Гилберт обогнал ее и одарил своей особой обворожительной улыбкой, за которую, как этот хитрец прекрасно знал, Эржебет могла простить ему многое.
— Я не обижаюсь, честно, — пробормотала Эржебет, старательно шепча про себя заклинания от прусской магии обаяния. — И…
Она на мгновение замолчала, смущенно отвела взгляд.
— Прекрати меня так называть.
— Как, котенок? — недоуменно выгнул бровь Гилберт.
— Вот так!
— Мне казалось, тебе нравится.
— Нравится, но только, когда мы в пос… наедине, а не на людях. — Эржебет воровато огляделась.
Они как раз остановились у подъезда своего дома в Будапеште. Неподалеку на детской площадке чинные мамаши и бабушки выгуливали ребятишек, то и дело бросая любопытные взгляды на шумных молодых людей.
— Да забей на них. — Гилберт фыркнул. — Пускай завидуют тому, какой шикарный мужчина тебе достался! И вообще, у настоящих парочек ведь должны быть прозвища…
— Должны, да? — Эржебет хитро прищурилась, в этот момент действительно став похожей на шаловливую зеленоглазую кошечку. — А ведь я тебе никакого прозвища так и не придумала. Непорядок. Надо это исправить.
— Давай-давай. — Гилберт в предвкушении потер руки.
Эржебет изобразила напряженные раздумья, затем задорно усмехнулась.
— Придумала. Цыпленочек!
Пару секунд Гилберт ошарашено таращился на нее, глуповато раскрыв рот.
— Я протестую! — принялся возмущаться он. — Что еще за дурацкое прозвище!
— Дурацкое? А, по-моему, очень милое. — Эржебет невинно захлопала ресничками. — Да и Фрицу наверняка понравится.
Маленький ястреб-перепелятник, одна из любимых ловчих птиц Гилберта, сидел сейчас на макушке у хозяина и ответил на это заявление флегматичным взглядом, про себя в очередной раз удивляясь, как двуногие могут создавать столько шума из ничего. Ведь можно просто спариться, да спокойно высиживать яйца.
— Нет, нет! Мне не нравится! — замахал руками Гилберт. — У Великого должно быть крутое прозвище, а не такая дребедень.
— Крутое? Например, супер мачо? Или дикий бык? А вот еще… Жеребец! — Эржебет уже едва не давилась хохотом.
— Опять издеваешься. — Теперь пришла очередь Гилберта дуться.
— Ах, какой же ты капризный. — Эржебет отворила дверь в подъезд и, прежде чем скрыться за ней, едва слышно шепнула, словно припечатывая, — цыпленочек.
— Лизхен, стой! — заорал ей в след Гилберт. — Я все еще не дал согласие на такое прозвище!
***
На Пасху по традиции Людвиг приехал на семейный обед в Будапешт. Эржебет расстаралась, приготовив лучшие блюда немецкой кухни, а Гилберт соорудил свои фирменные блинчики — это, пожалуй, была единственная домашняя обязанность, которую он выполнял с удовольствием и без угрозы избиения сковородкой.
После трапезы Эржебет с горой грязных тарелок удалилась на кухню, а мужчины остались в столовой обсудить за пивом политические дела. Людвиг пожаловался брату на очередные проблемы в Евросоюзе, и Гилберт как раз советовал ему «захватить всех и устроить Четвертый Рейх», когда послышался голос Эржебет.
— Цыпленочек, помоги мне помыть посуду, пожалуйста!
Брови Людвига поползли вверх.
— Цыпленочек? — Он едва заметно улыбнулся.
— Что смешного? — рыкнул Гилберт, чувствуя, что щеки заливает предательский, совершенно неподобающий Великому, румянец.
— О, ничего, совершенно ничего. — Лицо Людвига окаменело, но в обычно холодных голубых глазах притаился веселый блеск.
Гилберт подозрительно зыркнул на брата и ушел на кухню, стараясь сохранить величественный вид.
— Надо же, цыпленочек, — тихо хихикнул Людвиг. — А что… Ему подходит.
Бонус 9. Воркующие голубки
Аличе с необыкновенной для нее осторожностью кралась за кустами роз.
«Вот бы и в разведке она проявляла такое же усердие», — с досадой подумал ползший следом Людвиг.
— Знаешь, вообще-то подглядывать нехорошо, — обронил он.
— Но мы же совсем чуть-чуть. — Аличе обернулась к нему и состроила невинную мордашку. — Братик Гил и сестренка Лиза на людях такие отстраненные, будто и не пара вовсе. Даже не обнимаются. А я хочу посмотреть, как они воркуют! Это наверняка так мило…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Людвиг честно попытался представить своего брата мило воркующим, но то ли с воображением у него было туго, то ли еще что, но ничего не вышло.
— И еще я хочу увидеть поцелуй! — заявила Аличе, мечтательно прикрыв глаза. — Ах, любовь так прекрасна…
Щеки Людвига заметно порозовели.
— Я все-таки не думаю, что нам стоит вторгаться в чужую личную жизнь, — смущенно начал он, но тут Аличе приложила палец к губам и предупреждающе зашипела.
— Тихо, мы уже на месте!
Аличе на секунду выглянула из-за кустов, затем нырнула обратно и расплылась в умильной улыбке.
— Посмотри, Людди, ты только посмотри. Они такие очаровашки! — казалось, она вот-вот начнет распылять сердечки.
Людвиг хоть минуту назад и вещал о неприкосновенности личной жизни, все же не удержался и тоже взглянул на полянку за кустами. Там на шезлонге вальяжно развалился Гилберт, а у него на коленях удобно устроилась Эржебет. Он уверенно обнимал ее тонкую талию, а Эржебет приводила в еще больший беспорядок его и без того вечно взъерошенные волосы. В тот момент, когда Людвиг выглянул из кустов, Эржебет как раз растрепала его старшему брату челку и, рассмеявшись, легонько поцеловала его в губы.
Людвиг покраснел до корней волос и поспешил вернуться в укрытие.
— Все, мы уходим, Аличе! — объявил он. — Посмотрели и хватит.
— Нет, нет, нет, — принялась канючить та. — Я хочу послушать, о чем они говорят. Наверняка это что-то вроде «Ты прекрасна, солнышко!» и «Я так люблю тебя, милый!» и прочие нежности. Хочу, хочу послушать!
И Аличе, проявив удивительную для себя решительность, принялась пробираться по кустам поближе к парочке на шезлонге. Людвиг тяжко вздохнул и последовал за ней, оправдываясь тем, что не может бросить Аличе одну. Хотя на деле ему тоже было ужасно любопытно: все-таки милующиеся суровый солдат Гилберт и железная амазонка Эржебет редкостное зрелище.
Заняв наблюдательную позицию рядом с Аличе, Людвиг весь обратился вслух.
— …И потом наши танковые клинья прорвут оборону противника, — донесся до него голос брата.
— Мне кажется, лучше сначала провести длительную артподготовку. — А это уже мягкое контральто Эржебет.
— Нет, котенок, ты не понимаешь, важна внезапность! Массированная атака! — пылко возразил Гилберт. — Буря и натиск!
— Ох уж эта ваша немецкая страсть к блицкригам. — Эржебет цокнула языком. — Вот смотри, если мы расположим наши войска вот так…
И следующие десять минут парочка на поляне страстно спорила о тактике в некоем гипотетическом сражении. Затем они переключились на достоинства и недостатки разных моделей танков, и обсуждали оружие с таким жаром, что романтические разговоры влюбленных и рядом не стояли…
С каждым словом лицо Аличе все больше вытягивалось, а Людвиг наоборот оставался совершенно невозмутимым.
— Что и следовало ожидать, — наконец философски изрек он.
— Ве-е-е-е-е… А как же милое воркование?! — Аличе чуть не плакала. — Это не честно!!!
— Ну, ну, не переживай. — Людвиг ободряюще потрепал ее по плечу. — Пойдем лучше приготовим пасту…
— Па-а-а-аста-а-а! — Аличе тут же заулыбалась и позволил ему увести себя с пункта наблюдения.
***
— Я думала, они никогда не уйдут. — Эржебет облегченно вздохнула, стрельнув глазами в сторону кустов, которые наконец-то перестали разговаривать голосами Аличе и Людвига.
— Что ж, раз наши горе-шпионы позорно отступили, мы можем перейти от теории к практике. Верно, котенок? — Гилберт каверзно усмехнулся и запустил руку под подол легкого сарафанчика Эржебет. — И вот наши танковые клинья смело вторгаются на вражескую территорию…
Бонус 10. Летнее настроение
Мягкое южное солнце, которое греет, но не опаляет. Лазурное море с белыми барашками волн. Легкий бриз. Ослепительно яркий желтый песок. Что может быть лучше? Разве что стройные, загорелые девичьи тела, едва прикрытые купальниками и воздушными палантинами… Трое молодых людей, сидящих за столиком пляжного кафе, как раз занимались их пристальным изучением с помощью бинокля и собственных зорких очей.