Как я понимаю, здесь сложились очень прочные отношения на основе взаимной выручки и доверия. Основу еще давно заложил Александр. Медицинская помощь, которую он организовал для племени амазонок, спасла многие их жизни, и они благодарны за это. А недавно племя получило от нас в подарок большое, очень большое земельное угодье. Теперь им вообще никто не посмеет мешать жить, как они того хотят. Они считают себя обязанными. Едва удалось убедить их, что наши отношения с племенем исключительно дружеские. Нельзя обременять их чувством оплаты какого-то долга. Вот они и стараются в эту дружбу внести свою посильную лепту. Ты же сама видишь, что они хоть и воительницы, но совсем не такие, как описаны в истории Геродота и мифах.
— Если они все такие же, как и Антогора, — уравновешенные, умные и сообразительные…
— Вот именно. Все или почти все. Во всяком случае, те, которых я знаю. А уж красавицы-то какие! И ведь Александр в свое время их не задумывал совсем. В результате чего так сложилось, мы понятия не имеем. Но факт налицо. Феномен! У них очень быстрый и острый ум. И нет ни малейшей враждебности к окружающим, которые не пытаются им чем-то угрожать. А ведь пережить племени пришлось многое. Не зря они стали воительницами. А отсутствие мужчин означает отсутствие распрей внутри племени. Но возникают сложности с тем, что не на кого излить естественные эмоции заботы и ласки, присущие женщинам. Трудновато им.
— Понятно. У Охоты, Антогоры и Фериды сейчас есть на кого излить такие эмоции. Хотя бы в виде опеки ваших персон от возможной опасности.
— Наверное. Девочки беспрекословно исполняют всё, что может хоть как-то касаться их обязанностей, которые они сами на себя и возложили. При этом не важно, в какой форме они получат распоряжение. Как приказ, просьбу или пожелание. Выполнено всё будет мгновенно, безукоризненно и без вопросов. Почему так? Вероятно, в предположении, что мы лучше них знаем, что нужно делать в какой-то ситуации. Но также они прекрасно понимают и другое. Что мы всегда полагаемся… ну, как бы сказать, на их компетентность, что ли. И никогда не потребуем от них чего-нибудь сомнительного, вредного, а то и отдадим всё на их рассуждение.
— Да уж, рассудительности у них хоть отбавляй и безрассудства почему-то тоже.
— А ты посмотри, когда он безрассудны, а когда рассудительны. Безрассудства покажется больше. Намного больше.
— Ну вот, а ты говоришь…
— Да, но ты посмотри, чего касается безрассудство. Только личного, мелкого, необязательного. Можно покапризничать, пошутить, побаловаться невинно, как в кругу семьи или близких друзей. Они одинаково с нами свободны в доме Александра. Если смотреть со стороны получается, как ты и говоришь, странная картина. В один и тот же момент полная свобода и тут же беспрекословная дисциплина подчинения. И никогда не путается, когда можно пошалить, а когда требуется собраться и сделать. Добавь сюда еще взаимное уважение между нами всеми, и я бы даже сказал несексуальную, но молчаливую, нежную любовь друг к другу вот и получишь уже совсем странное наблюдение. Знаешь, что мне прямо сейчас пришло в голову?
— Что?
— Вот нас пятеро, кого машина Швейцера по каким-то положительным критериям выбрала из всех окружающих. У нас и представления о морали схожие, и понимаем друг друга с полуслова, и взаимное доверие. И даже мечты во многом перекликаются, хотя и разные по форме. Чувствуется какое-то эмоциональное родство между нами, когда мы собираемся вместе.
— Да, и я тоже это заметила. И что?
— Нас-то всего пятеро, а там, где-то на границе лесов и полей в Римской империи, существует целое племя женщин такого же склада характера численностью в две тысячи человек. Вот с ними нам легко и комфортно. А им с нами. Знаешь, Аманда, у амазонок самым жестоким наказанием считается отлучение от племени. Только мысль об этом им страшнее геенны огненной. Охота говорит, что не слышала ни об одной амазонке, наказанной таким образом. Самодисциплина-то, однако, в племени какова!
— Мне кажется, я начинаю что-то понимать, что словами не описать. Смотри-ка, Серж, Пьер и Арман едут!
Мы с Амандой помахали им с башни и нам тоже ответили приветствием. Оба приятеля энергичны и веселы.
— Уф, жарковато нынешнее лето, — начал Пьер светский разговор. — Рады видеть тебя, Серж.
— Знаешь, Серж, как-то скучно нам стало после той истории с кардиналом, — добавил Арман. — Получили письма от Аманды и подумали грешным делом, не случилось ли еще чего-нибудь такого, во что можно было бы ввязаться. Война с гугенотами нам и даром не нужна, а вот влезть в какую-нибудь авантюру с потасовкой всё-таки хочется. А?
Аманда засмеялась:
— Не повезло вам, ребята. Нет у нас сегодня причин для потасовок. Просто захотелось вас всех повидать.
Из-за деревьев к замковому мосту с грохотом вылетела карета.
— Вот, пожалуйста — Луиза своих бесценных коней гоняет без жалости, — заметил Пьер. — Сколько энергии в женщине! Сама всё время в движении и желает, чтобы и вокруг всё неслось вскачь.
— Так, Катрин как всегда прибудет самой последней, — слегка отдуваясь от подъема по лестнице, и подставляя щеку для поцелуев, посетовала наша герцогиня.
— А я подозреваю, что ты обогнала ее на дороге специально для того, чтобы было чем при случае уколоть, — разоблачил ее Арман.
На что Луиза весело рассмеялась. И в самом деле, показалась карета Катрин. Пять минут спустя и она сама в сопровождении Гийома присоединилась к нашей компании.
— Хулиганка! — бросила она Луизе. — Можешь не попрекать меня опозданием. Едва мою карету не столкнула с дороги — лишь бы оставить меня позади.
— Уж за что я люблю тебя, Катрин, так за сообразительность и уступчивость, — ответила та, обмениваясь поцелуем с подругой. — Чем нас тут будут угощать? Ого! Фазанчик, зайчик и кабанчик. Всё из твоих лесов, Аманда?
— Из моих. А вот эту бутылочку Серж принес. Вином назвать просто язык не поворачивается. Всем лишь по капельке достанется.
На несколько минут воцарилось ошарашенное молчание.
— Изумительно — это подойдет? — неуверенно спросила присутствующих Луиза.
— Не очень, — скривился на такую скромную оценку напитка Арман.
— Мы случайно не спим? — поинтересовалась Катрин. — В жизни ничего подобного не встречала. — И опять сунула нос в свой бокал.
— Где это ты добыл такое, Серж? — попытался выведать тайну Пьер. — Впрочем, что это я. Кто же свой волшебный источник раскроет!
— Не спрашивайте его. Источник далекий и скудный. Так что почерпать из него не удастся, — отмела все вопросы Аманда. — Лучше расскажите, что и где интересного происходит.
— Всё интересное сейчас под Ла-Рошелью, — вздохнула Луиза. — Нас с королевой Анной совсем бросили на произвол судьбы. Анну бросил король, отбыв с войсками, а меня своими заботами бросил кардинал. Анна скучает без балов, а я… Мне просто как мечта снится мерзкая улыбка Ришелье, когда он готовится преподнести мне какую-нибудь очередную гадость. Без кардинальских штучек и жизнь не в жизнь в Лувре. Так и подмывает отправить под Ла-Рошель письмо, которое начиналось бы словами: «Дорогой кардинал…». Чего вы смеетесь? В самом деле, без этого злодея жизнь пресна. И он без меня, наверное, тоже страдает. Не зря же он возвратил меня из ссылки, в которую через короля сам же меня и отправил. Чего вы хохочете? Да ну вас!
— Не обращай внимания, Луиза, — утирая слезы смеха, посочувствовал ей Арман. — Это тебе в Лувре скучно, а вот выйди ночью на улицу и всю скуку, как рукой снимет. С уходом армии и почти всей стражи в Париже не стало спасения от воров и грабителей.
— Так это не только ночью, но и среди белого дня, — посетовала Катрин. — Вы только подумайте: позавчера еще и вечер не приблизился, когда я отправилась из Лувра домой. Вдруг на полпути карету останавливает какая-то банда в масках и стаскивает кучера на землю. Двое бандитов раскрывают дверцы, а я уже, прощаясь с жизнью, приготовилась зажмурить глаза. Бандиты заглядывают в карету, и один из них кричит кому-то снаружи: «Его здесь нет!» Через секунду на улице уже никого не было. Дверцы распахнуты, кучер валяется на земле, а со мной тихая истерика. Со вчерашнего дня меня сопровождают кроме кучера еще трое слуг с мушкетами. Но странные грабители теперь пошли. Не взяли ничего.
— Катрин, брось прикидываться, как будто ты не понимаешь, что это были не грабители, — заметила Аманда.
— Ну, и что? Зачем мне это понимать? Грабители — это так романтично. И в Лувре все завидуют и сочувствуют. Такое приключение!
— А ты никого из мужчин не должна была везти с собой в этот день? — спросил я. — Ведь твои разбойники явно кого-то определенного искали. И при этом искали именно у тебя. Днем карету с гербом перепутать с другой невозможно.
