– А почему вы никогда не рассказывали про своих детей, Лев Симонович? – спросила Даша. – Даже обидно.
– Не знаю, Даш… Как-то в голову не приходило.
– А зря, – сказала Даша. – Теперь уже поздно.
– Почему поздно?
– Не знаю. Поздно, и все тут. А, кстати, сколько сейчас?
– Не знаю. Сейчас посмотрю. Полпятого.
– Вот. А вы говорили, что в пять доедем. Говорили?
– Ну, я имел в виду другое… Что если будет такая же скорость, то можно успеть к пяти. Я не имел в виду при таком движении…
– Нет, ну вы говорили или нет?
– Слушайте, Даш, – вдруг раздраженно сказал Лева, чувствуя, как усиливается боль, как резкие уколы свербят висок. – Слушайте, что вы меня ловите на слове?
– Я не ловлю вас на слове, Лев Симонович, но вы говорили, что к пяти мы будем уже в Москве. А нам еще пилить в лучшем случае полтора часа. Вы говорили или нет?
– Да, я много чего говорил, Даш. Я, например, предлагал остановиться и отдохнуть. Это я тоже говорил.
– При чем тут это? При чем тут ваш отдых? Вы вообще больше эту тему не поднимайте, я вас прошу. Если я остановлю машину, я просто отрублюсь, сразу. Ну что вы будете делать с машиной, со мной, с Петькой, наконец? Вы об этом подумали? Зачем вы снова поднимаете эту тему? Я просто сказала, что вы ошиблись в расчетах.
– Я ошибся в расчетах.
– Но только не надо делать из меня сварливую истеричную идиотку. И спорить не надо. С человеком, который за рулем. Просто я сказала вам – нельзя в дороге зарекаться. Это плохая примета. Очень плохая.
– Волк! – вдруг крикнул Петька.
– Где? – очнулся от сна Стокман. – Где волк, Петюня?
– Где волк, сынок? – спросила Даша.
– Волк! Волк! – кричал Петька.
В этот момент их обогнал трейлер.
Лева еще успел подумать о том, причем сразу, одновременно, что зря они говорили о волке столько времени, что вот, в голове у Петьки родился образ, и теперь он не будет давать ему покоя, и о том, что эти чертовы трейлеры ездят со страшной скоростью, по левой полосе, создавая угрозу…
Но угроза была не от трейлера.
– Даш, смотрите на дорогу… – успел сказать Лева.
– Лев Симонович, я вас очень прошу, прекратите мне делать замечания… Просто волка очень хочется увидеть.
– Я не делаю замечания, я просто напоминаю вам о том…
Лева трудно подбирал слова, фраза выталкивалась из него как-то трудно и нелепо, он хотел оборвать ее, но она все никак не обрывалась, ее выталкивало неизвестно откуда взявшееся раздражение на Дашу, боль, досада на себя, и пока он говорил эту фразу, он не успел сказать другую. Вернее сказал, но поздно…
– Даш, осторожно… – сказал он, когда уже было поздно.
* * *
Как только трейлер исчез, он заметил пьяного, который переходил дорогу. Покачиваясь, он стоял между двумя полосами движения и пытался поймать момент удачи, когда можно перебежать на другую, спасительную сторону.
Когда машина поравнялась с ним, он побежал.
– С ума сошел! – закричала Даша, поворачивая руль, но он уже успел боком упасть на капот, локтем продавить лобовое стекло, перевернуться, взлететь ногами вверх и упасть где-то сзади.
В тот момент, когда он пробивал локтем лобовое стекло, Даша резко нажала на тормоз.
Дальше Лева закрыл глаза и резко качнулся вперед, а когда открыл их, то почувствовал на руках что-то теплое и мокрое.
* * *
Слава богу, Даша была пристегнута, он тоже.
Стокман тоже почти не пострадал, немного ударился лбом.
Петька оказался у него на руках, он вылетел со своего места, где стоял, показывая рукой на волка, и врезался головой в панель управления.
– Нет! Нет! Нет! – кричала Даша. Кричала всухую, без рыданий.
Лева вдруг почувствовал странную ясность и отчетливость каждой секунды.
Он знал, что сейчас должен выйти из машины и посмотреть на пострадавшего – жив ли. Что это главное.
Он ясно видел, что Петька жив, хотя и шибанулся головой.
– Ремень отстегните, – сказал он Даше. – Выходите из машины и осторожно выносите ребенка. Сережа, помоги.
А сам вышел и на дрожащих ногах подошел к человеку, который лежал на дороге, уткнувшись лицом в асфальт. Один ботинок валялся поодаль. На расстоянии нескольких метров лежал сломанный, рассыпавшийся на части мобильник, очень старой конструкции, видимо, вывалившийся из кармана брюк.
Лева подошел к нему и встал на колени.
Было очень страшно трогать его за руку и переворачивать. Лева очень боялся увидеть мертвое обезображенное лицо.
Но лицо было не мертвое и не обезображенное, а просто сильно поцарапанное.
Человек медленно открыл левый глаз.
– Господи, живой! – выдохнул Лева и наклонился еще ближе к этому дорогому, чудесному лицу. Лицу живого человека. – Держись, мужик… – сказал он, сглотнув комок.
– Кто меня сбил? – хрипло прошептала жертва, глядя на Леву ясно и прямо.
– Мы тебя сбили, успокойся… Лежи тихо.
– Кто меня сбил, блядь? – повторил он, не понимая, что говорит ему Лева.
Сзади подошла Даша и спросила тихо:
– Что с ним?
– Он живой! Живой, Даш!
– Конечно, живой, – брезгливо сказала она. – Он же пьяный совсем.
… Даша была права. Несомненно, Лева и сам это знал – очень пьяные люди в момент подобных столкновений иногда остаются живы, потому что расслабленный алкоголем организм сам, без участия мозга, замедленных реакций, интуитивно принимает нужные решения, позволяя телу правильно сгруппироваться и правильно упасть. Это бывает редко (ведь чаще такие столкновения лобовые и на большой скорости), но бывает.
Позднее выяснилось, что Даша вообще все сделала правильно – успела сбросить газ, вывернуть руль, а уж потом только затормозила. И про пьяного она сказала правильно, и вообще ни в чем (это Лева понял сразу) не была виновата, скорее уж, виноват был он.
Но в этот момент Лева даже слегка обиделся на Дашино равнодушие к судьбе пьяного.
– Он живой, Даш, вы понимаете, что это значит?
Его переполняло чувство нежности и сострадания к этому пьяному организму. Больше всего в жизни он желал добра и здоровья именно этому человеку, лежавшему сейчас на дороге. Потому что смерть его принесла бы им всем неисчислимые несчастья и навсегда (Лева твердо это знал) наложила бы печать на их дальнейшую судьбу.
Но, к счастью, малый был жив.
Он стонал, попытался перевернуться, но скорчился от боли.
– Даш, что с ребенком? – спросил Лева и встал.
Наконец она зарыдала.
Это, конечно, было необходимо, но Леве некогда было ее успокаивать, он побежал назад, к машине, стоявшей косо у обочины.
Больше всего его раздражали машины, сплошным потоком проносившиеся мимо. Никто и не подумал остановиться.
Стокман расстелил куртку и положил на нее Петьку.
Петька дышал, глядел испуганно.
– Голова кружится, Петь? – спросил Лева.
Петька кивнул.
– Главное, пить ему не давай. Ни в коем случае, – сказал Лева Стокману.
Они с Дашей начали кого-то останавливать, и скоро, скрипя тормозами, к ним зарулила старая «Волга». В ней, слава богу, сидела семья – женщина, мужчина, ребенок.
– Помогите! – крикнул Лева. – Беда у нас! «Скорая» нужна.
– Да я видел «Скорую»! – вдруг закричал мужик, садясь обратно за руль. – Только что в другую сторону проехала… Попробую догнать.
Женщина с ребенком вышла из машины, также брезгливо, как Даша, посмотрела на пьяного и занялась Петькой.
Она разговаривала с ним тихо, ласково, взяв его за руку, а ребенок стоял в стороне и скучал, испуганно глядя на разбитую машину.
В этот момент Лева заметил вдруг, что Стокман обнял Дашу и ведет ее вдоль дороги, обняв за плечи, утирая слезы, успокаивая.
… И она доверчиво уткнулась ему в плечо.
* * *
Лева помнил очень многое, но бессистемно, вразброд.
Сначала подъехала «скорая», старый раздолбанный уазик с красным крестом на коричневом боку, мужик на «Волге» все-таки сумел догнать и уговорить, они переворачивали пьяного, за ноги, за руки, клали на носилки, пьяный стонал и ругался, требовал свой мобильник, Лева торопливо засовывал сим-карту ему в карман куртки, Стокман требовал у полной женщины-врача обязательно записать, что это был пьяный, совсем пьяный, она осуждающе смотрела на Дашу, потом укладывали в «скорую» Петьку, Стокман нес его на руках, потом Стокман уехал в больницу и появились гаишники, Лева помнил ярко-желтую новенькую куртку, и фуражку с шашечками, под которой виднелось хмурое розовощекое лицо, идеального цвета лицо, с голубыми глазами, и как гаишник, выслушав Дашу и отобрав у нее права, сурово сказал:
– Плохо все это, Дарья Сергеевна. Очень плохо. Вы меня поняли?
Она кивнула.
Лева помнил, как мимо них ходил народ из поселка, хмуро заглядывая в машину, где сидели они с Дашей, но никто не подошел, ни о чем не спросил. Помнил, как измеряли длинной веревкой расстояние от их машины до того места, где лежало тело, как ловили буксир, как тащились в ГАИ, как туда из больницы приехал Стокман, как записывали показания – но уже очень смутно, потому что Стокман вытолкал его из кабинета и дальше вел переговоры сам.
