Постепенно тишина возвращалась. Разбавленная тиканьем часов, окутывала умиротворением и спокойствием. Возникло ощущение, что все правильно. Так, как должно быть. Наверняка это чувство вызывалось проклятием, но мне было плевать. Рано или поздно устаешь сопротивляться и просто принимаешь данность.
Удивительные сюрпризы преподносит судьба. Я ведь шла домой на казнь, а попала в блаженство. Захотелось остановить время, хотя бы замедлить, наложить магическое заклинание на дверь, чтобы никто не смог войти и разрушить эту идиллию. Я поймала себя на том, что улыбаюсь. Той самой глупой улыбкой школьниц — наивной и смешной.
Подумала об охотнике, вернее, о его лучшем друге. Сразу вспомнился Лёня и его пустые глаза, неразборчивое бормотание.
Навсегда… Как же это несправедливо!
— О чем думаешь? — тихо спросил Влад.
— А ты разве не можешь… знать? — вырвалось у меня.
Я тут же прокляла свой язык. Так хотелось не нарушать идиллию, забыть обо всем плохом, но я, как всегда, все испортила.
— Что ты имеешь в виду?
Голос Влада был спокойным и излучал благодушие. Не хотелось отвечать, но раз начала…
— Нали. Седьмого, — сказала и застыла.
«Тик — так, — откликнулись часы. И снова: — Тик — так».
— Я прогнал седьмого, Полина. Еще в хельзе.
— О…
Сердце забилось быстрее, в грудь закрался предательский холодок опасения. Нельзя прятаться от правды, но мне снова захотелось. Она — правда — могла оказаться страшной, неправильной и фатальной.
— Еще что‑то хочешь спросить?
Хочу ли я спросить? Шутишь? Конечно, не хочу! Я вообще не хочу, чтобы это происходило с нами. Желаю, чтобы не было проклятия, жуткого прошлого, сомнений. Чтобы тебе не нужна была моя кровь, а я могла спокойно дышать без тебя.
Я покачала головой.
— Нет.
Влад улыбнулся, поцеловал меня в лоб и встал. Вот все и закончилось. Так быстро — я не успела даже осознать, принять, пропустить через себя. Что теперь будет с нами? Со мной?
— И что теперь? — осторожно спросила я.
Влад посмотрел в глаза, покачал головой. Слегка растрепавшаяся прическа удивительно ему шла, и мне захотелось прильнуть, прижаться и ни о чем не думать. Заснуть с ним, как раньше — в ореоле покоя и защищенности. Наверное, проклятие сильнее, если ему потакаешь.
— Ты все равно меня не слушаешь. — Он пожал плечами. — Слова не держишь. Восстанавливаться‑то как планируешь?
— Я не буду пить ясновидцев! — нахмурилась я.
— Я так и думал.
Он оделся и вышел из комнаты, а я откинулась на подушки, вдохнула остывающий воздух с рассеивающимся ванильным шлейфом и закрыла глаза.
Что‑то я совершенно запуталась… И что теперь? Сделаем вид, что ничего не было?
Сначала мне, и правда, казалось, что ничего. Словно это было очередным видением, дымкой, туманом. Что я еще сплю у Вики и вот — вот проснусь. Нужно будет идти домой, объясняться с Владом, а его настоящая реакция на вчерашнее не будет такой положительной.
Пробуждения не произошло. Произошло столкновение с Глебом в коридоре. Он сомнительно взглянул на меня — как бы свысока и немного осуждающе.
— Что? — резко спросила я, поправляя волосы. Нужно было хотя бы в зеркало посмотреть. Хотя то, что я вышла из комнаты Влада спустя полчаса после того, как он сам ее покинул, очень красноречиво описывало ситуацию. Да у меня, наверное, на лбу написано все, и спрашивать не надо.
— Думал, он тебя прибьет, — мрачно ответил Глеб.
— Ну, он меня не прибил.
— Да, я понял это по стонам из‑за двери. Сначала хотел вмешаться, думал, он там тебя пытает…
— Знаешь, что, Измайлов, ты гад! — выдохнула я. — Я разве спрашиваю тебя, с кем ты спишь?
Глеб воровато оглянулся, взял меня за руку и поволок в свою комнату. Невероятное сходство, а еще отпираются! У них даже повадки одинаковые.
— Знаешь, что я слышал сегодня утром? — порывисто спросил он, прикрыв за мной дверь. — Вермунд у финальной точки, впустил восьмого и на пределе. А ты — просто финишная лента, Полина. Все это — изощренная игра, как ты не поймешь?
Я обижено нахмурилась, потупилась.
— Не верю.
— Ну, и дура!
— Хватит уже! — окончательно обиделась я. — Это моя жизнь, и мои решения.
Глеб выдохнул и отвернулся. Хотел что‑то еще сказать, но передумал. Кивнул.
— Так что с тем охотником? Какого черта ты там устроила вчера?
Я пожала плечами, забралась на кровать и поджала ноги. Дотронулась до блестящего глянца гитарной деки. Интересно, деревяшка, а звуки издает волшебные. Мне всегда было невероятно уютно сидеть в глубоком кресле Глеба и слушать, как он наигрывает свои замысловатые мелодии.
— Сама не знаю, что произошло. Нужно спросить у Филиппа, были ли у мамы такие таланты.
Глеб покачал головой.
— Точно не было. — Замялся, отвел взгляд. — Я читал о пророчицах атли…
— Тогда даже не знаю… Адреналиновый выброс? Я ж на грани смерти была, охотник хотел порвать мою жилу.
— Возможно. — Он присел рядом. — Или твой кен имеет тайные свойства.
— Знаешь, я не чувствую себя плохо. Ну, я имею в виду, после вчерашнего. То есть ночью казалось, я истощена, а утром ощущала себя довольно бодро. Странно.
— Действительно странно… Что на это сказал Вермунд?
— Ничего. Мы особо не разговаривали.
— Я так и понял.
— Глеб!
— Молчу — молчу…
Подозрения Глеба отложились в сознании зудящим фоном. К нему примешивались мысли, зародившиеся в хельзе. Но если Орма я могла презирать и по — черному ненавидеть, то перед Владом в этом плане была полностью беззащитна. Мы же только что занимались любовью на его огромной кровати. Сколько раз мне снились эти сны? Сколько еще приснятся?
С другой стороны, я понимала, что верить ему нельзя. Его забота странным образом переплеталась с ложью, вызывая при этом противоречивые чувства. Я терялась в догадках, путалась и была совершенно сбита с толку.
Надеялась на разговор, даже сочиняла речь, но разговор так и не состоялся. Влад куда‑то уехал и вернулся, когда я уже спала. На следующий день вел себя, как обычно, ничем не выдавая намерений сблизиться, если они у него, конечно же были. За завтраком даже не посмотрел на меня, после о чем‑то долго разговаривал с Филиппом и Ларой, вызывая в душе неконтролируемые приступы обиды.
То был порыв, убеждала я себя. Он испугался, эмоции зашкалили. Мне‑то что? Разве думала я об отношениях, хотела их? Перед тем, как в нас стреляла Юлиана, Влад просил подумать о нас, но после выхода из комы ни разу не напомнил о том обещании.