— А я тебя.
Сестры попрощались и повесили трубки. Легкость, с которой она сказала сестре, что чувствует, с которой ее сестра ответила, прошла незамеченной. Ноэль решила, что так и должно быть. Любовь — это что-то обычное, что-то повседневное.
— Отвезти тебя домой? — спросил Бэйли.
Он уже оделся и смотрел на нее со скамейки.
— Моя сестра женится.
Он сделал мрачное лицо.
— Не Маргарита же?
Они рассмеялись, и Ноэль первой пошла к машине через заросли.
Ферма стояла в конце длинной пыльной дороги примерно в четверть мили длиной. Они проехали мимо пруда с утками, мимо дерева с качелями, на которых, наверное, катались хозяйские дети, когда были маленькими, мимо сарая, где любили прятаться старые злобные бассет-хаунды, гроза фермы. Они выскочили, как только услышали мотор Бэйли. Ноэль опустила окно и отпугнула их. Медленные, толстые, они все равно выглядели внушительно.
Ее квартира состояла из двух комнат. Одна служила кухней и гостиной, здесь уже стояли деревянный стол, старые кресла в клетку и бархатный диван. В спальне она положила матрас на пружинах. И повсюду висели чучела уток, цапля на потолке, а над дверями — рогатый олень.
— Старый фермер — охотник, — пояснила Ноэль, вытаскивая из шкафа полотенца.
Одно она дала Бэйли и занялась чаем. Его ждал долгий обратный путь, почти два часа, но они оба молчали. В холодильнике ничего не нашлось на ужин, и она намазала мед с маслом на хлеб, налила молока в молочник. Он сел с ней за стол, в свете низкой лампы. Она поставила болеро на телефоне и включила колонки. Последнее время она больше ничего не слушала, хотя и не могла понять почему. Может, потому что она развелась и ей хотелось пошленьких песен об утраченной любви. Или ей хотелось слышать больше испанского перед усыновлением. А может, музыка наполняла ее жизнь романтикой без всех отягощающих обстоятельств: без мужа, без общего счета в банке, без необходимости ублажать мужчину.
Бэйли прихлебывал чай.
— Как тебе жить одной? Одиноко, но проще, скажи?
— Я хотя бы знаю, чего ожидать, — сказала Ноэль. — Когда выходишь замуж, кажется, что проведешь с человеком всю жизнь, но это не так. Жизнь можно провести только с собой.
— Я пытаюсь вспомнить, как был женат, и не понимаю, как мы проводили все это время с Клем. Наверное, готовили обеды, спорили о каких-нибудь глупостях. — Он намазал еще меда на тост. — А сейчас у меня вся жизнь нараспашку.
Ноэль молчала.
— Я усыновляю ребенка, так что скоро у меня не будет никакого времени. Но я не против. У меня было много своего времени.
— Усыновляешь ребенка? Одна?
— Конечно. Ты-то кое-что об этом знаешь.
— Моя мама королева. О лучшей я не мог бы и мечтать.
— Я тебе всегда завидовала. Мне всегда хотелось, чтобы Рут считала меня своей дочерью.
— Так она и считает, разве нет?
— Наверное.
— Правда, не могу сказать, что когда-нибудь видел в тебе сестру. Даже когда ты с нами жила. Иначе сейчас было бы совсем неловко. — Бэйли перегнулся через стол. — Ну, понимаешь, между мной и Маргаритой…
— Ой, да ладно, — сказала она и взяла его за руку.
Они раздели друг друга быстро, еще влажные и холодные после купания. Они разглядывали друг друга, и Бэйли оказался так хорош, как она и ожидала, — мышцы его рук, его широкая грудь, форма ног, его член. Первое, что он сделал, — прижался к ней ртом. Он целовал ее лицо, веки, ключицы, грудь. Он уложил ее на кровать, поцеловал наконец в губы, потом опустился к ее животу. Ноэль пронзило сквозь все тело. Она потянулась к нему. Ей было так хорошо, что он еще не остановился, а она уже кончила. У нее кружилась голова. Она куда-то плыла и блаженно улыбалась. Он спросил, можно ли ему в нее, и она сказала да. Он спросил, есть ли у нее презервативы.
Она помотала головой.
— Я так давно одна. А у тебя нет?
— Я собирался провести день с мамой. — Голый, он все еще стоял над ней на коленях.
— Мне все равно, если тебе все равно, — сказала Ноэль.
— Ладно.
Он подвинулся вперед и поставил локти по сторонам от ее лица. Потом поцеловал ее долго, медленно, раздвинул ее ноги своими и опустился в нее. Она вздрогнула от тепла и веса его тела. Вот чего ей так не хватало. Он двигался все быстрее, и она постанывала с ним, хотя знала, что больше не кончит. Наконец он эффектно вскрикнул ей в ухо. Она целовала и целовала его плечо, как будто любила его, как будто предлагала ему свое благословение. И вдруг почувствовала, что плачет.
— Прости, — сказала она. — Прости.
Он перевернулся на бок, сплел свои пальцы с ее.
— За что ты извиняешься? — Он протянул ей свою мятую футболку. Она высморкалась в «Клементин фармс».
— Просто мне давно не было так хорошо.
— Рад быть полезным. Поступок, достойный письма домой.
Ноэль рассмеялась сквозь слезы.
— Только не рассказывай мамочке.
— Она была бы в восторге, — сказал он. — Но я не расскажу.
Они лежали, пытаясь отдышаться, купаясь в запахах друг друга, влаги, воды и ила с пролива. Ноэль как будто отходила после наплыва чувств: она так хотела Бэйли и в то же время скучала по Нельсону, она ушла глубоко в свое тело и в то же время — в свои мысли. Бэйли перегнулся через нее и стал искать на полу джинсы. Он вытащил тоненькую коричневую сигариллу и показал ею на Ноэль.
— Ты не против?
— Это вредно.
— Да ладно. Серьезно? Никогда не знал. — Он подмигнул и закурил.
Он курил молча, свободной рукой поглаживая ее бедро. Докурив, он потушил бычок и задремал. Ноэль решила, пускай спит, — она разбудит его через несколько часов, и он поедет домой. Насколько она знала, работа на ферме начинается рано — ему придется вернуться.
С закрытыми глазами он был похож на
