насколько это мощно? Вы настоящий подарок, и нам невероятно повезло его получить. Самое дикое, что вы даже ничего не требуете взамен. Мы не заслуживаем той любви, которую вы нам дарите. Мы всего лишь четверо парней, которые познакомились в музыкальном лагере год назад, и теперь у нас есть все, потому что вы увидели нас и решили подарить нам мир. Вот так.
Джон энергично кивает. Зак не сводит с меня глаз.
– Худшая часть нашей работы, – говорю я, желая, чтобы мой голос не дрожал, – это то, как долго нам запрещали отвечать вам взаимностью. Вот уже много лет нас загоняют в угол и говорят, кем нам позволено быть. У нас отняли наши имена, у нас отняли наше достоинство. Мы были вынуждены перейти моральные границы. Нас одевали в одежду, которая нам не нравится, нас учили лгать. И чем больше мы пытались достучаться до вас, тем больше нас сдерживали. Но мы хотим, чтобы вы нас увидели. Глубоко внутри мы надеялись, что, может быть, вы все равно нас видели. Как Энджел, например, который прыгает по всей сцене? Это примерно четверть энергии, которую мы получаем от него. – Энджел делает вид, что бросает на меня злобный взгляд, и я прищуриваюсь. – Даже в самый тихий день, – добавляю я, и аудитория смеется. – А Джон? Он всегда присматривается к другим людям, постоянно готов помочь и сказать то, что нужно услышать. Он милый, нежный, он поддержит в трудную минуту. И Зак… – мой голос срывается, и я пытаюсь успокоиться. Не получается. – Зак…
– Рубен, – шепчет Зак. Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему. Он протягивает руку к микрофону. Я вопросительно поднимаю брови, когда он забирает его у меня. – Я не хочу, чтобы все делали за меня, – шепчет он, прежде чем поднять микрофон. Сначала я неправильно его понял и подозреваю, что он передумал. Затем мои слова из нашей ссоры на прошлой неделе возвращаются в голову, и я понимаю.
– Мы с Рубеном тоже были вынуждены кое-что скрывать, – говорит Зак. – Самая большая ложь в том, что Рубен – мой парень. Мы вместе уже некоторое время.
Шум, доносящийся из толпы, – это не тот шум, который я когда-либо слышал раньше. Я не могу точно определить эмоции, положительные они или отрицательные. Лучшее слово для этого, вероятно, просто «шок».
– Мы говорим вам это, потому что быть самими собой и выражать миру ту самую истинную версию себя, – самая настоящая свобода. Мы хотим вернуть эту свободу, даже если вы не захотите принимать эту правду. – Зак моргает, смотрит на микрофон, как будто только что заметил, что держит его, затем поспешно передает его обратно мне. Я думаю, он поражен тем, что сейчас сказал.
Я заканчиваю за него:
– Мы стоим здесь и делимся этим с вами, потому что любим вас. Мы вам доверяем. Мы уважаем вас. Самое главное, мы считаем, что вы заслуживаете от нас большего, чем просто хорошо поставленное шоу.
Я ставлю микрофон обратно на подставку и смотрю в камеры с высоко поднятой головой. Теперь незачем прятаться. Ничего личного. Только я – мы – толпа и миллионы глаз, которые будут смотреть на повторе этот момент сегодня, завтра и всю оставшуюся жизнь.
Взяв Зака за руку, я поворачиваюсь к толпе. Сначала я рассматриваю их как единое целое. Они корчатся, ликуют и кричат. Затем я приглядываюсь внимательнее и фокусируюсь на некоторых лицах. Кто-то в третьем ряду прикрывает рот обеими руками, подпрыгивает на месте. В центре пятого ряда девушка стоит неподвижно, уставившись на нас с отвисшей челюстью, в то время как девушка рядом с ней машет сложенными руками в воздухе. Во втором ряду, слева, два мальчика обнимают друг друга. Один, кажется, плачет в грудь другому, но он поворачивает голову ровно настолько, чтобы я мог убедиться – это слезы радости.
Я медленно провожу взглядом по рядам, смотря на большое количество людей. Между нами теперь нет преград. Впервые я не чувствую, будто смотрю на них сверху вниз с недосягаемой высоты, словно нас разделяет непроницаемая стена. Внезапно я становлюсь частью толпы. Я – часть их. Мы одно целое. Все четверо из нас.
Музыканты играют вступительные аккорды Unsaid, Зак радостно выдыхает и поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. Он размахивает нашими сплетенными руками, приветствуя толпу, и раздается радостное ликование, приветствующее нас в ответ.
Я улыбаюсь и поднимаю микрофон, чтобы начать первый куплет, все еще держа Зака за руку.
Глава 28
Зак
Как только камеры выключаются, начинается хаос.
Охранники уводят нас со сцены. Толпа начинает освистывать их, а не группу. По крайней мере, мне так кажется.
– Зак, мы любим тебя! – кричит кто-то.
За кулисами нас ждет Эрин.
– Что ты наделал? – с круглыми глазами спршивает она. – Я не смогу это исправить!
Она достает телефон и уходит вниз по коридору, наверное, чтобы побыть в одиночестве. Похоже, Энджел определенно получил то, что хотел.
Мы посеяли хаос.
Я закрываю глаза и вижу фанатов, собравшихся снаружи. Теперь они знают. Они наконец-то знают. В толпе я заметил молодого парня, и по выражению его лица, когда мы сообщили новость, я понял, что он нас услышал. Он увидел кого-то вроде него на сцене, и мы дали ему надежду. Даже этот случай делает наш поступок стоящим. К черту Chorus. Если мы помогли кому-то почувствовать себя лучше, то это нечто гораздо большее, нежели побить очередной рекорд или заработать еще больше денег для Джеффа. Вот чем должна быть группа Saturday. Я еще никогда так сильно не гордился тем, что я в бойз-бенде.
К нам подходит ведущая Good Afternoon United States Келли со своим соведущим Брендоном. Настала рекламная пауза. Они должны были пообщаться с нами после выступления, но, очевидно, план изменился.
– Ну, это было неожиданно, – говорит Брендон.
– Можешь повторить это еще раз, – говорит Келли. – Отличная работа, мальчики! Знаете, мой племянник – гей.
– Неплохо было бы предупредить, – перебивает Брендон, его обычный жизнерадостный настрой сменился чем-то унылым. – Чтобы я не был похож на выброшенную из воды рыбу, когда меня снимают на камеру.
– Мне жаль, но если бы мы предупредили вас, Chorus запретил бы давать интервью, – говорит Рубен, и моя грудь наполняется гордостью. – Это должен был быть сюрприз.
Брендон усмехается и шагает к нему.
– Ты ведь знаешь, что будет после? Тебе конец, парень. Вам всем.
– Ну, хорошо, – отвечаю я. – Если люди злятся на нас за то, что мы вместе, значит, мы не хотим иметь с ними ничего общего.
– Да! – радостно поддакивает Энджел. – Зак, возможно, я полюблю нового тебя.
Брендон смеется, но это звучит жестко.
– Сейчас ты улыбаешься. Но когда вас выбросит на берег и вы будете умолять о внимании, ты изменишь свое мнение.
