Но тот, не обращая на них внимания, спросил маленького храбреца:
— Джимми, чего подрались-то?
Джимми вытер рукавом кровь с лица.
— Вот смотри, Пит, как все было. Я хотел отлупить вон того мальчишку — его зовут Райли, а на меня набросились все сразу! Понял?
Тут подошли поближе некоторые ребята с Питейной аллеи. Их компания постояла немного, обмениваясь хвастливыми выкриками с драчунами из Чертова переулка. С обеих сторон малолетние вояки метнули издали по нескольку камней и угроз. Затем боевой отряд с Питейной аллеи побрел на свою улицу. Они наперебой обсуждали драку, привирая каждый по-своему и разбираясь, кто из противников и почему бежал с поля боя. Удары, нанесенные неприятелю, приобрели сокрушительную силу, а все камни были брошены очень метко и всегда попадали точно в цель. Вновь возобладал боевой дух, и мальчишки принялись безудержно бахвалиться.
— Да мы, ребята, вообще всех из Чертова переулка победим! — хвастливо заявил один из них.
Джимми пытался остановить кровь из рассеченной губы. Он сердито взглянул на хвастуна:
— Да?! А где ж ты был, когда я один дрался?! Трусы вы! А ну вас всех…
— А спорим, я не трус! — задиристо возразил хвастунишка.
Джимми ответил ему полным презрением:
— Да ты, Билли, и драться-то не умеешь! Я тебя, труса, одной левой могу побороть.
— А спорим — нет! — снова возразил Билли.
— Спорим! — угрожающе протянул Джимми.
— Спорим! — в тон ему ответил Билли.
Они напали друг на друга, сцепились и покатились по булыжной мостовой.
Маленькие драчуны колошматили и пинали друг друга, царапались и рвали одежду. Оба плакали, и ругательства уже мешались со всхлипываниями. Остальные мальчишки размахивали руками и пританцовывали на месте от возбуждения. Они взбудораженным кольцом окружили дерущихся.
Внезапно один из самых младших испуганно заверещал:
— Джимми, беги! Твой отец идет!
Кружок моментально распался. Зрители отбежали на безопасное расстояние и замерли, с восторгом предвкушая дальнейшее развитие событий. Однако те двое, что выясняли отношения первобытным способом, сигнала тревоги даже не услышали.
По улице медленно и тяжело брел угрюмого вида мужчина. Он нес судки и курил трубку из яблоневого дерева. Он приблизился к дерущимся и безучастно посмотрел на них, но тут же громко выругался и подошел к катающимся по земле драчунам.
— А ну вставай, Джим! Сейчас ты у меня ремня получишь! Я тебя научу слушаться, щенок ты эдакий!
Он начал пинать бесформенный клубок. Билли почувствовал, как тяжелый ботинок ударил его по голове. Билли отчаянно, изо всех сил задергался, отцепился от Джимми и заковылял прочь.
Джимми, кряхтя от боли, поднялся и двинулся на отца, осыпая его ругательствами. Родитель пнул его и крикнул:
— Пошли домой! А будешь еще вякать, я тебе голову сверну!
Они побрели домой. Мужчина шагал неторопливо, безмятежно, зажав в зубах символ спокойствия — трубку из яблоневого дерева. Джимми шел следом, шагах в десяти. Он мрачно ругался, ибо считал унизительным для решившего стать своего рода бойцом, хладнокровным и всемогущим, когда его уводит домой отец.
II
Наконец они достигли темного района, где множество безобразных подъездов кренящегося дома выталкивали на улицу и в сточные канавы оравы детей. Ветер начала осени поднимал с мостовой желтую пыль, крутил ее в водовороте и кидал в бесчисленные окна. Всюду на пожарных лестницах трепетали на ветру длинные бельевые веревки. Во всех укромных углах виднелись ведра, швабры, тряпки и бутылки. Дети на улице играли, дрались с другими детьми или же тупо сидели на проезжей части. Опершись на перила, сплетничали или визгливо, яростно бранились жуткого, вида женщины, нечесаные, в неряшливой одежде. В темных углах в странных позах, будто навек покорившись чему-то, сидели высохшие люди и курили трубки. На улицу неслись тысячи кухонных запахов. Дом скрипел и дрожал под ногами топочущих людей.
Сквозь толпу на улице оборванная, нечесаная девчонка тянула за руку красного ревущего малыша. Тот упирался в землю морщинистыми голыми ногами, приседал и капризничал.
— Ну идем же, Томми! Вон и Джимми с отцом. Хватит тянуть меня назад! — воскликнула девчонка и нетерпеливо дернула малыша за руку. Он плашмя упал наземь и заорал. Она дернула его еще раз, рывком подняла на ноги, и они пошли дальше. Малыш продолжал упорствовать, он возмущался, что его тянут в эту сторону. Он предпринимал героические усилия, чтобы удержаться на ногах, бранил сестру, а в промежутках между этим младенческим лепетом жевал апельсиновую корку.
Угрюмый мужчина и окровавленный мальчишка подошли ближе, и при виде их девчонка разразилась бранью и упреками:
— Джимми! Опять ты подрался!
Мальчишка хмуро огрызнулся:
— Не твое дело! Поняла?
— Вечно ты дерешься, Джимми! — набросилась на него девчонка. — Приходишь потом домой едва живой, мать злится и лупит нас всех — из-за тебя! — И она заплакала. Малыш запрокинул голову и тоже завыл, услышав, что ждет его дома.
— Заткнись, не то сейчас я тебя заткну! Поняла? — крикнул Джимми, но сестра продолжала причитать, и он внезапно стукнул ее. Девчонка покачнулась, а придя в себя, заплакала пуще прежнего, дрожащим голосом ругая брата. Она потихоньку отходила назад, а брат наступал, награждая ее шлепками.
Отец услышал шум и обернулся:
— Хватит, Джим! Оставь ее, пусть себе идет! Сколько мне еще в твою тупую башку ума вколачивать?
Мальчишка опять огрызнулся, продолжая колотить сестру. Малыш от возмущения отчаянно заревел изо всех сил, ибо сестра, совершая свои поспешные маневры, не отпускала его руку.
Наконец процессия скрылась в одном из мрачных подъездов. Семейство вскарабкалось по темным лестницам и прошло холодными сумрачными коридорами. Затем отец толкнул дверь, и они вошли в освещенную комнату — в ней, ощетинившись, стояла крупная женщина.
Наклонившись, она застыла вполоборота от горящей печки к заваленному сковородками столу. Отец и дети гуськом вошли в комнату, и женщина испытующе посмотрела на них.
— Опять подрался? — набросилась она на Джимми. Тот метнулся, пытаясь скрыться за остальными, и в суматохе опрокинул малыша Томми. Тот закричал, привычно, громко и возмущенно, ибо, падая, ударился своей нежной лодыжкой о ножку стола.
Массивные плечи матери колыхались от гнева. Она схватила мальчишку за шкирку и за плечо и трясла его, пока у него не застучали зубы. Она подтащила его к грязной раковине, смочила тряпку и принялась тереть его израненное лицо. Джимми визжал от боли и пытался высвободиться из огромных цепких рук.
