плебей обзавелся такими способностями. Или вовсе уничтожат.
Какая там судьба у «одаренных» простолюдинов, не пожелавших вступить в ауксиларии? Криминал, бродяжничество и вечный страх быть обнаруженным. Тут я вспомнил тех мутных типов, устроивших мне новогоднюю прогулку. Вот они-то, пожалуй, обрадуются, если в отчаянии, я сам прибегу к ним.
Лег поудобнее. Ладно, прочь дурные мысли. Посмотрим, как там обернуться дела. По идее-то, я ничего страшного не сделал. Вспылил просто. К тому же, имел к этому все основания. Но вот для общества Третьего Рима, я практически опасный безумец, посмевший столь неуважительно разговаривать с представителем высшей аристократии, три раза их всех через коромысло!
Интересно, наказание на меня наложат здесь, по-свойски, так сказать или отправят в тюрьму Кагошимы? А там уже, суд и приговор. Да, бред же. Ничего такого не будет. Отправит Воронцов меня полы драить, Настьке в помощь. Кстати, а что тогда делать, смириться, бежать, бороться?
За дверью послышался шум. Загрохотали запоры и дверь открылась.
— Вот это ты учудил!
Белов смотрел на меня со смесью недоверия и чрезвычайного удивления.
— Ну, выходи, хватит нежиться-прохлаждаться, потолком любоваться.
Я вышел. Там стояли все наши, из техникума. Настя смотрела на меня с удивлением, долей восхищения и даже, как мне показалось с завистью. Коновалов, Макаров и Фадеев тоже пучили глаза, но скорее с неодобрением.
— За мной, бойцы-молодцы!
Белов зашагал прочь от лагеря. Мы двинулись следом.
— А куда мы идем? — тихо спросил я.
Молчание в ответ. Я непонимающе посмотрел на товарищей.
— Тростник ломать, точнее бамбук, — нехотя ответил Макаров.
— Зачем?
— Разговорчики в строю! — одернул нас Белов.
Дальше мы шли молча.
Макаров не соврал, вскоре мы подошли к небольшой бамбуковой рощице.
— Шелестов!
Я шагнул к Белову.
— Задача — наломать прутья бамбука, сто штук. Диаметр ствола примерно такой, — аукс оттопырил большой палец. — Ломать будешь голыми руками. Ну, если не дурак, сообразишь. Выполняй.
Я двинулся к роще. Остальные остались стоять.
— А вы? — спросил я.
— А мы, Мишка, на разговоры шибкий слишком, будем следить, чтобы ты не убег.
Белов пожал плечами и махнул рукой в сторону рощи.
Не знаю, зачем тут кому-то понадобился бамбук, зато, кажется, понял, что для меня придумал Воронцов. Будет гонять на самые грязные работы. Не сам, конечно, он только приказ такой отдал. А за него все сделают Белов и остальные, в чье распоряжение я попаду.
Забравшись в рощу, стараясь идти, как можно шумнее, чтобы распугать змей, я нашел подходящий побег. Высотой метра три, у основания куда толще, чем показал Белов, но по остальной длине подходящий. Попробовал сломать его. Растение поддавалось с трудом. Я матерился, потел, обдирал руки, но кое-как сломал побег, измочалив его у места слома.
Так, ну на фиг такую работу. Блин, это напыщенная морда — Воронцов, знает, как задолбать человека. Я пока сотню стволов сломаю, следующее утро настанет. А руки постираю в кровь. Навряд ли, он мне выпишет больничный бюллетень, чтобы я залечивал ладони.
Нашел следующий подходящий побег. Подумал. Черпанул Мощи. Сбросил ее почти всю обратно, оставив в прямом смысле искорку. Поднес пальцы к бамбуку и пережег ствол. Побег упал. Ну, вот, другое дело. Нет уж, Ингвар Алексеевич, не одолеть тебе простого, но смекалистого парня!
Дела пошли веселее. Теперь, больше времени уходило на поиски подходящего побега, чем на то, что бы срезать его. Когда бамбука набралась целая охапка, я собрал его и вытащил к остальным.
— Молодец, — как-то без энтузиазма похвалил меня Белов.
При этом, он почему-то поежился. Настя и парни тоже смотрели на меня без особой радости. Почему, интересно? Им-то, что. Сиди, да грейся на солнышке. Мишка Шелестов все сделает, согласно приказу великого и ужасного Воронцова.
Я еще раз углубился в рощу. И вскоре вытащил оттуда следующую охапку. Бросил к остальным побегам.
— Все, сотня.
Белов посмотрел на бамбук.
— Коновалов, пересчитай!
Тимофей принялся перекидывать объемную охапку.
— Сухомлинова, обрезай концы. Чтобы палка в метр примерно вышла. Давай, аккуратней.
Пока Коновалов с Настей занимались своими делами, я присел отдохнуть. Видимо, Воронцов, а может это вовсе и не он, а тот капитан, что пытался меня ударить, исходит из принципа — задолбай солдата. Вся эта эпопея с бамбуком, для меня не имела никакого смысла.
— Ровно сто, — подтвердил Коновалов.
Белов походил у пачки обрезанных побегов. Разделил ее на пять равных частей и приказал нести в лагерь. Дорога обратно далась нелегко. Я уже устал за сегодня, как собака. Ходил в горы с Настей. Потом искал там гибрида, затем поход в город и битва с Идолищем. Откуда во мне только силы?
Совершенно измученный, я доплелся до своего контейнера-тюрьмы. Белов сам проводил меня к нему, приказав остальным очищать бамбуковые палки от мелких побегов и листьев. Когда я перешагнул порог. Белов, с серьезностью, вовсе ему не свойственной, произнес:
— Держись завтра, братец, и, это, не обессудь.
— Ты о чем это?
Какое-то нехорошее предчувствие сжало мне сердце.
— Не догадался еще?
— Нет.
— Воронцов приказал тебя через строй прогнать.
— Чего?
Я не сразу понял, о чем говорит аукс. Потом, медленно стали всплывать воспоминания, что я где-то читал — раньше было такое наказание, для провинившихся солдат. Все вставали в два ряда, а провинившегося проводили между ними. И каждый солдат обязан был, как следует протянуть своего товарища шомполом. Не каждый выживал после этого. После прогонки, у приговоренного слезало мясо со спины и даже виднелся хребет.
— Ты серьезно? — ошарашено спросил я.
Белов кивнул.
— Такого уже лет сто не применяли, но право-то такое у Воронцова есть.
— Да вы что, совсем офанарели, какое право, запарывать людей на смерть?
— Именно. Не веришь? Контракт надо было читать внимательней, есть право у патрициев, своих ауксов так наказывать. Только я уже говорил, сто лет такого не было. Может, того, пронесет.
Дверь захлопнулась, заскрежетали засовы. Я остался стоять в полном ошеломлении. Прогнать через строй? Меня будут лупить бамбуковыми палками, которые я сам же собрал? Серьезно? Что за средневековье в современном мире?
Я шагнул к своему самодельному ложу. Опустился на него. Этот мир развивался несколько иначе, чем наш. Какие-то устаревшие правила могли сохраниться, но их уже никто не применял. Белов так и сказал. Но Воронцов решил стряхнуть пыль с древней экзекуции и применить ее ко мне. Скотина!
Лег. Спина заныла. Солнце уже давно клонилось к закату, так что его лучи едва проникали сквозь щели моей импровизированной тюрьмы. Вот уж, хрен вам! Я прямо сейчас наберусь Мощи, вынесу к дьяволу дверь, и потом ищите меня!
