наличие или отсутствие мотивации у солдат и офицеров сражаться и погибать за свое Отечество?», «Что может служить критерием «моральной упругости» личного состава в войне?». Или любое обсуждение этих вопросов неизбежно сведется к жонглированию «удобными» и «выверенными» цитатами из воспоминаний великих полководцев, фрагментами из оперативных документов вермахта, а также донесений штабов и политорганов соединений и объединений Красной армии?
Думается, что ответ на этот вопрос может быть утвердительным. Такими критериями могут быть общая структура потерь в годы войны; число уклонившихся от мобилизации; степень сотрудничества бывших военнослужащих с оккупационными властями; состояние законности и правопорядка, а также размах репрессий на фронте и в тылу и ряд других показателей.
Основоположником оригинального метода исследования в области «моральной упругости войск» по праву считается известный ученый, автор фундаментального исследования «Военные усилия России в Мировой войне» и ряда других работ генерал-лейтенант царской армии Н. Н. Головин. Необходимо особо отметить, что до него история Первой мировой войны в отечественной и зарубежной литературе в основном была представлена работами, анализирующими преимущественно военно-политическую, стратегическую, оперативно-тактическую и социально-экономическую составляющие. Социологическая и социально-психологическая сторона проблемы, связанная с изучением войны как социального явления, оставалась, как правило, вне поля зрения исследователей. А между тем, по мнению Н. Н. Головина, причины всех неудач России на фронтах Первой мировой войны и последовавший затем развал Российской империи стали результатом недооценки в первую очередь психического состояния и социального самочувствия военнослужащих на фронте и гражданского населения в тылу.
Суть этого метода в общих чертах состоит в том, что сравнив «кровавые потери», т. е. убитых, умерших от ран и раненых, с числом пленных в войне или в конкретном сражении, можно довольно-таки объективно оценить уровень морально-психологической устойчивости солдатских масс. Чем больше процент «кровавых потерь» и меньше доля пленных, тем выше боеспособность и морально-психологическая стойкость армии — и наоборот. Это первый и очень информативный показатель. Далее в «нормальной», т. е. воюющей, а не разбегающейся армии соотношение между убитыми и умершими от ран к числу раненых должно равняться 1: 3. Это, если можно так выразиться, идеальный вариант. То есть на одного убитого должно приходиться трое раненых или, другими словами, санитарные потери должны составлять в среднем 75 % от «кровавых потерь». Любое другое соотношение будет свидетельствовать лишь о слабой мотивации военнослужащих вести боевые действия.
Используя метод генерала Н. Н. Головина, попытаюсь хотя бы в общих чертах проверить обоснованность утверждения ранее названных авторов исторических и публицистических работ о том, что морально-психологическая стойкость личного состава Вооруженных сил СССР в годы Великой Отечественной войны была намного (в 8—17 раз) выше, чем у солдат и офицеров русской армии в период Первой мировой войны.
Но прежде чем приступить к этому исследованию, хочу сделать несколько пояснений для тех читателей, которые захотят самостоятельно провести подобные расчеты. Прежде всего хочу отметить, что статистические данные для своих расчетов я брал в основном из книги Н. Н. Головина «Военные усилия России в Мировой войне» и коллективного труда военных историков под руководством генерал-лейтенанта Г. Ф. Кривошеева «Великая Отечественная без грифа секретности. Книга потерь». Иногда обращался к работам Ю. Мухина, Б. Соколова, В. Литвиненко, М. Солонина, К. Александрова, И. Пыхалова, Л. Лопуховского, И. Ивлева и ряда других авторов.
Обращаю внимание читателей на то, что общее число раненых в моих расчетах значительно меньшее, чем в таблице № 15 книги Г. Ф. Кривошеева. Объясняется это тем, что для исследования «моральной упругости» войск следует учитывать только число военнослужащих, получивших ранения или контузию, а не общее количество санитарных потерь, зафиксированных в документах фронтовых медучреждений за все годы войны. Судя по таблице № 22 в вышеуказанной книге, разница между этими величинами составляет более чем 2 раза. Если же учесть, что умершие от ран в госпиталях учтены как в санитарных, так и в общих безвозвратных потерях, а военнослужащие, возвратившиеся после излечения в госпитале в строй, могли затем погибнуть (значит, также учтены дважды), то можно предположить, что число санитарных потерь (без больных и обмороженных) будет как минимум в 2,2 раза меньше — 6,9 млн чел. (15,2 млн: 2,2 = 6,9 млн чел.). Таким образом, число «кровавых потерь» могло составить примерно 13,2 млн, а не 20,3 млн военнослужащих.
К этому следует добавить, что при расчете числа «кровавых потерь» и пленных среди офицеров учитывался вывод, сделанный авторами книги «Великая Отечественная без грифа секретности. Книга потерь», о том, что доля безвозвратных и санитарных потерь среди этой категории военнослужащих за годы войны составила 7,68 %. А зная общее число погибших, раненых и пленных, нетрудно вычислить их приблизительное количество и среди офицеров.
Для определения морально-психологической стойкости военнослужащих пограничных войск в годы войны использовались данные об их потерях, рассчитанные мною на основе официальной статистики и изложенные в предыдущей главе. Общее представление о соотношении потерь Вооруженных сил царской России и Советского Союза в двух мировых войнах дают нижеприведенные таблицы № 21 и № 22.
Таблица № 21
СТАТИСТИКА ПОТЕРЬ
Вооруженных сил царской России и Советского Союза в двух
мировых войнах XX столетия
Таблица № 22
СРАВНЕНИЕ
морально-психологической стойкости военнослужащих царской России и Советского Союза
в двух мировых войнах XX столетия
Какие же выводы можно сделать, основываясь на полученных результатах?
Во-первых, не наблюдается никакого подавляющего превосходства в плане морально-психологической стойкости в бою со стороны личного состава Красной армии над военнослужащими царской России. Полученные результаты оказались практически на одном уровне. Доля пленных среди советских военнослужащих в период Великой Отечественной войны оказалась всего лишь на 7 % меньшей, чем в годы Первой мировой. А вот среди офицеров этот показатель в 1941–1945 гг. оказался хуже почти в 1,5 раза. Наряду с этим нельзя не заметить, что если в Первой мировой войне доля пленных среди офицерского состава была почти в два раза меньшей, чем среди нижних чинов и унтер-офицеров (что вполне естественно и свидетельствует о более высокой морально-психологической стойкости офицеров в бою), то в 1941–1945 годах этот показатель оказался практически на одном уровне. Можно было бы предположить, что подобный результат стал следствием сознательного занижения официальными историками безвозвратных потерь среди военнослужащих Вооруженных сил СССР в годы Великой Отечественной войны. Однако даже с учетом всех альтернативных версий потерь Красной армии и ВМФ СССР в годы войны доля «кровавых потерь» среди офицеров по отношению к пленным увеличивается всего лишь на 2–3 %. Из этого следует, что морально-психологическая стойкость офицеров в годы Великой Отечественной войны, как ни странно это звучит, была ненамного выше остального личного состава.
Во-вторых, соотношение числа убитых к раненым в двух мировых войнах существенно отличается друг
