мне больше незачем торопиться.
На танцплощадке участники шоу давали интервью. Отто Клинг собственной персоной подошёл к Натали и небрежно приблизил микрофон к её лицу.
– Поздравляю! Отличное выступление. Вы получили огромную поддержку зрителей. Что вы чувствуете? – начал он.
– О, это так чудесно! Я очень благодарна всем, кто за меня проголосовал, – улыбаясь, ответила Натали.
– Насколько Дин повлиял на ваши успехи в нашем телешоу? – продолжил Отто Клинг.
Однако Натали явно была не расположена разговаривать в подобном ключе. Злые языки в прессе утверждали, что она получила преимущество благодаря роману с партнёром по танцам, якобы это давало им лишнюю возможность тренироваться.
– Хороший партнёр – большое дело, но Дин танцует не только для меня, верно? – заметила Натали.
Отто Клинг притворился, что не услышал этой её реплики, и продолжал дальше:
– Вы хотите особенно поблагодарить кого-нибудь?
– Да, моих замечательных агентов Каролину и Янэ, которые, я знаю, сейчас сидят дома и смотрят меня по телевизору. Без них ничего этого не случилось бы, – ответила Натали и помахала рукой в камеру.
– Как мило с её стороны, – улыбнулась Янэ, а я кивнула.
– Никто из вашей семьи не пришёл сегодня, чтобы поболеть за вас. Почему? – задал следующий вопрос Отто Клинг.
Ослепительная улыбка Натали чуть померкла.
– Я стараюсь оберегать свою частную жизнь и не хочу, чтобы её подробности стали достоянием гласности, – ответила она и смущённо почесала нос.
Янэ разозлилась:
– Что же это такое! Ведь организаторы обещали, что будут спрашивать только про танцы и блог Натали. Больше ни о чём другом!
Отто Клинг, казалось, прислушивается к микрофону, который был у него в ухе.
– Мы завершаем нашу передачу и уступаем место выпуску новостей, из которого вы узнаете, как продвигается расследование дерзкого ограбления денежного хранилища. И прямо сейчас нам стала известна сенсационная новость. Знаменитый шведский артист Бруно Валль заключён под стражу. Подозревается, что именно он стоял за этим ограблением. – Отто Клинг явно испытывал удовольствие, произнося всё это в прямом эфире. – К сожалению, на этом нам придётся завершить наше с вами интервью, дорогая Натали. Но всё же мы надеемся на следующей неделе увидеть в студии ваших родителей.
Пока Отто Клинг передавал слово своему коллеге из студии новостей, камера продолжала снимать Натали. Внезапно её лицо исказилось, и, резко повернувшись, она поспешила прочь из студии.
Янэ удивлённо посмотрела на меня.
– Что с ней такое? – спросила она.
– Попробуй отправить ей сообщение, – посоветовала я.
Янэ взяла свой смартфон и в изумлении смотрела на экран:
– Уже не нужно. Она сама мне написала.
– Да? Как быстро. И что там?
Янэ повернула ко мне экран, чтобы я смогла прочесть: «Прости, Янэ, но я выхожу из игры».
– Кто-нибудь может мне объяснить, что всё это значит? – спросила Янэ.
У меня в голове не укладывалось, что я в последний раз обхожу комнаты своего дома в Виикене. Теперь, когда я могла никуда не спешить, у меня было время прислушаться к чувствам, тоска по тебе, дочка, казалась просто невыносимой. Везде царила тишина, слышно было только, как на кухне работает холодильник. Я прошлась по всем комнатам, чтобы проститься. Зашла даже в ванную для гостей. Огляделась по сторонам и на деревянной скамеечке в углу увидела небрежно брошенную одежду. Я подошла поближе, достала из кучи какую-то перепачканную футболку и тут же вспомнила, что это вещи Мика, которые он оставил здесь той ночью, когда я отвезла его в Копенгаген. Я принялась складывать вещи, которые всё ещё хранили аромат сандала, и тут что-то упало на пол. Я посмотрела вниз и на розоватых плитках пола увидела небольшой бумажник. Должно быть, Мик забыл его в джинсах. Я подняла его и открыла. Денег в нём не было. Но в одном из кармашков я нащупала пластиковую карту. Я вынула её. Это были водительские права. Я посмотрела на лицо человека на фото. Это был Мик. Никаких сомнений. Потом перевела взгляд на имя. Микаэль Оскар Хоффман.
Мне пришлось собраться с мыслями. Новость, что Мик тоже был из семьи Хоффманов, никак не укладывалась в голове. Всё это время я считала его кем-то вроде бессловесного исполнителя, бессильного вырваться из пут «Семьи». Но я никогда не думала, что он находится с ними в кровном родстве. Хотя, кто знает, возможно, для них он действительно был лишь исполнителем? Мне вдруг стало ужасно жаль Мика.
Я порылась в бумажнике, но нашла только старую смятую фотографию. Я поднесла её к свету, чтобы хорошенько рассмотреть. На ней были изображены четыре человека, и я узнала их всех. Слева с голым торсом и с сигарой во рту стоял Карл Хоффман. Он улыбался довольной улыбкой. Рядом с ним в рубашке с коротким рукавом и шортах замер Бруно Валль, виду него был нервный и какой-то отсутствующий. Одной рукой он обнимал Марию Хоффман за стройную талию. Она была в красном бикини и махала в объектив, неестественно широко улыбаясь. Натали, которой на снимке было не больше семи-восьми лет, гримасничала, высунув язык. Она стояли у бортика бассейна, на дне которого виднелась чудесная мозаика в форме стрекозы. Но почему на фотографии не было Мика? И я тут же поняла почему: ведь это он делал снимок.
Я долго смотрела на фотографию. «Семья». Вот они, те люди, что купили мою картину, а потом контролировали каждый мой шаг. Превратили меня в свою игрушку. Что сделало этих людей такими жадными и бездушными? Теперь они за решёткой. Справедливость восторжествовала, подумала я.
