Лишь раз спокойное течение разговора прервал гул двигателей. Над позициями плыла махина четырехмоторного «Сикорского». Андрей невольно залюбовался самолетом.
– Это же надо какая фря, а летает! Уму непостижимо! Я так вам скажу: ежели человеческий гений смог заставить летать эти проволочки и доски, то скоро появятся иные самолеты, может быть, я к примеру говорю, из цельного металла! Пройдет время – и именно такие аппараты тяжелее воздуха вытеснят дирижабли. Они будут больше, быстрее! Вы даже не представляете, как это будет.
– Отчего же? Легко представляем, – отвечал за всех Андрей.
После обеда разбрелись.
Генерал, как и было сказано, улегся спать. Андрей походил по лагерю, зашел к ученым, которые возились в овраге под присмотром охранной роты. Ученые весьма ревниво относились к своим установкам и постороннего просто прогнали прочь: не дай Бог повредит что-то.
Пожав плечами, Данилин остановился поговорить с часовыми. По его мнению, было большой ошибкой для охраны привлекать здешних солдат.
В Белых песках казаки рвались в полет и в бой. Казалось, дай им волю, они в одиночку если и не выиграют войну, то точно возьмут в плен императора Франца Иосифа. Андрей отвечал им, что в подвигах нет нужды, что нужна лишь охранная часть. Но казаки были согласны и на это: уж больно они засиделись в Аккуме, хотелось увидать мир хоть в щелочку.
Андрей не знал, что делать с их просьбой, и старался в суждениях воздерживаться. Иное дело – Шульга. Он начал хлопотать перед Сабуровым о казачках. Но безуспешно.
– Да ну! Я их на борт пущу, так они за собой и своих лошадей потянут?.. На фронте найдем кого-то. Пусть тут сидят…
Ничего другого, нежели покориться капитану воздушного корабля, не оставалось.
А зря: конечно же, Каледин приказу из Ставки подчинился, роту для охраны изыскал. Но в то же время генерал отлично понимал, что при большом наступлении каждая боевая часть на счету и лишней не бывает. Поэтому для особой колонны нашел роту сводную из выздоравливающих. Народец подобрался разночинный: бывший прапорщик, разжалованный в рядовые за самострел, какой-то мрачный типус с нелепо слепленным лицом. Были юнцы, этого вот года призыва, неопытные, а потому раненые чуть не в первом бою.
В разговоре с Андреем юнцы старались держаться бодрее, говорили, что желали бы попасть на передовую, чтоб делом показать свою любовь к Отчизне. В отдалении сидел мрачный бывший прапорщик. На свою винтовку он глядел так, будто бы раздумывал: не стрельнуться ли из нее так чтоб навсегда. Все одно жизнь закончилась?..
– Не извольте сумлеваться, ваше благородие, – говорил за всех солдат с нелепым лицом. – Энто для нас привыш-ш-ное…
Андрей зевнул и отправился к себе в палатку отдыхать.
***
Громыхнуло так, что Андрей едва не свалился с койки. Он поднялся на ноги, и, благо спал одетым, заспешил на полевой командный пункт. Потом передумал, завернул в овраг. У входа дежурил мрачный как туча «самострельщик». Он не спросил пароль, а лишь лениво отдал честь и кивнул, дескать, проходи. В иное время стоило бы устроить бывшему прапорщику если не выволочку, то внушение. Но время как раз было не иное.
Ученые продолжали работать при свете масляных ламп. Удивительно, но они не выглядели ни уставшими, ни сонными, хотя бодрствовали уже часов двадцать.
– Успеваете? – спросил Андрей, стараясь перекричать канонаду.
– А который час?.. – спросил ответно Беглецкий. – На моих завод кончился.
И действительно: который?.. Андрей достал из кармана часы, морщась, рассмотрел стрелки.
– Начало четвертого, – и зачем-то добавил, будто и без того непонятно, – Ночи…
– Успеваем. К полудню будет готово – кровь из носу!
Андрей заспешил на командный пункт. Под ногами, словно палуба корабля шаталась земля. Из-за спины били тяжелые орудия. Снаряды пролетали над головой и рушились где-то там у реки.
На вошедшего генерал обернулся:
– А, явились?.. Рано проснулись…
– С вами тут поспишь… Как дела?
– С Богом начали!
Андрей осмотрелся: он ожидал увидеть здесь посыльных, подчиненных Чемоданову командиров полков, может быть кого-то из штаба армии. Но на наблюдательном пункте Данилин застал генерала, его адъютанта в чине штабс-капитана да телефониста за столом заставленном полевыми аппаратами «Эрикссон».
– А где?.. – спросил Андрей и рукой обвел пустой командный пункт.
– Новая метода управления! Полковники находятся при своих частях, связь с ними – посредством телефонной связи. Также связываемся с соседями, с руководством… Нет смысла всех держать всех скучено. Это самый простой способ, чтоб всех уложило одним снарядом. Я даже свой штаб отвел за вторую линию! Если надобно – у меня к ним прямой телефонный провод.
Происходящее за передним краем недолго занимало генерала. Скоро он отошел от окуляров, оставив их адъютанту, сам же сел напротив телефониста, достал из ящика стола книжицу, начал читать.
Андрей прочел обложку:
– Морис Леблан? «L'иclat d'obus»– «Блестящий череп»… Про Арсена Люпена?
– Ага… – задумчиво ответил генерал.
– Вы читаете здесь детективы?..
– Ну при таком грохоте как-то стихи не воспринимаются… А ежели вы про молитвы, так то пусть они молятся… Нам тут страшно, а им каково?
И генерал указал в сторону австрийских окопов.
– А книга свежайшая, вот прошлого года только! Если желаете, я после дам вам ее почитать…
– Нет, благодарствую…
Незаметно для себя Андрей задремал. Когда проснулся, оказалось, что уже изрядно рассвело. Около дальномера скучал штабс-капитан, книгу читал телефонист. Грохот канонады продолжался.
Данилин достал часы: десятый час.
Вышел на улицу. Недалеко, под раскидистым деревом увидел генерала. Он сидел на поваленном стволе дерева и аппетитно курил трубку.
Когда Андрей подошел поближе, Чемоданов-Рундуков глазами на место рядом:
– Садитесь, только смотрите куда. Это шелковица. Испачкаете мундир – потом денщик не отстирает.
Громыхнуло еще: видно саданули из самого большого орудия, имеющегося в распоряжении. От удара вздрогнуло дерево. С шелковицы прямо в руку Андрею упал плод. Данилин, не долго думая, отправил его в рот.
– Любите шелковицу?.. – скосил взгляд генерал.
– Вкусно…
– А я белую не очень. Сладка, спору нет. Но красная – вкусней, пикантней, что ли… Великое дерево – шелковица. Растет сотни лет. Говорят, в Священной земле есть древо, под коим сам Христос в тени почивал… Вот, закончится война, мы умрем, и дети наши и внуки… Я к примеру говорю… А древо сие будет стоять и далее.
– Вы мне другое лучше расскажите, – попросил Андрей.
– Что же?..
– Я слышал, что сейчас артиллерийские налеты ведутся несколько суток к ряду. А вы вот даже сегодня атаковать намерены. Нет ли тут какой ошибки?.. Извольте ответить?
– Изволю, – сказал генерал, срывая с веточки плод. – Я, как вы знаете, в артналет по площадям не верю. К тому же у нас тут наступления не предвидится. И артналет ведется по всему фронту, чтоб супостат не понял, где будут фронт прорывать. Впрочем, мне разрешена активная оборона и даже разведка боем. Но ежели враг побежит, я же его имею право преследовать.
– А ежели не побежит. Вы же сами сказали, что у вас превосходства нет…
– Не то что нет, а их даже, верно, более… Но у меня есть наблюдения и военные хитрости…
– Какие же?..
– Увидите… Непременно увидите. Ничего от вас скрывать не стану.
Как раз из окопа появился адъютант:
– Афанасий Никифорович, из артдивизиона телефонируют!
Генерал быстро выбил трубку, встал…
Затем спустились на командный пункт, генерал переговорил с артиллеристами, повернулся к адъютанту.
– Кажется, время… Артиллерия переносит огонь. Виссарион Николаевич… Извольте желтую ракету!
Штабс-капитан, ранее ожидающий распоряжения выбрал нужный снаряд, вышел из убежища, и дал выстрел. Ракета взлетела куда-то в направлении солнца, давая ярко-желтый дым.
Генерал удовлетворенно кивнул и освободил место.
– Извольте взглянуть! Пошла пехота.
Андрей действительно прильнул глазами к окулярам: огненный вал катился куда-то на запад. Где-то в саженях ста от него двигалась пехота. Через увеличительные стекла, солдаты были будто бы рядом, но издалека доносилось:
– Ур-р-р-а…
Про себя Данилин подивился хорошей выучке: во многих частях такое было бы невозможно. но хвалить генерала не стал, дабы не зазнался. Впрочем, тот и без того знал, что молодец, а потому и пояснял:
– Вот вы давеча меня про секреты спрашивали. Вот вам пожалуйста, один: германцы приучены, что артподготовка начинается ровно по часам, скажем, в два нуль-нуль ночи. И столь же ровно оканчивается. К примеру говорю: в одиннадцать нуль-нуль же… А еще перерывы делают, чтоб, значит, немца из окопов выманить. Вот мы и договорились, что артиллеристы огонь вели без остановки и перенесли его в любое некруглое время. Ну а я, после их звонка дам сигнал ракетой пехоте, дабы она поднималась.
