— Здравствуйте, Жан. Как ваши дела?
— О, Пьер, Арман, Серж, от души приветствую вас. Давно не виделись. А дела мои, сами понимаете, неважные. На ниве стихосложения полное затишье, как и ожидалось. Всё эта война, будь она трижды неладна! Если бы не ваша щедрость и не покровительство маркизы де Пуатье, то не знаю, что бы я делал. Вот влачу жалкое существование.
— И, пожалуй, неплохо влачите, если судить по слегка округлившимся щекам и вполне приличному вину перед вами, — отметил Арман, разглядывая бутылку, стоящую на столе. Мы, пожалуй, закажем такое же.
Жан слегка закраснелся от смущения, но быстро нашелся, что ответить.
— Жалкое существование может быть не только от бедности, но и от безделья, скуки.
— Бросьте, Жан, какая скука может быть с Сюзанной? Скука начнется, когда кардинал вернется из похода, — рассмеялся Пьер.
— Что вы, что вы, тише! Разве можно так неосторожно говорить, — забеспокоился поэт. — Вдруг кто услышит. Тогда скука мне будет обеспечена на много лет вперед. И это в лучшем случае.
— Ладно, ладно, оставим эту тему. Но скука имеет иногда и хорошую сторону. Скучая, вы прислушиваетесь к слухам, сплетням. А таверна для этого благодатное место. Поделитесь с нами, Жан.
— Но вас вряд ли интересует слух о сапожнике с улицы Флери, сбитом каретой.
— Нет, конечно.
— Графиня дю Валетт беременна на седьмом месяце. Хотя ее муж не приезжал в Париж из лагеря под Ла-Рошелью уже больше года.
— Не нагоняйте на нас вашу скуку, Жан!
— А разговоры о том, проиграем мы войну с Ла-Рошелью или не выиграем?
Мы дружно рассмеялись.
— Тоже ерунда. Нам бы что-нибудь странное, таинственное.
— Понятно. Как обычно вас больше интересуют политические ужасы. Тогда, может быть, о заговоре герцогов? Хотя и с сапожником тоже много таинственного.
— А про герцогов это не сказка?
— Кто знает.
— И что про герцогов говорят? Какие герцоги?
— Говорят что-то страшное и непонятное. Якобы крупные синьоры юга Франции очень недовольны кардиналом Ришелье и войной с Ла-Рошелью.
— Ну, таких недовольных во Франции и Париже всегда полным полно!
— Так-то оно так, но эти якобы уже сколачивают заговор в Париже для свержения короля и, конечно же, кардинала, а им потворствует сам принц Конде.
— Как раз вот этот-то может потворствовать кому угодно, лишь бы сесть на трон. И что говорит молва о готовности заговора к действию?
— Говорит, что о готовности и думать нечего.
— Почему?
— Оказывается, что и крупные синьоры северо-запада Франции тоже недовольны правлением Людовика тринадцатого и готовят в Париже свой заговор под покровительством герцога де Бофора.
— И этот метит в короли?
— Вот это как раз и неизвестно. Может, метит, а может, прикрывает другого претендента. Во всяком случае, не Конде.
— А эти-то готовы выступить?
— Тоже совсем не готовы. Обе группы, партии знают о существовании друг друга, но вступить в общий сговор не могут. Из претендентов на престол ни тот, ни другой от своих притязаний отказаться не хотят.
— Если они всё-таки созреют и навалятся на короля, то Людовику и Ришелье придется туго. А потом уж они начнут драку между собой.
— Вряд ли потом, — вздохнул поэт. — Похоже, что они начали истреблять друг друга уже сейчас, под покровом ночи. Жертвы легко списать на ночных грабителей. Кто останется в конце — неизвестно. И сомнительно, что у победителя останутся силы совершить переворот во дворце. Говорят, что то тут, то там время от времени находят трупы мужчин в небедных одеждах и не ограбленных. Мертвых никто не опознаёт и не забирает для похорон.
Мы переглянулись.
— И много таких?
— По слухам уже с дюжину, но раз это слухи, то на самом деле меньше, наверное, вдвое.
— Вы подумали о том же, что и я? — спросил Пьер, и мы с Арманом дружно кивнули. — Да, ну и каша заваривается, если это всё правда. Спасибо, Жан, очень интересные слухи.
— Я от души рад вас развлечь, но уже вечереет и мне пора по своим делам.
— По вечерним делам? Ну, и проказник же вы, Жан, — поддразнил поэта Арман, а я спросил:
— Жан, вы тут упомянули о сапожнике, сбитом каретой и какой-то таинственности этого случая. Что это за таинственность?
— Карета не остановилась, чтобы помочь пострадавшему. Один из очевидцев утверждает, что это была карета баронессы де Бово. А другой говорит, что этого не может быть. Он знает кучера баронессы, и на козлах был не он. Да и я ведь знаю доброту своей покровительницы, в имении которой скрывался целый месяц. Она никогда бы не бросила человека в беде. Даже простолюдина вроде меня или этого сапожника. Ну, я пошел. Всего доброго, господа. Рад был видеть вас всех в добром здравии.
Жан ушел, а мы сидим, молча осмысляя услышанные истории.
— Да-а, — протянул Арман, — вместо одного интригана — герцога Орлеанского появилось сразу два. И при этом в Париже, оставшемся без защиты власти. Такого Ришелье и присниться не могло. Насколько эта опасность велика и есть ли она вообще — пока что большой вопрос. Но случай с Катрин говорит, что тут всё же что-то, кажется, есть. И что это за непонятная муть вокруг кареты Катрин? А не пора ли нам двигать в замок к нашим дамам? А то в темноте добираться как-то не очень хочется.
На башне замка ночной, почти домашний уют. Стол накрыт, а свечи поставлены в стеклянные вазы, чтобы ветер не задувал. А вокруг таинственная темнота. Навес от солнца убран, и над нами бездонное небо с мириадами звезд. Безлуние углубляет окружающую темноту, и площадка башни словно висит между небом и неизвестно чем. Дамы и Гийом внимательно, не перебивая, слушают подробный рассказ Армана о нашей поездке в Париж. Наконец он закончил.
— Так причем здесь падре Березини? — поинтересовалась Катрин.
— Откуда мы знаем? — отвечает Пьер вопросом на вопрос. — Мы даже в сомнении нужно ли воспользоваться его предложением помощи. Вроде бы следовало посвятить его в слухи о заговорах. Ордены монахов многочисленны и вездесущи. Если даже они и не слышали о заговорах, но вдруг начнут тут копать, то мигом до очень многого докопаются.
— Так в чём же дело? — вступила Аманда.
— А вдруг Березини осведомлен о заговорах, и начнет водить нас за нос. Мы так и не знаем, зачем он прибыл в Париж к королеве.
— Эй, эй, — словно проснулась Луиза, — Анну не троньте! Она сама себя свергать не станет.
— Это верно, — поддержал я Луизу, — не станет. И дело папского легата к королеве вряд ли связано с заговорами.
— Почему ты в этом уверен?
— В случае осведомленности Святого Престола о заговорах и желании предупредить о них, Рим не стал бы терять время и слать посла в Париж. Вестника послали бы под Ла-Рошель к королю и кардиналу. Кавалерия и стража буквально через день-два оказались бы здесь и задали перцу бунтовщикам. С другой стороны, У Святого Престола нет никакого интереса в тайных заговорах в Париже. Рим для своих интересов сталкивает между собой целые страны и такой мелочью, как заговор синьоров заниматься не будет. Мне кажется, с падре всё же имеет смысл побеседовать в любом случае. Либо он с нами чем-нибудь поделится сразу, либо постарается что-нибудь добыть.
— Да, да, — встрепенулась Катрин, — и при этом поговорить с ним лучше всего мне.
— Ага, — поддакнула Луиза, — но под присмотром Сержа, Пьера и Армана. А то ты забудешь, о чём нужно спрашивать.
— Зачем под присмотром? Почему как что, так под присмотром?
— Брось, Кэти, не путайся у мальчиков под ногами. Ты же слышала, что твой падре еще не скоро уедет из Парижа. Найдешь способ с ним увидеться. Обещаю, что претендовать на него не буду.
— Тогда ладно.
— А нужно ли нам вообще ввязываться во всё это? — со своим обычным сомнением обронила Аманда. — Нас-то всё это не касается.
— Как не касается! — взвилась Луиза. — Катрин, похоже, это уже очень коснулось нападением на нее. Да и эти странности непонятного происхождения с ее каретой. Катрин, ты ведь сапожника не сшибала?
— Упаси Боже!
— Вот видишь, Аманда! А Анна? Мы что — должны бросить ее в такой момент? Не может того быть, чтобы заговорщики злоумышляли против короля и не тронули бы королеву.
— С каретой действительно творится что-то странное, — продолжил я. — Перемещается по Парижу без своей хозяйки и своего возницы. А также подвергается хорошо организованному нападению, когда такой организованности вроде и не может быть. Катрин, когда ты в Лувре, где стоит твоя карета?
— На набережной, как и у всех.
— Пока тебя нет, ее может кто-нибудь взять без твоего ведома? Кучер всегда при ней?
Катрин задумалась.
— Обычно я предупреждаю своего кучера, к какому времени он должен ждать меня со службы у кареты. Тогда он до этого времени может болтаться где угодно. Реже я не знаю, когда освобожусь, и тогда он ждет меня в помещениях дворца для прислуги, откуда его вызывают. Пожалуй, можно угадать, когда карета долго будет без присмотра. Когда кучер после того, как высадит меня, идет не к дворцу. Но то, что ты думаешь, просто невероятно. Постоянства-то в использовании кареты нет. Да и кому, для чего она может понадобиться?
