Объявлена аварийная эвакуация. Все спускаются на лед.
Вернув брату тело и забрав назад свое, подполковник открывает дверь пункта управления кодом, полученным от шефа – видео с «Брусилова» помогло тому убедить нужных людей.
В помещении витает запах моря. Влажно и тепло, как в сауне. Слева – три флоат-капсулы, обеспечивающие полную сенсорную депривацию. Справа – письменные столы. Шеф объяснил, что сам центр управления полетом – где-то выше, но непосредственный контроль ведется отсюда. В первых двух капсулах – сменщики основного оператора. Андрей отсоединяет кабели оптической связи, чтобы исключить этих двух из уравнения. Перед тем как приступить, он обыскивает столы. Берет настольную лампу. Редкая удача – есть плавный регулятор яркости. Подключив лампу рядом с третьей капсулой, он отрезает провод, идущий к плафону, и зачищает концы.
Капсула открывается легко. В ней – молоденький лейтенант СИБ в водолазном костюме. Под опущенными веками мечутся глазные яблоки, как в фазе быстрого сна. Тело, погруженное в теплый соляной раствор, расслаблено. Надувной воротник не дает голове утонуть.
Андрей связывает оператора бечевкой от жалюзи и закрепляет на плечах провода. Пора просыпаться. Подполковник сдергивает с лейтенанта дыхательную маску. Паренек дергается, расплескивая воду. В его глазах непонимание.
«Господи, он еще совсем зеленый», – мысленно стонет Андрей.
– Как тебя зовут?
– Борис.
– На кого работаешь, Борис?
– Господин подполковник, это проверка?
– На кого работаешь?
– Я не понимаю.
Разговор не переходит в конструктивное русло, а время улетучивается – Андрей пускает ток, поворачивая колесико яркости.
