Голос, бормочущий его имя, вернул его улетевшие мысли в будничный мир. Он с интересом огляделся, и интерес его возрос, когда он увидел, что на крыше никого нет.
— Феррис…
Удивляться дворецкий себе не позволял, но теперь поймал себя на том, что испытывает чувство, весьма близкое к удивлению. Никогда прежде не сталкивался он с бестелесными голосами, нашептывающими его имя. Вряд ли это мог быть кто-то из арестованных; они находились за бетонной стеной и массивной дверью. Чтобы их стало слышно, им надо было кричать, а не шептать.
— Феррис!
«А может, это ангел?» — подумал дворецкий и обратился мыслями к другому миру, когда заметил, что в стене, у которой он стоит, есть маленькое оконце, довольно высоко над ним. Значит, все-таки один из двух арестантов… Едва он заметил оконце, как голос заговорил снова, и так отчетливо, что Феррис узнал свою хозяйку, миссис Сигсби X. Уоддингтон.
— Феррис!
— Мадам?
— Это я, миссис Уоддингтон.
— Очень хорошо, мадам.
— Что вы сказали? Подойдите ближе! Мне не слышно.
Дворецкий, хотя и был не из тех, кто потакает хозяевам, на этот раз сделал исключение и встал на цыпочки. Приблизив рот к оконцу, он повторил ответ.
— Я сказал, очень хорошо, — объяснил современный Пирам.
— Да? Тогда действуйте поскорее.
— Поскорее, мадам?
— Поскорее выпустите нас отсюда!
— Вы желаете, чтоб я освободил вас, мадам?
— Да.
— Хм!
— Что вы сказали?
Дворецкий, посчитавший было, что для ступней тяжеловато без конца напрягаться, приподнялся опять.
— Я сказал: «Хм, мадам»!
— Что он сказал? — послышался голос лорда Ханстэнтона.
— «Хм»! — ответила миссис Уоддингтон.
— Почему?
— Откуда я знаю? По-моему, он пьян.
— Дайте я с ним поговорю! — предложил лорд. Наступила пауза. Тисба мужского рода заняла место у стены.
— Эй!
— Сэр? — отозвался Феррис.
— Вы там, как вас зовут…
— Феррис. Так меня зовут и всегда звали, сэр.
— Значит, так, Феррис. Слушайте меня и сразу примите к сведению — я не из тех, кто терпит всякую чепуху. Так вот, эта добрая леди велела вам выпустить нас, а вы ответили «хм»! Да или нет?
Дворецкий снова привстал на цыпочки.
— Восклицание это я издал, чтобы выразить сомнение, милорд.
— Сомнение? Насчет чего же?
— Насчет того, что я не вижу способа выпустить вас, милорд.
— Не будьте болваном, и идиотом к тому же. Не такие уж тут потемки. Все разглядеть можно.
— Я имел в виду трудности, встающие передо мной из-за того щекотливого положения, в которое я поставлен, милорд.
— Что он говорит? — поинтересовался голос миссис Уоддингтон.
— Что-то о щекотливом положении.
— Чем же оно щекотливое?
— Сам не понимаю.
— Дайте я с ним поговорю.
Послышалось шарканье, тяжелое падение и жалобный вскрик дамы, попавшей в беду.
— Так и знал, что стул сломается, если вы на него встанете, — заметил лорд Ханстэнтон. — Эх, досада! Надо было пари заключить…
— Подвиньте к окну кровать, — попросила неукротимая женщина. Хотя с правой лодыжки у нее содрался кусочек кожи, белый флаг она все-таки не выбросила.
Скрежет возвестил, что кровать передвигают. Скрипнули под тяжестью пружины. Окно в своей функции громкоговорителя объявило, что говорит миссис Уоддингтон.
— Феррис?
— Мадам?
— Почему ваше положение щекотливое?
— Потому что я — заместитель, мадам.
— Что это означает?
— Я, мадам, представляю закон.
— Что? — переспросил лорд Ханстэнтон.
— Закон, — объяснила миссис Уоддингтон. — Он говорит, что представляет закон.
— Дайте я поговорю с этим паршивцем!
Воцарилась новая пауза, воспользовавшись которой, дворецкий стал массировать нывшие ступни.
— Эй!
— Милорд?
— Что за ерунда собачья? Какой-такой закон?
— Меня назначил полицейский офицер, который недавно ушел. Велел караулить вашу светлость и миссис Уоддингтон и следить, чтобы вы не совершили побег.
— Феррис, постарайтесь не говорить лишних глупостей. Соберитесь, напрягите извилины. Надеюсь, вы не предполагаете, что мы с миссис Уоддингтон совершили нечто дурное?
— Не мне судить об этом, милорд.
— Послушайте, Феррис. Давайте займемся суровой практической стороной дела. Если б старый феодальный дух еще не угас, вы бы совершили такой пустяк — выпустили нас отсюда из чистой преданности хозяйке. Но учитывая, что мы живем в коммерческую эпоху, сколько?
— Вы предлагаете мне взятку, милорд? Если я вас правильно понимаю, я должен предать оказанное мне доверие за деньги?
— Именно. Сколько?
— А сколько у вашей светлости есть?
— Что он сказал? — опять не вытерпела миссис Уоддингтон.
— Спрашивает, сколько у нас есть.
— Чего?
— Денег.
— Он хочет вытянуть из нас деньги?
— Похоже на то.
— Давайте я поговорю с этим человеком! Миссис Уоддингтон забралась на кровать.
— Феррис!
— Мадам?
— Постыдились бы!
— Да, мадам.
— Ваше поведение меня изумляет! Оно мне противно… отвратительно…
— Очень хорошо, мадам.
— С этой минуты вы больше не служите у меня!
— Как пожелаете, мадам.
Миссис Уоддингтон отвернулась для короткого совещания.
— Феррис! — снова вернулась она к окну.
— Мадам?
— Все, что у нас есть. Держите! Двести пятнадцать долларов.
— Сумма вполне приемлемая, мадам.
— Тогда будьте добры, поторопитесь и отоприте дверь!
— Слушаюсь, мадам.
Миссис Уоддингтон сердито перебирала ногами. Убегали минуты.
— Мадам!
— Ну, что еще?
— Сожалею, мадам, но должен сообщить, — почтительно проговорил Феррис, — что полисмен унес с собой ключ!
ГЛАВА XVIII
Джорджу потребовалось немало времени, чтобы дозвониться до дома в Хэмстеде, но наконец он дозвонился. Однако ему сообщили одно — что Молли нет. Она заезжала на своем двухместном автомобиле, проинформировал его шведский голос, но, пробыв дома совсем немного, уехала снова.
— Превосходно! — воскликнул Джордж, когда его собеседник уже перешел на родной язык.
Бурлящее расположение к ближним переполняло его, когда он вешал трубку. Если Молли уже выехала в Нью-Йорк, то ждать ее можно с минуты на минуту. Сердце его ликовало, и соображения о том, что пребывает он в незавидном статусе беглеца, да еще вдобавок полицейская ищейка, кровно заинтересованная в его местонахождении, шныряет где-то поблизости, совершенно позабылись. Пренебрегши всякой осторожностью (хотя, казалось бы, именно она должна бы заботить человека в его ситуации), Джордж разразился веселой песенкой.
— Эй, Пинч!
Джордж, как раз забравшийся на высокую ноту, спустился на землю, заледенев от страха. Первым его порывом было — стрелой метнуться в спальню и забиться под кровать; в этом у него уже появилась известная сноровка. Потом верх взял разум, и паника поугасла. Только один его знакомый мог обратиться к нему «Эй, Пинч!».
— Мистер Уоддингтон? — пробормотал он, открывая дверь гостиной.
— А кто же еще? — Аромат свежей сигары защекотал ноздри Джорджа. — У тебя, что, света нет в этой твоей квартирёшке?
— А полисмены тут есть? — заговорщицким шепотом осведомился Джордж.
— Сидит один у Бимиша, — с довольным хохотком ответил Уоддингтон. — Продал мне только что все эти акции. Кинокомпания такая в Голливуде, штат Калифорния. За триста зелененьких! Вот я и зашел отпраздновать. Выставляй выпивку! — В настроении Уоддингтон явно пребывал в самом радужном, только что не дошел до той стадии, когда крушат мебель.
Джордж включил свет. Если его враг так далек, осторожность можно и отбросить.
— А-атлично! — воскликнул Сигсби. Он привалился к книжной полке, заломив шляпу, сунув в рот сигару. Глаза его поблескивали почти человеческим разумом. — У меня, Пинч, здорово варит котелок насчет бизнеса, — заявил он, ловко, одним движением верхней губы перебросив сигару с крайнего востока на крайний запад. — Парень я с ба-а-аль-шими мозгами!
Хотя все данные, какие ему удалось собрать за время их знакомства, доказывали прямо противоположное, Джордж не собирался затевать спор. Сейчас его занимали вопросы повесомее, чем дискуссия об умственных способностях этого бедолаги.
— Я нашел ту девушку! — сообщил Джордж.
— Какую?
— Да ту, что стащила ожерелье. И оно уже у меня!
Тему он выбрал удачно. Сразу заинтересовавшись, Уоддингтон забыл на время о своих деловых удачах. Глаза у него выпучились, и он выпустил облако ядовитого дыма.
— Не может быть!
— Да вот оно!
— Дай-ка его мне! — вскричал Сигсби. Джордж нерешительно покачивал ожерельем.
