— Понимаю. Я ведь тоже не эксперт. Что не помешало заметить, когда субличность вмешалась… — он подвесил фразу.
— Меня это тоже удивило.
— Он нас чуть не погубил, — произнес Клавейн. — Я четко отдал приказ, а он выстрелил слишком рано.
— Это были не приказы, а рекомендации.
— Извини, ошибся. Но все дело в том, что такого не должно было произойти. Даже если у субличности есть определенный доступ к орудиям… хотя, строго говоря, на гражданских звездолетах такое не принято. По большому счету, он вообще не мог действовать без прямых команд. И не мог запаниковать.
Ксавьер издал нервный смешок.
— Запаниковал?
— Мне так показалось, — Клавейн пожалел, что не видит глаз собеседника, спрятанных за очками.
— Машины не паникуют.
— Я знаю. И субличности гамма-уровня — тем паче. Как я понимаю, ваш Тварь из таких?
Ксавьер кивнул.
— Значит, он не мог запаниковать, верно?
— Получается, что нет.
Клавейн нахмурился, вернулся к своему блокноту и снова начал водить стилусом по ярким нервным узлам логических магистралей, словно перемешивая разноцветные спагетти.
«Штормовая Птица» причалила к Карусели Нью-Копенгагена. Клавейн собирался сразу же отправиться восвояси, но Антуанетта и Ксавьер были категорически против. Он должен был непременно отобедать с ними в каком-нибудь заведении на Карусели. Немного подумав, Клавейн согласился. Прогулка не обещала затянуться больше, чем на пару часов. В свою очередь, Клавейн получал возможность акклиматизироваться перед дальнейшим путешествием, которое он предполагал продолжать в одиночестве. Наконец, он просто был им благодарен — особенно Ксавьеру, который предоставил ему кое-что из своего гардероба.
Клавейн был выше и стройнее Лю. Пришлось проявить некоторую изобретательность, чтобы не чувствовать себя вором или тайным агентом, который намерен вынести под одеждой какую-нибудь ценность. Клавейн оставил свой плотно облегающий термокомбинезон, а сверху накинув дутую цветастую куртку, наподобие тех, в которые облачаются пилоты перед вынужденным приводнением. Брюки Ксавьера висели на нем мешком и не закрывали лодыжек. Выбрав самые узкие, Клавейн отыскал пару грубых черных сапог, которые доходили ему почти до колен, и посмотрел в зеркало. Зрелище можно было назвать скорее странным, чем эксцентричным — следовательно, он действовал в верном направлении. В заключение Клавейн подстриг бороду и усы и привел в порядок волосы, зачесав их назад, так что они легли белыми волнами.
Антуанетта и Ксавьер уже ждали его — они тоже успели переодеться и освежиться. Вскоре вся компания уже ехала в поезде на другую сторону Карусели. Антуанетта сообщила, что линию провели после того, как спицы колеса были разрушены — до этого через «втулку» ходил экспресс. Теперь прямой путь стал невозможен. Но это было еще полбеды. Маршрут проходил не по дуге, а по сложной зигзагообразной траектории, змеясь и петляя вдоль «обода», а порой даже выходил на поверхность, чтобы обогнуть какой-нибудь частный сектор. Понятно, что направление движения относительно вектора вращения то и дело менялось, вызывая у Клавейна холод в животе и короткие приступы головокружения. Больше всего это напоминало вход в атмосферу Марса по «метеоритной» траектории.
Когда поезд прибыл на внутренний вокзал, Клавейн вздохнул с облегчением. Зал представлял собой огромную крытую плазу со стеклянным полом и стенами высотой в десятки метров — потрясающее зрелище.
Прямо под ногами темнела передняя часть огромного космического корабля, пробившая внутреннюю стенку обода Карусели. Тупоносый обтекаемый нос покрывали царапины, выбоины и пятна ожогов. Все, что обычно выступает из корпуса или крепится к обшивке, было безжалостно сорвано и искорежено. Иллюминаторы пилотской кабины, образующие полусферу на носу корабля, превратились в черные отверстия, похожие на пустые глазницы. Там, где звездолет встретился с поверхностью Карусели, вздувалась затвердевшая пористая пена пепельного цвета, напоминающая пемзу.
— Кто это сотворил? — спросил Клавейн.
— Один долбанный идиот по имени Лайл Меррик, — отозвалась Антуанетта.
Ксавьер перехватил инициативу.
— То, что ты видишь — судно этого Меррика, вернее, то, что от него осталось. Старое корыто на химических реактивных двигателях, едва ли не самое примитивное из всего, что когда-либо летало в системе. Лайл оставался при делах, потому что умел уломать клиентов. Те, у кого была возможность, битой канистры бы этому болвану не доверили. Но в один прекрасный день Меррик вляпался.
— Это случилось лет шестнадцать-семнадцать назад, — сказала Антуанетта. — Таможенники хотели провести у него на борту досмотр, а Лайл дал деру. Он вполне мог спрятаться — был один ремонтный док в отдаленном секторе Карусели, куда его посудина вполне бы поместилась. Но Лайл все делал через задницу. То ли он ошибся в расчетах, то ли не справился с управлением… а может быть, просто был пьян. В общем, этот придурок вписался прямо в обод карусели.
— Ты видишь только очень маленькую часть его корабля, — подхватил Ксавьер. — Все остальное — то, что находилось сзади — по большому счету, было просто баком для горючего. Химический реактивный движок — вообще чертовски прожорливая штука, даже с пено-фазным катализатором. Когда судно врезалось в карусель, нос пробил обшивку, но не столько смял ее, сколько покорежил. В общем, цистерна сдетонировала и взорвалась. Снаружи остался здоровенный кратер.
— Погибшие? — спросил Клавейн.
— Несколько человек, — ответил Лю.
— Я бы так не сказала, — поправила девушка. — Несколько сотен.
Они рассказали, как гиперприматы в скафандрах герметизировали поверхность карусели, причем несколько обезьян из команды спасателей погибло. Животные настолько блестяще выполнили работу, замазав каждую щель между корпусом судна и стенкой обода, что стало ясно: безопаснее всего будет ничего не переделывать. После этого дизайнеры создали эту очаровательную плазу — разумеется, за соответствующую сумму.
— Теперь это называется «отзвуки жестокого столкновения с кораблем», — сказала Антуанетта.
— Ага, — подтвердил Ксавьер. — Или еще: «Комментарий несчастного случая остроумным архитектурным жестом, в меру необходимости сохранившим и взявшим за основу трансформацию пространства в результате самого происшествия».
— Я бы сказала проще: «Памятник идиотам, которые сорят деньгами», — прокомментировала девушка.
— Это была твоя идея — притащиться сюда, — сказал Лю. — Всецело твоя.
В коническом носу корабля разместился бар. Перед входом Клавейн тактично намекнул своим спутникам, что им пора немного угомониться. Рядом со столиком в дальнем углу, который они выбрали, красовалась цистерна с бурлящей водой, задекорированная под пещеру. Внутри плавали моллюски, на конических телах вспыхивали неоном рекламные слоганы.
Гиббон-официант принес им пиво, и все трое принялись за кружки — даже Клавейн, который был равнодушен к алкоголю. Но напиток оказался просто восхитительным — прохладным и освежающим. К тому же спасение стоило отметить. Клавейн надеялся, что его спутники не узнают, насколько ему неуютно — это могло испортить приятное времяпрепровождение.
— Итак, Клавейн, — сказала Антуанетта. — Объяснишь, что все это значит, или хочешь оставить нас ломать голову?
— Вы знаете, кто я такой?
— Да, — она покосилась на Ксавьера. — Ну… мы так думаем. Ты раньше этого не отрицал.
— В таком случае, вы знаете, что мне уже доводилось стать перебежчиком.
— Давным-давно, — задумчиво сказала девушка.
Клавейн заметил, что она аккуратно сдирает этикетку с бутылки.
— Иногда мне кажется, что это было вчера. Но с тех пор прошло четыреста лет. Плюс-минус десяток-другой. Почти все эти годы я служил своей фракции верой и правдой. Поверьте, мне было нелегко снова стать отступником.
— Так почему ты все-таки решился? — спросила она.
— Потому что скоро произойдет кое-что очень скверное. Что именно — не могу точно сказать, я не знаю всех подробностей. Но того, что мне известно, достаточно, чтобы сказать: это угроза… угроза извне, угроза для всех нас. Не только для Объединившихся, но и для Демархистов. Ультра. Скайджеков. Вас двоих.
Ксавьер окинул взглядом свою кружку.
— И на этой оптимистичной ноте…
— Я не хотел портить нам праздник. Просто все именно так. Есть нечто такое, что угрожает всем. Я бы очень хотел, чтобы это оказалось не так.
— И что нам угрожает? — осведомилась Антуанетта.
— Если то, что я узнал, верно, то… нечто чуждое. Некоторое время назад мы… я имею в виду Объединившихся… мы знаем, что в космосе обитают враждебные существа. Я имею в виду активную враждебность. Они не из тех, кто представляет опасность при определенных обстоятельствах или в силу непредсказуемости, как Трюкачи или Странники. Мы столкнулись с этими существами во время космической экспедиции. Они атаковали нас, и тогда стало ясно, что это машины. Мы назвали их Волками. Только недавно мы нашли способ получать от них ответы.
