— Сэр Каунселлор, я не могу отдать вам то, что мне не принадлежит. Покажите мне, какой бриллиант вам дороже всего, и я уж — возьму грех на душу — подарю вам его.
Поняв, что лучших условий я не предложу, сэр Каунселлор указал дрожащим пальцем на любимый бриллиант. Я отогнул ножом золотую оправу и положил ему на ладонь то, что он просил. Каунселлор благоговейно принял дар, потом резко повернулся и сломя голову бросился к «Дверям Гвенни». Мгновение — и он скрылся в каменном проходе, исчезнув из моей жизни навсегда. Что сталось потом с несчастным разбойником, о том ведает лишь Господь всемогущий.
А теперь вернемся к Карверу Дуну. Вот что рассказали мне отважные наши рудокопы.
Как было обговорено заранее, Саймон Карфекс встретил два десятка Дунов, вознамерившихся захватить обещанный караван с золотом, в лесу Беджворти, у старого заброшенного дома, принадлежавшего некогда одному богачу, убитому Дунами много лет назад. Карфекс ввел их в дом и велел им ждать до прихода каравана.
— Кстати, я тут кое-что разыскал,— сообщил Саймон Карфекс Карверу Дуну,— Под разбитым камином контрабандисты спрятали старинное вино. Скоротаем время, пока не подойдет караван. Поставьте часового, и попробуем что оно такое на вкус.
Дуны согласились с Саймоном, и вскоре все были более или менее пьяны. Пока они пили, Саймон налил им воды в мушкеты. В разгаре шумного пира великан Карвер поднялся со стаканом в руке, чтобы произнести очередной тост, как вдруг двери с треском распахнулись, и в зал с мушкетами наперевес ворвалась толпа рудокопов. Каждый Дун немедленно был взят на мушку. Дуны тут же похватали отставленное оружие, нажали на курки, но в ответ раздались лишь сухие щелчки.
— Нас предали! — крикнул кто-то из разбойников.
— Драться до последнего! — крикнул другой.
Да, они дрались до последнего, как и подобает мужчинам, и все, как один, погибли под кровом того, кого сами когда-то предали смерти, и вместе с ними погиб молодой де Уичхолс, который, несмотря на мольбы отца, разделил судьбу с Дунами.
Я сказал «все, как один...». Нет, как раз один-то и спасся: Карвер Дун — отчасти благодаря своей чудовищной силе, отчасти, вероятно, потому, что умел сохранять великое хладнокровие в минуты великой опасности.
Рад отметить (хотя какая уж тут может быть радость!), что в этом сражении погибли от пуль и скончались от ран всего восемь шахтеров и столько же наших людей погибли в долине. Мы заплатили шестнадцатью нашими жизнями, чтобы избавиться от четырех десятков Дунов, каждый из которых за последние год-два отправил на тот свет не менее трех человек.
Но Карвер остался на свободе. Жестокий, сильный, коварный, готовый на все, словно голодный волк в стаде овец. И никто не взял на себя вину за его исчезновение, ни шахтеры, что сражались в лесу, ни фермеры, что бились у Ворот Дунов, видевшие, как он уходил за горизонт, скача во весь опор, но не посмевшие остановить его.
Глава 58
Кровь на алтаре
А потом события замелькали с такой быстротой, что дай мне Бог припомнить сейчас хотя бы половину из них. Память, увы, подводит меня иной раз, причем довольно крепко, но что за беда? Любезные читатели, надеюсь, простят меня, тем более, что мы с самого начала договаривались: я буду описывать только то, что имеет к моей истории, истории Лорны Дун, самое непосредственное отношение, а остальные подробности — по боку.
Итак, мы взяли штурмом проклятую долину. Что же было после — самое важное? Самое важное — неожиданный приезд Лорны, моей любимой, единственной и неповторимой Лорны. Она приехала, блистая здоровьем и радостью, вернулась к нам, словно птица в родное гнездо. Она вернулась, наполнив веселым шумом наш дом, и если солнышко по-прежнему всходило над знакомым холмом, мне казалось, что живым его воплощением на нашей грешной земле и была моя Лорна.
Матушка, сидя в старинном кресле, едва успевала вытирать слезы, глядя на Лорну, и даже завидущие глазенки Лиззи как-то потеплели, увидев Лорну после долгой разлуки. А я... Можете считать меня сумасшедшим, но я забросил свою любимую шляпу на амбар, а потом поцеловал жену Джона Фрая, пригрозившую мне за такие вольности дать в следующий раз по лбу щипцами для сахара. Но до следующего раза, как говорится, еще дожить нужно.
— Господи, как я люблю запах вересковых пустошей! - беспрестанно повторяла Лорна, бродя по знакомым местам, — Меня он просто пьянит! Теперь я знаю наверняка: я родилась, чтобы стать невестой фермера, так же как Лиззи — невестой солдата. А теперь, поскольку вы меня ни спрашиваете, я скажу вам то, что хотела продержать в секрете до завтрашнего утра. Я — сама себе хозяйка. Что вы на это скажете, матушка? Нет, вы только подумайте: я — сама себе хозяйка!
— Если так, то долго это не продлится,— ответил я вместо матушки, видя, что она несколько растерялась, не поняв, что Лорна обрела, наконец, право самостоятельно распоряжаться своей судьбой.— Если ты стала себе хозяйкой, то твоим господином вот-вот стану я.
— Сказано веско и откровенно,— улыбнулась Лорна.— Но не рановато ли, Джон? Впрочем, чему бывать, того не миновать.
С этими словами Лорна прильнула к моей груди и всплакнула — немножечко.
Поздно вечером, когда все улеглись спать, я долго курил трубку у своей постели, размышляя о свалившемся на меня счастье. Самые родовитые кавалеры Англии, думал я, должны сейчас завидовать мне, потому что меня полюбила самая благородная девушка на свете. Но стою ли я ее? Не слишком ли я прост для нее, не слишком ли буднична моя фермерская жизнь? Но — будь что будет: жизнь покажет, по себе ли я срубил деревце.
Утром Лорна, надев самое свое простое платье,— оно еще сильнее подчеркнуло ее царственную осанку - рассказала нам, что с ней произошло после моего отъезда из Лондона.
Когда я, обремененный рыцарским званием и гербом, покинул столицу, его светлость лорд главный судья Джеффриз вернулся в нее с триумфом и славой, перевешав тех, кто был слишком беден, чтобы выкупить свою жизнь, и король, восхищенный подвигами своего верного слуги, доверил ему большую государственную печать. Как раз в это время скончался старый граф Брандир, и с той поры Лорна попала в зависимость от лорда-канцлера Джеффриза. Он, конечно же, был наслышан о богатстве Лорны и о том, что всем благам мира она предпочла супружество с простым фермером Джоном Риддом, и лорд Джеффриз, растроганный этими обстоятельствами (из которых первое, конечно же, взволновало его куда меньше, чем второе), снизошел до того, что нанес Лорне личный визит. Получив от нее кругленькую сумму наличными, его светлость пообещал Лорне дать официальное согласие на ее брак со мной, при условии, что король не станет возражать против этого.
Его величество возражать не стал, потому что в его глазах я был добрым католиком, а ее величество также не стала препятствовать браку, потому что захотела сделать Лорне приятное своей благосклонностью. Было оговорено, что по достижении Лорной совершеннолетия, когда она вступит во владение всем своим имуществом, она выплатит солидный налог короне, а часть имущества передаст церкви. Кроме того, его величество вознамерился самолично продиктовать условия брачного контракта Лорны, (конечно, не бесплатно). Таким образом, после Джеффриза, короля и церкви Лорне не оставалось почти ничего. (Потом, правда, когда нынешнего короля изгнали, а новый король не стал заботиться ни о блеске и славе католической церкви, ни о собственном кармане [81], это решение было признано недействительным, незаконным и заслуживающим осуждения, но деньги, что присвоил лорд-канцлер, пропали для меня и Лорны безвозвратно).
Нет, в то время мы не думали о деньгах, мы думали друг о друге. Более того, Лорна даже усмотрела в этом вымогательстве юмористическую сторону, лукаво заметив, что если я не раздумаю брать ее в жены, то я возьму бесприданницу.
— А то, что останется, — добавила она, — я раздам ближайшим своим родственникам. Негоже, согласись, невесте простого фермера приносить в дом такое состояние.
— Поступай, как знаешь, — ответил я. — Повторю лишь то, что говорил прежде: наше состояние — это не твой достопочтенный сундук, а мои руки и моя голова.
Пастор Бауден, решив разделить с нами приятные хлопоты в связи с предстоящей свадьбой, рьяно взялся за дело. Все шло как нельзя лучше, но какая-то тайная печаль снедала Лорну все это время. Это чувство, нараставшее в ней по мере приближения торжества, передалось и мне, и я решил махнуть рукой на полевые работы и подольше оставаться с Лорной наедине, чтобы с ней, не дай Бог, и в самом деле не случилась какая беда.
Недавний бой в Долине Дунов, мое командирство, исчезновение Каунселлора и Карвера, — они, по всеобщему твердому убеждению, отправились прямо в преисподнюю, - все это сделало мою персону знаменитой, как никогда прежде. На тридцать миль вокруг только и было разговоров, что о свадьбе, и люди уже начали стекаться в наш Орский приход, чтобы в назначенный день и час поглазеть на мой рост и полюбоваться на красоту Лорны.
