Он видел, что Ордынцев колеблется. Все-таки были сомнения, что все происходящее вокруг — мираж. Но если набираемый им код окажется неверным, его вполне могло убить. А если верным?…
Это особый внутренний код, единственный для каждого корабля, который знают всего двое: Ордынцев и капитан корабля. Улисс зажмурил глаза, подозревая, что все остальные последовали его примеру.
— Код принят, — заявила система, и дверь бесшумно распахнулась.
На пороге неподвижно лежало несколько механических тел. Бортовые роботы. Один из них разбит, двое других, очевидно, просто обесточены. Хотя вряд ли они когда-нибудь смогут нормально работать. Им все-таки восемьсот лет…
В глубине стояло одиннадцать гладких прозрачных саркофагов. Капитан и его спутники осторожно приблизились к ним и заглянули внутрь.
Саркофаги были пусты. В том смысле, что внутри не было человеческих тел, только скафандры, в которые облачались патрульные, когда выходили в открытый космос.
Полковник Улисс неторопливо прошелся вдоль ряда саркофагов. Выражение лица его было безрадостным, брови сдвинуты к переносице, руки заложены за спину, в глазах — горечь и недоумение.
— Как же так? — спросил он, обращаясь в пространство, — Как подобное могло произойти? И куда подевались тела? Разве что…
Полковник хлопнул себя рукой по лбу и горько улыбнулся.
«Восемьсот лет! Тела давно истлели и превратились в ничто. Но ведь еще позавчера, черт возьми, я собственными глазами видел Климова на похоронах Натали.
Видел его нахальную кривую усмешку, видел, как он вертит на пальце свой дурацкий брелок. Еще позавчера Климов кипел жизнью…»
— Эй, посмотрите! Что это? — прервал его размышления Маркус, показывая на огромный контейнер в глубине зала. Полковник оторвался о созерцания саркофагов и посмотрел в указываемую сторону.
Контейнер был довольно странного цвета — серебристый, отливающий голубым перламутром. Посередине располагалась небольшая панель, на которой мерцали крошечные лампочки.
— Этой штуки не должно быть на борту, — растерянно пробормотал полковник.
— Давайте, что ль откроем? — предложил заведующий и посмотрел на полковника взглядом ребенка, выпрашивающего у родителей новый велосипед.
«Ученый, — усмехнулся про себя Улисс, — им бы только доказательство, что весь этот балаган действительно имеет отношение к иным мирам. Хотя… восемьсот лет, черт возьми…»
— Я не могу позволить, — вслух сказал Улисс, — это может оказаться опасным. Подготовьте бригаду роботов.
— Прошу прощения, — хмыкнул заведующий, — Но, как бы там ни было, этот корабль — собственность музея. До того момента, как вы предоставите соответствующие документы.
— Да что вы говорите, — улыбнулся полковник, — Всего один звонок, и через пять минут этот район будет объявлен зоной повышенной опасности. С эвакуацией гражданских лиц. Так что…
— Прекратите, — перебил его Чак Ордынцев, — Уже поздно спорить.
В глазах его промелькнул испуг, а рука привычно потянулась к набедренной кобуре.
Улисс и заведующий обернулись — как раз вовремя, чтобы увидеть, как боковая стена контейнера плавно опустилась вниз. Внутри контейнера было много света, густого, словно туман, яркого, но не ослепляющего. Сквозь него довольно смутно виднелись очертания тела. Живого. Или пока еще живого.
Существо приподняло конечность, которая тут же беспомощно опустилась на место.
— Пришелец? — одними губами спросил Маркус, глядя на Ордынцева.
Тот пожал плечами и убрал руки с кобуры. Пришелец или нет — существо казалось слишком ослабленным, чтобы представлять угрозу. По крайней мере, ближайшие несколько минут.
Между тем существо сделало очередную попытку подняться, однако безуспешно. Оно неловко ворочалось внутри контейнера, словно не знало, что делать с собственным телом.
— Как вы думаете, что с ним? — спросил заведующий Улисса, который, как и все в этом зале, не сводили с контейнера глаз.
— Если предположить, что восемьсот лет оно находилось без движения, думаю, у него атрофировались мышцы. Конечно, только в том случае, если они у него есть.
— Может, помочь? — с опаской предложил Маркус, чувствуя, как по телу бегут мурашки от одной мысли, что придется дотрагиваться до этого существа.
— Пожалуй, я попробую, — ответил Ордынцев и шагнул вперед, полный твердой решимости выяснить, как выглядит пришелец.
— Нет, капитан, — оборвал его Улисс, — Я приказываю оставаться на месте.
— Да бросьте, Роберт, — Маркус положил ладонь на его плечо, — Это, можно сказать, судьбоносный момент в истории всего человечества.
3
Чак Ордынцев приблизился к саркофагу вплотную и склонился над телом пришельца. Сквозь плотный светящийся туман прорисовывалось лицо существа. Слава богу, оно у него было — довольно симпатичное лицо гуманоидной расы.
Существо увидело Ордынцева и приподняло голову. Губы его стали отчаянно шевелиться, издавая непонятные звуки. Пришелец определенно пытался что-то сказать.
Чак почувствовал, как ладонь пришельца ухватила его запястье. Он накрыл его ладонь своей и легонько сжал, с удивлением чувствуя прикосновение грубоватой кожи существа. И пальцы — у него определенно были пальцы. Ордынцев не спеша прощупал кисть, костяшки пальцев, которых насчитал четыре, а затем обнаружил и пятый. Совсем как у людей.
— Ну что там, Чак? — раздалось откуда-то сзади.
— Да, сейчас, — пробормотал Ордынцев и спросил существо, внимательно вглядываясь в его лицо, — Я не причиню тебе вред, если вытащу из этой штуки? Блин, да ты же…
Существо покачало головой и слабо улыбнулось.
— Ты понимаешь меня? — изумленно спросил Ордынцев.
Существо кивнуло и крепко сжало ладонь капитана.
— Ладно.
Ордынцев наклонился, чтобы обхватить существо за шею. Подбородок его практически коснулся лица пришельца. Капитан слегка опустил голову и столкнулся с ним взглядом.
У пришельца были большие карие глаза, выражение которых казалось до боли человеческим.
— Твою мать! — прошептал Ордынцев. — Твою мать!
4
Полковник Улисс первым ступил за борт крейсера и с грустной усмешкой осмотрел гудящую, будто пчелиный улей, толпу ученых. Среди всего этого скопища его интересовал лишь один — единственный человек. Его дочь.
Полковнику предстояло сообщить Рене нечто, что он предпочел бы скрыть, будь она посторонней, совершенно чужой ему женщиной. Была б его воля — он вообще никому ничего не сказал, оставив тайной, сокрытой под семью замками. Видит Бог, так было бы лучше. Для всех.
Но Рене была его ребенком. Стойким оловянным солдатиком с ранимым и любящим сердцем. Она переживет правду. Но вряд ли перенесет неизвестность.
Завидев полковника, ученые стайкой слетелись перед крейсером и, о чудо, замолчали, ожидая услышать нечто интересное.
— Скажите, среди вашей орды есть обыкновенный врач?
— Есть, — откликнулся худой сутуловатый старик, — Я терапевт.
— Пожалуйте на борт.
— Кому-то плохо?
— Не знаю. Возможно, — махнул рукой полковник и едва заметно кивнул дочери.
Рене подошла к отцу и нерешительно посмотрела ему в глаза.
— Это ведь тот корабль, да, пап?
— Не буду врать, — ответил Улисс и взял ее за руку, — Давай зайдем.
— Не нужно… Я не хочу… не могу.
Рене опустила взгляд, пытаясь собраться с силами, чтобы не разрыдаться тут, публично, перед взорами тех, кому ее слезы если не смешны, то безразличны.
— Нужно! — приказал отец, и Рене молча последовала за ним на крейсер.
В жилом отсеке повисла тишина. Маркус, Ордынцев и заведующий музеем стояли кучкой, рассматривая кого-то или что-то, лежавшее на раскладной бортовой койке.
Врач застыл на пороге, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. На лице его был написан испуг.
— Это человек, — успокоил его полковник, — Единственный выживший из всей команды.
«Надеюсь, это действительно человек», — добавил про себя Улисс.
Рене рванулась вперед, едва не сбив врача с ног, однако рядом с койкой внезапно остановилась и зажмурилась, словно цепляясь за остатки надежды, еще недавно тлеющие, но сейчас вдруг вспыхнувшие буйным потоком пламени.
Человек, лежавший на подушке, улыбнулся и, собравшись с силами, приподнялся на локтях. Губы его не смогли произнести ни слова, однако глаза искрились радостью.
* * *
«Вот ты какая, Рене», — подумал про себя Ооалус Орсихт, и мысленно толкнул свое второе «я», — «Берт, тебе пора возвращаться…»
