и особенностей характера. Просто им не особо нравится Нельсон; просто больше душа лежит к другому кандидату в мэры; просто что-то в этом враче их настораживает. Она бы и сама не поверила, если бы не Нельсон. Может, это и доказывает, насколько она белая, — чтобы по-настоящему прозреть, ей надо было полюбить его.
— А как мой отец? Его видела?
— Твоя мама говорит, он в порядке. Иногда навещает Диану, что-то делает для нее по дому, потом просит денег.
— Да, это в его стиле.
— Работает на грузовую компанию, часто уезжает из штата. У него квартира где-то на восточной стороне. Он ходит в группу.
— Он и раньше ходил.
— Лэйси-Мэй говорит, это хорошо.
— Они всю жизнь так и будут?
Рут пожала плечами.
— Ты сама спросила.
— Да, прости, — сказала Ноэль. — Хватит говорить про Вентура и Гиббсов. Ты завтра возвращаешься в больницу. Надо побольше упихнуть в твой последний день отпуска.
— И это отпуск? — Рут закатила глаза. — Только и делала, что возилась с ульями и полола сорняки для Бэйли.
Она фыркнула и потянулась за счетом. Ноэль не возражала и позволила ей расплатиться.
Музей пиратства располагался на набережной, и Рут спросила Ноэль, не возражает ли она, если к ним присоединится Бэйли. В детстве он с ума сходил по Черной Бороде, и ему наверняка будет интересно посмотреть на остатки вещей, спасенных с кораблей.
— Это не он разве убил всех своих жен?
Рут захохотала и хлопнула ее по плечу.
— Нет, конечно. То был Синяя Борода.
Рут рассказала, что, когда Бэйли был маленьким, он читал книжки про английских пиратов, кораблекрушения, необитаемые острова, Кладбище Атлантики. Он надевал на себя ее бусы и расхаживал по дому, как маленький мародер. Рассказывая Ноэль про его детство, Рут сияла, как будто мальчишка Бэйли стоял у нее перед глазами. Приятно было смотреть, сколько удовольствия Рут черпает из воспоминаний о детстве сына. Ноэль это вдохновляло, и она не могла дождаться, когда сама будет вот так же утопать в радостях материнства.
Они ждали Бэйли перед музеем, и когда Рут только замахала ему, Ноэль его не узнала. Высокий, загорелый, заросший: борода, усы и бакенбарды почти полностью закрывали его лицо. Темные кудри доходили до плеч. Увидев его голубые глаза, Ноэль не могла не вспомнить слова песни, которую слушала тем утром: Tus ojos azules, azul que tienen el cielo y el mar[25]. Вообще она была равнодушна к голубым глазам, но его почему-то ее взволновали: они были цвета замерзшей воды.
Он поцеловал мать, потом неловко кивнул Ноэль и неуклюже приобнял ее. От него пахло опилками и табаком. На нем тоже, как на его маме, была футболка «Клементин фармс», коричневые рабочие ботинки и джинсы. В бороде виднелась проседь, а морщины в уголках глаз распускались по вискам, когда он улыбался. Но она вспомнила, что он младше нее, скорее ближе к Маргарите: ему тридцать или около того.
— Ты совсем большой, — сказала она, растерявшись.
Бэйли улыбнулся.
— Ты тоже.
Он повел мать внутрь, с солнца.
Музей оказался скучным и фальшивым. Старые деревянные штурвалы висели на стенах рядом с литыми бронзовыми русалками, которые якобы украшали когда-то носы кораблей. В стеклянных витринах висели судоходные карты; огромный дырявый парус свисал с потолка. Рут показала на стенды, которые могли заинтересовать Бэйли. Они с Ноэль стояли за ней, разглядывая друг друга больше, чем экспонаты. Когда она ловила его взгляд, он резко отводил глаза, а потом опять искоса смотрел на нее, как будто просил разрешения пялиться дальше. Она улыбнулась ему, и они пошли дальше вместе.
— Как твоя сестра? — спросил наконец Бэйли.
— Которая?
— Маргарита. Модель.
— А, она теперь актриса. Только что получила эпизодическую роль в сериале на целый сезон. Она играет медсестру в медицинской драме.
— Ты рассказала моей маме? Она была бы в восторге.
Они прошли мимо стенда с типичным обедом моряка: резиновая рыба, миска кукурузной каши, пластмассовый кубок с пластмассовым ромом.
— Знаешь, я ведь был в нее влюблен. Считал ее безумно красивой. — Бэйли запнулся и поправился: — Всех вас.
Ноэль улыбнулась.
— Я не помню такого.
Он спросил ее про театр, и она стала рассказывать, хотя он как будто знал о ней гораздо больше, но не подавал виду. Он не говорил про рак Лэйси-Мэй, про развод. Она поинтересовалась, как его ферма. Он разводил кур и пчел; зарабатывал яйцами, медом и воском. Еще он собирал виноград, и цветы, и садовые овощи, которые выращивал еще в детстве: помидоры, сладкие перцы, огурцы, тыквы.
— Клементин — это моя бывшая жена. Когда мы разошлись, я выкупил ее долю фермы. Теперь мы с другом ее держим.
— Значит, так и остался садоводом? — поддразнила его Ноэль. Она спросила, почему они с женой расстались.
— Мы оставались вместе какое-то время после того, как она спаслась и родилась заново, но все переменилось. Она вечно придиралась ко мне за что-нибудь — то я курю сигару, то пью слишком много. А я, поверь мне, не такой уж выпивоха. В конце концов она решила, что развод — это плохо, но всю жизнь жить на привязи с неверующим — еще хуже.
— Ты не веришь в Бога?
— Меня больше интересует эта жизнь, — сказал Бэйли. — Мне ее хватает.
Ноэль долго смотрела на него, такого странного, непонятного.
— Мы слишком рано поженились. Мне было двадцать два, я еще учился. Нам нравилось вместе кататься на серфе. Я ее считал самой красивой девушкой на свете. Дурак.
— Красивее Маргариты?
Бэйли положил руку на сердце:
— О нет. Нет, для меня никто никогда не превзойдет красоту четырнадцатилетней Маргариты Вентура.
Скоро, слегка разочаровавшись в экспозиции, они ушли из музея, но Рут вся сияла, так рада она была видеть их вместе. Она приобняла обоих и предложила пойти поесть мороженого. Ноэль показала им кафе, предупредила, что оно средненькое, но они все равно заказали по рожку, и Бэйли расплатился.