На четвертой палубе, последней перед коридором с каютой, в которой содержался Крайнов, они, следуя заранее разработанному плану, разделились. После начала операции любые команды, уточнения или изменения невозможны или, во всяком случае, бессмысленны – шесть человек сливались в единый, заранее отлаженный и запрограммированный механизм, остановить который, казалось, не могли уже никакие внешние препятствия.
Пронзительный звенящий звук обрушился на первую двойку десантников сверху. Шрастов среагировал мгновенно, отшатнулся, рванулся назад и столкнулся с бежащим за ним Кнутсом.
Лопнувшая под потолком стальная балка медлила, словно специально дожидаясь момента, когда, столкнувшись друг с другом, оба десантника на долю секунды потеряют свободу маневра. Она обрушилась на них именно в это мгновение. Скафандры биологической защиты не рассчитаны на падающие с потолка металлические балки. В радиусе ста метров вокруг не было биологических объектов, и защита не сработала.
Удар был страшен. Кнутсу раздробило плечо и повредило позвоночник. Шрастов получил тяжелую травму черепа. Оба мгновенно были выведены из строя и неподвижными грудами застыли на полу. В наступившей тишине лишь безответно пищал аварийный радиовызов…
Вторая пара Дэвидсона обеспечивала прикрытие при отходе группы после завершения операции. Непосредственно в атаке она не участвовала. Поэтому ей повезло больше. Лопнувший в скафандре Дэвидсона воздухопровод лишь ненадолго лишил его сознания, а его напарник, безуспешно попытавшись связаться с капитаном, занялся своим товарищем и в дальнейшей операции не участвовал, так и не получив нового распоряжения Мейлера. Через минуту после начала атаки связь между десантниками прервалась полностью.
Двери каюты, в которой содержался арестованный, достигла лишь пара Кэтлина, да и то благодаря фантастически быстрой реакции самого капитана, следовавшего за ними вплотную и в самый последний момент успевшего прикрыть их защитным полем от хлынувшего в коридор раскаленного пара из лопнувшего тепловода крейсера. Температура и давление оказались настолько высоки, что для нейтрализации удара понадобилось, как потом выяснилось, восемь тетраватт мощности.
Как бы то ни было, этой последней паре и самому капитану удалось достичь дверей каюты Крайнева. Взбешенный постыдным ходом всей операции, Мейлер разнес дверь выстрелом из бластера и сразу же, не тратя времени на лишние объяснения, бросился на арестованного. Однако его молниеносный прыжок пришелся по пустому месту, противник успел переместиться в сторону в ту самую долю мгновения, когда тело Мейлера уже оторвалось от пола. Капитан с грохотом врезался в противоположную стену крошечной каюты и бесславно растянулся на полу. Ворвавшийся вслед за ним Кэтлин увидел упавшего капитана и, не разобравшись в ситуации, нарушив все полученные инструкции, почти рефлекторно нажал на курок бластера.
Шифт метался по кабинету, словно запертый зверь. Он даже не пытался скрыть своей ярости от трех высокопоставленных правительственных чиновников, прибывших для расследования инцидента бесследно исчезнувшего рейдера со специальной десантной группой на борту.
– Эти сведения я должен был получить до начала операции! До, а не после! – прерывающимся от бешенства голосом прокричал Шифт.
– Их не было в корпорации, – мягко сказал один из чиновников, пытаясь разрядить обстановку. – Мы получили их восемь часов назад и, как вы понимаете, не могли доверить ни каналам связи, ни даже специальному нарочному. Собственно, одна из целей нашего прибытия состоит как раз в том, чтобы ознакомить вас с этой информацией.
– Какой от нее теперь толк! Ваша мания сверхсекретности делает невозможной нормальную работу! Если бы я получил эти данные сразу – я бы успел отозвать группу Мейлера!
– Отозвать? Зачем? Она выполнила свою роль. Теперь по крайней мере почти со стопроцентной гарантией мы можем быть уверены, что имеем дело не с обычным вражеским агентом, не с заговорщиками и даже не с Тетрасоюзом…
– Так этот человек, этот штурман Крайнов – он что, землянин? – Шифт все еще не мог поверить, не хотел признать неумолимую логику фактов.
– Во всяком случае, был им триста лет назад.
– Триста лет, вы уверены?
– Да. Именно столько.
– Где он находился все эти годы?
– Со всей определенностью можно сказать, что на территории империи его не было. Мы провели огромную работу, чтобы подтвердить этот факт. Именно тогда и была совершенно точно установлена дата его рождения.
– Родившись, он исчезает и через триста лет появляется вновь?
– Не совсем так. Он успел окончить колледж, затем на триста лет пропал без вести. Сохранились косвенные свидетельства его гибели, три года назад торговый корабль подобрал его на Риде. Им очень был нужен штурман.
– А документы?
– Они были у него в полном порядке, за исключением даты рождения.
– Каким же образом ему удалось с такой фальшивкой работать в системе флота корпорации в течение трех лет?
– Документы были подлинными. А что касается даты рождения – такие ошибки иногда случаются. В конце концов мы взяли его под наблюдение.
В комнате надолго повисло угрюмое молчание. Наконец глава комиссии полковник Кравст, впервые обратившись непосредственно к Шифту, спросил:
– Что собой представляет планета, откуда он родом?
Шифт прикусил губу, не без основания полагая, что эти чинуши из центра устраивают ему нечто вроде экзамена. Однако он не был бы главой отдела безопасности, если бы не умел сдерживаться в подобных обстоятельствах.
– Это старый окраинный мир. Глухая провинция. Когда-то там была мощная космическая цивилизация. В некоторых вполне серьезных работах утверждается, что именно оттуда произошла вся человеческая раса. К моменту вступления в Союз Свободных Государств Комора их промышленность пришла в полный упадок.
– Они что, добровольно вступили в наше объединение?
– Как и все остальные. – Шифт нехорошо усмехнулся. – Этот парень всего лишь выходец из старого, давно подчиненного нами мира.
– Что вы о нем думаете на самом деле? Вы верите во все это?
– Крайнову сейчас примерно триста сорок лет, факт его рождения и его полная идентификация с пропавшим без вести человеком не вызывают сомнения. Кроме того, с «Рендболла» не вернулась наша лучшая десантная группа…
– Давно вы начали его подозревать?
– Мы следим за ним года два. У меня ведь не было этих данных! – На этот раз Шифт даже не скрывал раздражения, кивнув на привезенную его гостями дискету. – Одни предположения. Исходя из них, я решил, что «Рендболл» вполне подходящее для него место.
Решил это, правда, не он, а секронг Гравс. Но Шифт не любил выносить сор из избы. С Гравсом он уже разобрался.
– Свяжитесь с Гагаровым. Пусть они немедленно возвращаются на базу!
– Все не так просто. Наша диспетчерская служба сообщила, что «Рендболл», передав первую букву сообщения, неожиданно замолчал и молчит до сих пор.
– Что же это за буква?
– «С».
– SOS?
– Вполне возможно.
– Какие меры вы приняли?
– Мы выслали в район, откуда принято сообщение, ближайший патруль.
– И это все?
– Я не распоряжаюсь флотом. – Шифту надоело играть роль экзаменуемого мальчишки. Он опустился в свое глубокое удобное кресло, не торопясь достал табакерку с запрещенным кренгом и хорошенько им затянулся.
– Так что же все это, по-вашему, должно означать?
– Это означает, что империя, скорее всего, лишилась своего лучшего крейсера, а мы упустили наш единственный шанс выяснить, что собой представляют силы, стоящие за Крайновым.
– Мне не нравится ваше отношение к этому инциденту, – слегка поморщившись, произнес теневой министр финансов Павловский. – В конце концов, это ваша вина, что подозреваемый был выпущен из-под непосредственного наблюдения. Ситуацию необходимо взять под контроль во что бы то ни стало. Я подозреваю наличие международного заговора. Шпионы банкиров Тетрасоюза повсюду. Мы обязаны их нейтрализовать, не считаясь ни с какими затратами. Поэтому я уполномочиваю вас немедленно восстановить контроль над «Рендболлом», используя для этого любые средства.
– Вы имеете в виду флот? – уточнил Шифт.
– Если понадобится – и флот!
Глава 7
Боль в левом боку после удара бластерного луча казалась нестерпимой, я чувствовал только, как она неотступно преследует меня, не давая полностью уйти в спасительное забытье.
Когда огромным усилием воли мне удалось на секунду ослабить болевые тиски, чтобы схватить глоток воздуха, мрак, окружавший меня, слегка отступил, и я увидел вместо электрической панели на потолке своей камеры бледные лучи пробивавшегося сквозь туман солнца. Это открытие не удивило и не обрадовало меня. Я ждал каждую минуту, что боль снова вернется, но она почему-то медлила.
