– Андрей Михайлович… – постарался успокоить его Чемоданов.
– Право-слово, это лишнее… – вмешался штабс-капитан. – Ежели начнем отбирать фотографии да корреспондентов под ключ, так в прессе шкандаль будет неуместный… Оно вам и нам надо?..
Нет, это совершенно было лишним.
– Да поймите же их… Тут по всему фронту – артподготовка. Скукота смертная. И выясняется, что на одном участке ее нет, мало того, войска продвинулись – смешно сказать: на четыре версты. Вот он и прибыл, дурачина, падкий до сенсации…
Корреспонденту оставалось только кивнуть: лучше быть вольным дурачиной, чем умным сидеть под замком.
– Ну, покажем ему пленных австрияков, дадим из «манлихера» пострелять – вот и вся сенсация. Отдыхайте, Андрей Михайлович, отдыхайте…
Данилин позволил себя усадить в авто: действительно, какой пустяк. Видно, нервы расшалились, слишком мнителен… Надо отдохнуть…
Капитана-самодура корреспондент проводил малопочтительным взглядом: верно, какой-то высокородный расшумелся, выпив лишнего. Позже, уже в редакции, кто-то сказал, что уж слишком он похож на авиатора Данилина. Но корреспондент отмахнулся: что ему делать на другом участке фронта да еще с пехотными командирами?
***
В машине Андрей протер глаза: слезились, все казалось мутным, расплывчатым. А для пилота потерять остроту зрения – горе. Хотя, может быть, дело в усталости. Проспаться хорошенько, и все пройдет. Андрей скосил взгляд на Беглецкого. Удивительно, но тот совершенно не показывал признаков усталости.
– Что это с вами, Михаил Константинович… Вроде бы и отдыхали всего-ничего, а свежи, мильпародон не по годам…
– Ах… Да нет тут особого секрета. Из семян иноземных растений удалось сделать чудную вытяжку, наподобие кофе, только сильнее. Кто выпьет, тому хватает двух часов сна в сутки. Правда потом природа свое берет и надобно отсыпаться. Но иногда просто глупо терять восемь часов на сон, когда вокруг так много интересного и непонятного.
Андрей кивнул: вокруг действительно много непонятного. Слишком много.
– Не поделитесь ли вашим эликсиром? Смутные предчувствия меня терзают.
За этим дело не стало – чудесная жидкость была у Беглецкого во фляге. Оказалась она противной на вкус, столь же аппетитная как рыбий жир, разве что настоянная на спирту.
В лагере Данилин отправился не отдыхать, а нашел старенького хирурга.
Еще в Аккуме, пролистывая список пассажиров, Андрей побурчал, де, зачем он нам, может, еще профессора лингвистики возьмем?.. Беглецкий ответно промолчал. Андрей махнул рукой: пусть прокатится. С дирижабля не убудет. И вот теперь оказалось… Да что, собственно оказалось?..
– Генрих Карлович… – поинтересовался Андрей. – Вы со своим инструментарием?
– А как же… – будто из воздуха хирург извлек ланцет. – Вам кому-то надо перерезать горло?
Андрей вздрогнул.
– Нет. Не до такой степени все плохо… Но мне нужна ваша помощь немедленно.
***
На командном пункте был устроен военный совет. Прибыли командиры полков, на новеньком «Руссо-балте» прикатил еще один генерал от Каледина – Отто Вальтерович Штольцев.
С каждым командиром прибыло по офицеру в чинах меньших – вроде адъютантов. В маленьком блиндаже места не хватило, поэтому часть осталась курить на воздухе. Они все знали друг друга, и Андрей чувствовал себя чужим. На него смотрели, спрашивали здешнего штабс-капитана. Тот указывал вверх, на небо. Смысл этого жеста был не вполне понятен: не то объяснял, что Данилин – знаменитый ас, не то – что прибыл по Высочайшему распоряжению. Чтоб избежать возможных знакомств, Андрей вернулся в блиндаж.
На него многие присутствующие посмотрели недовольно, приняли за очередного адъютанта. Поморщились: де, наши планы – не твоего ума дело, но не погнали. И за то спасибо. Андрей занял место у стенки, где-то в сажени от стола, на котором были разметаны карты.
– Здесь, как видите – меандр, – пояснял Чемоданов-Рундуков, показывая на трехверстовку. – Иными словами река делает изгиб выпуклостью к нам. Но австрийцы фронт спрямили, и окопы тут от берега отстоят на сто-двести саженей. Чем не идеальный плацдарм.
– Ничем. Не идеальный. Не плацдарм, – отвечал посланник из штаба армии.
Доверенное лицо Каледина было самого что ни на есть немецкого вида, типичный пруссак, одетый в русский мундир: сухой, высокий, с моноклем в глазу. Памятуя о шпионе, Андрей старался держаться от него подальше, и в то же время – ненавязчиво присматривался.
– Но отчего же, Отто Вальтерович?..
Доводы русского немца были просты и логичны:
– Участок этот простреливается не только с нашей, но и с их стороны. Вот отсюда… – перст указал на холмы, – Они будут бить прямой наводкой. А из-за них – навесной. Да вас просто сметут. Подавить немецкую артиллерию вы не можете – ваша расстреляла стволы да снаряды. Что же делать будете? Снова свою теорийку о неэффективности артподготовки мне расскажете?..
И заезжий генерал хихикнул. Некоторые полковники сдержанно улыбнулись. С одной стороны шутивший был генерал-лейтенантом, с другой стороны портить отношение со своим непосредственным командиром не хотелось.
– Осмелюсь заметить, что и против прорыва первой линии вы возражали. А что до артиллерии, так у нас есть еще и трофейная. Сами знаете: австрийских винтовок мы в тыл отправили около двадцати тысяч…
– Возражал… Но вторая даже посложней будет. К тому же, контрразведка сообщала, что у вас обезврежен шпион.
– Но он же уже обезврежен!
Андрей будто бы невзначай уронил со столика многострадальную книгу. На шум обернулись, что Андрею и было надобно.
– Простите. Право, какой я неловкий, – и посмотрел в глаза Чемоданову.
Тот едва заметно покачал головой: молчите, этот ничего о вас не знает.
Андрей кивнул.
– И все же разрешите?.. – попросил Афанасий Никифорович. – Я сам поплыву на первой лодке. Если атака провалится… Ну это я к примеру говорю… Я погибну…
Генерал-лейтенант потер подбородок:
– У меня от Каледина есть распоряжение вам не мешать. Право-слово, не знаю, чем оно вызвано. Но и содействовать вашей глупости я не намерен – увольте меня от этого. План ваш – дрянь. Солдат, конечно, русская баба еще нарожает, но вот если устроите нам тут сухопутную Цусиму – под суд пойдете. Уразумели?..
И сверкнул из-за монокля таким холодным взглядом, что вздрогнули все в землянке. Кроме, пожалуй, генерала со смешной фамилией, вероятно уже привыкшего к таким взглядам.
– Уразумел. Чего тут непонятного…
И зевнул.
– Но все-таки план ваш негодящий! А казалось бы – перспективный офицер.
Афанасий Никифорович промолчал. Счел за лучшее оставить последнее слово за вышестоящей инстанцией. Оно действительно таковым и оказалось – инспектор укатил на своем авто.
– Афанасий Никифорович, – спросил кто-то из полковников. – А вы в сам деле собрались переправляться на тот берег первым?..
– Может, и не первым. Но в первой волне. Еще до того, как мосты наведут.
– Поостереглись бы…
– Куда мне уже далее стерегтись. Уже шестой десяток – а все в першпективных офицерах. Пристрелят – так тому и быть, а более не могу сидеть.
***
Спиртовая настойка инопланетного зелья выветривалась медленно. От невозможности заснуть, Андрей выбрался из душной палатки, собрал пустые жестянки, расставил их в овраге недалеко от командного пункта. Принялся по ним стрелять.
Скоро услышал шаги.
Шел штабс-капитан – адъютант Чемоданова.
– А я-то думаю, кто это палит… – сказал он вместо приветствия. – Не спиться вам?..
– Нет… Не спиться.
– Перед атакой бывает.
Андрей вместо ответа сделал еще три выстрела.
– Метко стреляете. Что у вас за пистолет?..
– Трофейный «parabellum».
Штабс-капитан стал рядом, расстегнул кобуру. Достал оружие. Тоже сделал три выстрела и трижды попал.
– У меня тоже трофейный… Но «Манлихер».
Андрей прицелился. Выстрелил. Промазал. Вздохнул разочарованно…
Но по иному поводу.
На соседних участках фронта по-прежнему грохотала артиллерия.
***
…Это было наступление.
Не разведка боем, не локальная операция, а крупное наступление в полосе фронта.
Теперь все шишки посыплются на разведку: почему не выявили? Почему не предупредили?
Ну, кто мог подумать, что этот русский генерал начнет наступление, не имея достойного превосходства в силах?.. Как там его? Брун… Брус… Вылетело из головы… Ну теперь он точно войдет в историю, это точно наступление назовут его именем.
Первая линия взломана на многих участках, австрийцы дрогнули, отходят. Вся надежда на более стойкие германские части. Но все равно следует предусмотреть возможность дальнейшего отступления, подготовить агентуру, снабдить ее шифрами, почтовыми голубями.