вас и сейчас люблю… Простите меня.
Младший наклонился и неловко поцеловал мать. Холод неподвижных губ обжег его, словно лед. Встряхивая головой, шмыгая носом, Седьмой Ворон медленно отошел от гроба и направился к дверям, из-за которых доносились людские голоса.
* * *
Поминальный пир был короток. Не произнося речей во славу покойницы, все выпили вина за скудно накрытым столом, а потом тихо разошлись по своим комнатам. Взяв свечу, Дикий поднялся к себе в башню. К его удивлению, из-под двери пробивалась полоска теплого света. — А, это ты…
Увидев за столом Мэрид, Дикий скривил губы, закрыл дверь и тоже подошел к столу. Снял куртку и сбросил ее на пол, тяжело опустился на стул, поставил свою свечу на столешницу и тяжелым взглядом уставился на пламя.
— М-да, — сказал он, щуря глаза от света. — Кто теперь будет смотреть на меня как на дерьмо собачье и говорить, что я все делаю не так?
— Вам лучше лечь в постель, лорд Ворон, — ответила Мэрид. — Иначе завтра голова разболится.
— Можно подумать, она сегодня не болит, — огрызнулся Дикий.
— Этому можно помочь.
Мэрид достала из рукава гребень, встала за спину Дикому и запустила пальцы в черные длинные волосы, жесткие, словно конская грива.
Дикий лишь сидел и молча смотрел на свечу. Пропустив волосы сквозь пятерню, Мэрид принялась разбирать их гребнем.
— Дери поменьше, — проворчал Ворон. — А то выдерешь все, голова мерзнуть будет.
Но руки девушки двигались плавно, гребень осторожно скользил, разделяя пряди, укладывая вихры, и волосы мягко ложились на плечи, послушно ластясь к белым пальцам. Взгляд Дикого стал сонным, рот приоткрылся. Пламя свечи тихо потрескивало. Гребень с шорохом проходился по волосам.
— Как приятно, все мысли ушли вон, только пустота внутри звенит, — пробормотал Дикий.
Ответом ему было шуршание гребня.
— Столько мыслей обо всем, — продолжал Дикий. — Столько, что в голову не умещаются, вот она и болит. У меня ж всегда было две мысли — про охоту и про девок. А теперь выходит, что я один за всех думай, чего и как.
Мэрид запустила в расчесанную гриву пальцы и принялась массировать кожу головы. Со вздохом Дикий положил руки на стол и уткнулся в них лицом.
— Очень надеюсь, что после войны я смогу снова стать свободным. Простая жизнь, простые дела, простые мысли. Женюсь на тебе. Ты пойдешь за меня?
Рука девушки замерла. Дикий обернулся. Глаза его странно блестели в полумраке. Мэрид смотрела в пол. Мгновение спустя она обвила его шею.
— Не сейчас, — поморщился Дикий, отстраняя ее. — По-честному надо. Вернусь с войны и проведу тебя под омелой.
— Тебе нужно выспаться, — тихо произнесла Мэрид.
Опираясь на нее, Дикий поднялся со стула и подошел к кровати. Уселся, разминая косточками ладоней глаза. Мэрид стянула с его сапоги, помогла снять рубашку. Дикий вытянулся на постели.
Мэрид накрыла его пуховым одеялом и сама скользнула под бок. Прижалась и замерла.
— Ничем тебя не собьешь, — сонно вздохнул Дикий. — Почему вы, женщины, такие глупые и любите кого не надо? Взять хоть Лорелею. На кой ляд ей сдался мой тупой братец? Мало ли дураков латы носит? А вот поди ж ты, против клятвы господину пошла. Или наша мать, не к ночи будь помянута. Отец был красив, знатен, доблестен и честен. А она его на дух не выносила, зато под лесоруба легла. И ты не лучше. Знаешь же, какая про меня слава идет? От себя скажу — на деле все еще хуже. А ты все ластишься! Чем вы думаете, бестолковые существа?
Не отвечая, Мэрид прижалась к нему всем телом. Дикий широко зевнул, приобнял ее и отвернулся. Мэрид лежала, слушая его ровное дыхание, сдерживая слезы, и смотрела на окно. Первый луч зари должен был оборвать ее короткое счастье.
* * *
Еще одно окно в Твердыне одиноко светилось. Весенний стылый ветер скребся в ставни. Лорелея провела носом по мокрой шее Гордого и шепнула:
— Надо спать.
— Надо, — согласился Гордый.
А потом потянулся и поцеловал ее так, что ни о каком сне уже и речи быть не могло. Ее рука скользнула вниз, под одеяло. Ворон был разгорячен, его упругое мускулистое тело грело, словно печка.
Они переплетались руками и ногами, не сдерживаясь, причиняя друг другу боль. Толкались, ударялись коленями. Сжимали объятия, стискивая близкое тело изо всех сил.
— На рассвете выходим, — шептала Лорелея, отворачивая голову и смыкая ресницы.
— В седле поспишь, — шептал в ответ Гордый, подсовывая руку ей под шею, чтобы плотнее привлечь к себе. Жизнь слишком коротка, чтобы спать по ночам.
Тихо смеясь, Лорелея скользила ступнями по его бедрам, терлась лицом о подушки, выгибаясь и кусая губы, чтобы не кричать.
— Не хочу думать, не хочу спать, — бормотал Гордый, и пот с его лба капал ей на лицо. — Просто целуй меня, пока можно…
И она целовала, думая, что времени еще много, а небо между горных пиков уже меняло цвет, из черно-бархатного превращалось мутно-серое, туманное, чуть подсвеченное алым, и вливалось в щели ставен.
Но они этого не замечали.
* * *
Выстроившееся утром перед Твердыней войско было мрачным, словно армия мертвецов. Мрачнее всех был Дикий Ворон.
Втянув голову в плечи, он стоял, держа под уздцы Сумрака, и смотрел на последние сборы. Особенно привлекала его внимание парочка у самых ворот. Младший Ворон обнимал Эйнли, прячущую лицо у него на груди. Губы Дикого скривились в недовольной гримасе. Подошел управляющий Эрик. Весенний ветер трепал его начинающие редеть седые волосы.
— Присмотри тут за всем, — хмуро сказал Дикий. — И еще. Пошлите в Малые ключи кого-нибудь. Если Ройле не помер, то привезите его проститься с госпожой. А то он в жизни мне не забудет, если без него похоронят. Да и должен же быть у гроба хоть кто-то, кто был ей дорог.
Сглотнув, Эрик опустил свою тяжелую голову в низком поклоне.
Сумрак нетерпеливо встряхнулся. Дикий недовольно дернул поводья, усмиряя коня, и тут почувствовал, как его самого дергают за плащ. Ворон посмотрел вниз — на него вопросительно и немного заискивающе глядела своими ярко-голубыми глазами Финела.
— Ну? — спросил Дикий.
— Ты едешь, чтобы убить Бреса?
— Пожалуй, есть у меня такое намерение.
Финела засияла, словно апрельское солнце.
— Ты обещал подарить мне его голову! — напомнила она. — Поэтому не вздумай ее никому отдать.
Не сдержавшись, Дикий расхохотался на весь двор.
— Для этого сначала надо ее отрубить, — заметил он. — А исход войны никому не известен.
— Отрубишь, — важно заявила Финела. — Раз обещал, то сделаешь. И я вернусь домой.
— Возможно, — Дикий
