И трех часов ему вполне достаточно. Ведь на берегу его ждет Андрюша. Алик был почему-то абсолютно уверен, что этот строгий мальчишка, вдруг ставший ему настоящим другом, никогда его не подведет. Потому что он не умеет подводить. Потому что — «так на войне не делают».
«Ебятки» вдруг заржали во весь голос. Алик отвлекся от своих мыслей. Грузовичок обгонял отряд «пионеров», возвращавшихся в лагерь из похода. Они шли веселым строем, человек тридцать «мальчиков» и «девочек». «Мальчики» — пузатые дядьки в трусах и панамах, с радужными галстуками, «девочки» — длинноногие, как мюзик-холльный кордебалет, в коротких юбочках и тоже в галстуках между голых торчащих сисек. Впереди шел мускулистый красавец «вожатый» в знакомой черной пилотке. «Пионеры» во все горло самозабвенно распевали:
По улице шагаетВеселое звено,Никто кругом не знает,Куда идет оно.
«Девочки» кокетливо помахали панамками вслед грузовичку. Их розовые сиськи аппетитно трепыхались.
Левины «ебятки» восхищенно загудели. Лева высунулся из кабины, прикрикнул на них:
— На чужой каравай е… не разевай! Это не для нас, ебятки.
Алик поинтересовался, откуда в лагере появились такие задорные «пионерки». «Ебятки» ему объяснили, что это валютные девки, заказанные из какого-то дорогого борделя. Рассказали, смеясь, какую драку устроили из-за них утром прибывшие «пионеры». Кто-то, самый богатый, кричал, что он может купить их всех скопом. «Вожатые» ему долго втолковывали, что в лагере такие номера не проходят. Пришлось этому боссу биться, как молодому изюбрю, с каким-то «зачуханным» соперником до первой крови, как принято в пионерских лагерях. Это было зрелище! Вот была умора! И зря ведь дрались, между прочим: все девоньки как на подбор, одна лучше другой.
Так они доехали до главного корпуса. Лева быстро отправил «ебяток» на крышу — заниматься антенной. Когда Алик выпрыгнул из кузова, к нему подошел хмурый Лева:
— Слушай, камикадзе, ты серьезно решил отдать свою жизнь за здоровье нашего фюрера?
Алик улыбнулся и пожал плечами. Лева его прекрасно понял.
— Я ничего не знаю, Алик. Это твои проблемы.— Лева оглянулся по сторонам. — Я бы и сам с тобой отвалил домой на Петроградскую, но наш шарфюрер прав: меня можно заставить работать только под автоматом. — Лева улыбнулся виновато. — А уж если я врубился в тему — туши лампаду. Мне это интересно, Алик, честное слово. Астрал еще никто в мире не ловил. Если я все правильно рассчитал — это же революция в науке, Алик. Ты меня понимаешь?
Алик ему ободряюще кивнул:
— Понимаю. Только смотри, Лева, не поймай в свой АУТ сатану.
Лева захохотал, довольный:
— Если поймаю — не выпущу! Обещаю! Заставлю его работать на себя, как последнего нефа!
— Ну-ну, — улыбнулся Алик.
Лева снизу вверх шлепнул его по плечу:
— До семи я молчу. После — объявляю тревогу. Ну, ни пуха! Привет Питеру.
На стоянке у главного корпуса выстроились шикарные лимузины «пионеров». Грузовичок на них презрительно чихнул и убрался в лесок. Людей видно не было. Алик скинул свитер с буквами лаборатории, чтобы не светиться. Он понятия не имел, где искать Андрюшу, и пошел к пляжу только потому, что вспомнил, как Андрюша ему на скамеечке под кустом шиповника шептал: «Морем надо уходить. Только морем!»
И у причала был полный парад. «Пионеры» добирались до лагеря и морем. Рядом с катером Василия покачивались на ленивой волне три стройные яхты. Одна даже была двухмачтовая — и в океан на ней не стыдно выйти. У всех на стеньгах полоскались синие флаги с радугой и стрелой.
«Все посудины, — отметил про себя Алик, — под флагом всемирного ШИЗО».
На пляже — никого. Даже чаек. Чайки плескались далеко в заливе — к хорошей погоде.
Алик оглянулся. Ему стало неприятно, он стоял один посреди пустого пляжа, как мишень на стрельбище. Ему даже казалось, что за ним кто-то пристально наблюдает из-за прибрежных сосен. Алик потянулся и сел на песок — все-таки не так заметно. Только он сел, откуда-то из-за спины раздался тихий свист. Алик постелил на песок свитер и лег, закинув руки за голову. Тонкий тихий свист раздался снова, но уже более требовательно. Алик встал и не спеша, будто ища что-то под ногами, пошел к дюне. Охранник в стеклянной будочке на причале за ним явно наблюдал — даже бинокль на солнце поблескивал. Алик поднялся на дюну, встал за куст. Отблеск на причале пропал — охранник опустил бинокль, потерял объект наблюдения.
Тихий свист раздался совсем рядом, из заросшей высоким иван-чаем воронки. Алик раздвинул траву, кто-то цепко и больно схватил его за лодыжку. Алик скатился на дно воронки, успев подумать: «Это не Андрюша». Когда он открыл глаза, увидел сердитое лицо Петровича.
— Мы тебя уже сутки ждем!
— А где Андрюша? — огляделся Алик.
— Скоро будет, — обнадежил Петрович.
— Где он?
— На обследовании.
— На каком обследовании? — забеспокоился Алик.
Петрович объяснил, что Чен вдруг очень заинтересовался Андрюшиной раной и с утра отправил его в медкорпус на обследование. Андрюша не хотел напрягать ситуацию, пока не появится Алик. Андрюша отправил Петровича на дюну, а сам пошел в медкорпус. Сказал, что ненадолго, что сразу сюда придет.
— Он с утра ушел? — переспросил Алик.
— Придет, — успокоил его Петрович,— все равно раньше темноты отсюда не уйти.
— Я только до семи отпущен, — вспомнил Алик, — после семи поднимут тревогу.
Петрович подумал немного:
— Можно и в семь. В семь у «пионеров» ужин начинается. Весь персонал перед ними на ушах будет стоять. А после ужина у них крутая гульба — «на лужайке детский смех». До поросячьего визга. Можно и в семь.
— Не нравится мне это, — сказал вдруг Алик.
— «Детский смех»? — не понял Петрович.— Они свое детство за хорошие деньги купили. Пусть веселятся.
— Обследование мне не нравится,— задумался Алик. — Разве у него серьезная рана?
— Царапина, — поморщился Петрович. — Я ее сразу обработал, перевязал.
— Зачем же тогда обследование? Странно…
— Ничего странного, — сказал Петрович. — Чен решил Андрюшу в наше шоу запрячь. Я ему говорил, что боец сырой еще. А у Чена выхода нет — вторая пара распалась.
Алик ничего не понял. И Петрович подробно ему объяснил, как раскосый Карим наотрез отказался от боя. Как утром пришел в бойцовский блок Чен уговаривать Карима, а когда не уговорил, разделал обладателя черного пояса под орех, сломав ему пару ребер. Теперь Карим, если и поумнеет, драться уже не скоро сможет. И неустойку на Карима повесили такую, что ему всю жизнь придется работать на «шоу кумитэ». Только жизнь у Карима будет короткая. Чен намекнул ему, что позаботится об этом сам.
— То есть как позаботится?
— Сам его на арене убьет, — просто объяснил Петрович.
— И Андрюшу они тоже хотят убить, — сказал вдруг Алик.
— Не успеют, — улыбнулся Петрович, — бой завтра, а вы сегодня уйдете.
— Но его же нет! — заволновался Алик. — С самого утра!
Петрович усмехнулся и встал:
— Ладно, я сам за ним схожу. Только ты не пропади, доктор. Сиди тут тихо, как мышка. Жди.
Алик встал перед Петровичем:
— Я вам не верю.
Петрович оценил его решительное лицо:
— Чему не веришь?
— Что вы хотите нам помочь. Не верю!
Петрович осторожно, двумя пальцами, одним под подбородок, другим в сплетение, усадил Алика на мох:
— Не верь дальше. Только мне не мешай. У тебя другого выхода нет. Или навсегда здесь останешься.
— Вы же на Василия работаете! — волновался Алик. — «Маячок» в патроне, кассеты, наш разговор на балконе!
Петрович присел перед ним:
— Ты прав — я на него работаю. Для Василия Ивановича лучше, чтобы вы отсюда ушли.
Алик растерялся:
— Когда он вам это сказал?
— Это я сам решил,— твердо сказал Петрович,— ты ему ничем не поможешь, доктор. Потому что не любишь его и не понимаешь. — Петрович будто обвинил Алика в чем-то. И Алик начал заводиться. Но Петрович не дал ему сказать: — Он тебе верит, а ты не веришь ему. Между вами баба. Эта баба и не дает тебе его понять. Тебе лучше уйти. Ты только все испортишь. Василий Иванович и без тебя справится.
Алик даже засмеялся такому неожиданному повороту. Петрович тихонько выполз из воронки, огляделся из-за травы и обернулся к Алику:
— Значит, договорились. Ждешь меня здесь. На берег не выходи. — Петрович поманил Алика пальцем и, когда он привстал, показал ему перевернутую лодку на песке: — Там, за спасательным баркасом, баба загорает. От нее только что жених ушел. — Петрович многозначительно посмотрел на Алика. — Ты понял? На берег ни-ни.
Петрович бесшумно скрылся в кусты, ни один листок не шевельнулся. Алик послушал тишину, стараясь уловить хоть сухой треск веточки, но ничего не услышал. Лес дремал. Замер, истомленный ошалевшим солнцем.
Алик не отрывал глаз от зеленого днища баркаса. Из-за него тонкой серой струйкой поднимался дымок. Светлана Филипповна курила. То, что там лежит именно она, Алик не сомневался.
