— О, госпожа. — Тихо рассмеялся Ворон. — Для тебя я сделаю, что угодно.
— Стоять. — Не выдержал Дракон. — Ты уже переходишь все границы, мать твою.
— Дракон. — Раздался голос госпожи, от которого теперь почему-то веяло холодом полярных льдов. — Приказывать Энгеру, вроде бы, могу только я.
Дэймос продолжал прожигать Ворона недовольным взглядом, а тот только развел руками.
— Почему ты называешь его по имени? — Повернулся к госпоже Дракон.
Кажется, этот вопрос был для нее настоящей неожиданностью.
— Потому что… мне нравится его имя. — Ляпнула Миша, после чего добавила, чувствуя себя полной дурой. — Очень звонкое… и мелодичное.
— Разве это ответ?
— А какой ответ ты хочешь услышать?
— Правдивый.
— Так ты меня во лжи обвиняешь?
— Я пока еще не обвинял.
— А собирался?
— Как будто ты мне позволишь. Ты ведь моя госпожа.
— Да, но вот, похоже, что ты это забыл.
— Забыл? — Голос Дэймоса сорвался на рычание. — Это что шутка? Ты думаешь, что это можно забыть? Я бы душу за это продал, однако я все отлично помню. Я никогда не забуду, что обязан быть рабом у ничтожных, прогнивших до самой сердцевины людей! Как по-твоему, я могу забыть то, что должен пресмыкаться перед своими ничтожными врагами, перед теми, чьи боги втоптали меня в грязь?! Я никогда не забуду этого!
В комнате воцарилось молчание. Дракон сжимал руки в кулаки, следя за своей госпожой, очевидно, ожидая от нее реакции. Энгер же смотрел на своего друга с беспокойством, а точнее с неприкрытым ужасом.
Чтобы кто-то разговаривал в подобном тоне со своим хозяином… Это было не просто недопустимо. Это было преступлением. А за преступления обычно жестоко карали.
Михаэль же глядела на своего зарвавшегося слугу с самым спокойным выражением лица, синий взгляд был непроницаем. Словно ей было все равно, словно она уже привыкла к подобным закидонам со стороны этого высокородного раба.
Дэймос терпеливо ждал, когда ему (хотя бы) прикажут выкатываться вон.
— Стой на месте. — Произнесла его госпожа в итоге, свешивая ноги с кровати.
Она стянула с кровати простынь, укутываясь в ткань и начиная неуверенное движение в его сторону. И это были до того слабые и нетвердые шаги, что Дракон еле удержался от того, чтобы подойти и просто помочь.
Он стоял на месте, как ему и было приказано, ожидая момента, когда госпожа подойдет и отвесит по его наглому лицу. Когда раскричится, проклянет, прикажет Энгеру заняться его наказанием, которое продлится куда больше пятнадцати минут.
Однако ничего из этого не произошло. Госпожа просто прошла мимо него, открывая дверь и выходя в коридор. И подобное показное безразличие ударило больнее плети.
17 глава
В роскошном зале, который имел первоочередное значение после тронного, стоял неуемный гул сотни голосов. И когда речь идет о значении, в виду имеется не культурное или историческое, так как главная функция этого богато украшенного золотом и живописью зала — сугубо политическая. Именно на этом месте вершилась судьба империи, именно здесь принимались решения глобального масштаба. И все это, всенепременно, в присутствии Императора.
Хотя его присутствие — формальность, не более. Главе империи было всего-то двадцать пять лет, и пусть он и считался взрослым мужчиной по меркам общества, увы, Визириса можно было назвать таковым с натяжкой.
Император быстро уставал от нудных многочасовых переговоров, во время которых советники могли так и не прийти к окончательному решению. Он ненавидел сидеть на одном месте, объясняя это своей молодостью и юношеской ветреностью. И, надо сказать, это вполне устраивало совет, ведь при таком раскладе верховной властью пользовался круг лиц, особо приближенных к императору.
Очевидно, высочество это устраивало тоже, поэтому он не предавал особого значения громким словам о нарушении границ и несоблюдении конвенций. Его Величество целиком и полностью доверял людям, которые были «куда более сведущими в государственных делах такого масштаба, так как они занимали свой пост дольше, чем он успел прожить… и справлялись они со своими обязанностями очень хорошо».
Вот и теперь это заседание, которому предстоит растянутся на часы пустой вычурной болтовни и споров, действовало ему на нервы. Император уже успел выучить эту утомительную схему: одни будут придерживаться своей позиции, а другие займут противоположную сторону относительно первых. Вновь пойдет перепалка, отстаивание точек зрения, с применением «веских» аргументов и пространных доказательств. Все будут бороться (естественно) за внимание его величества, убеждая его поступить именно так, а не иначе. И, в конце концов, заседание опять отложат на определенный день. И все повторится сначала. Как это утомляет…
Помещение неторопливо заполняли новоприбывшие люди, которые теперь здоровались с каждым мимо проходящим, переговаривались с союзниками и подозрительно смотрели на конкурентов.
Особым почетом и уважением здесь пользовались те, кто имел в услужении темных. Их места, кроме избранных пяти, находились в первом ряду трибун. За овальным огромным столом, на котором была нарисована карта Эливиар, сидели те двенадцать, которые были особо приближены к императору.
И ясное дело, что место за овальным столом Совета Двенадцати указывало на высокое положение человека, который это место занимал. И все-таки, даже здесь существовала своя иерархия, во главе которой, естественно, находились владельцы темных. За столом их было пятеро: два по одну сторону от императора, два по другую. И оставалось еще одно. Особенное. Самое почетное. Которое находилось по правую руку высочества, совсем рядом с ним.
Наверняка, любой, кто все это услышит, задастся вопросом: почему расположению членам совета уделяется такое внимание? Ответ прост и логичен: места в зале располагались в порядке уменьшения родовитости и знатности. И не дай великая Теос, кто-нибудь займет не свое место. Это считалось личным оскорблением, которое могло искупиться только пролитой кровью.
В связи с этим, можно представить степень негодования чиновников по поводу назначения генералом Мастера Джелли. Однако эти волнения на удивление быстро утихли. Как раз в тот момент, когда мальчик не явился на первое заседание. А потом и на второе. Словом: ни на одно из прошедших за эти почти четыре месяца.
Надо сказать, это основательно радовало аристократию. Если парень плюнул на свои обязанности и развлекается у себя в особняке, это основательно упрощает ситуацию и «не наводит тень позора на великий совет империи».
