href="ch2.xhtml#id154" class="a">[278]
Как мне кажется, достаточно даже беглого взгляда на представленную статистику, чтобы убедиться в значительно большей мотивации сражаться с врагом у офицеров и солдат дореволюционной России, нежели Советского Союза. Даже если предположить, что мои расчеты не совсем точны и на самом деле эти различия значительно меньше, то все равно полученный результат ошеломляет! Ведь несколько десятилетий подряд на всех уровнях настойчиво внушалась мысль о том, что в годы Великой Отечественной войны личный состав Вооруженных сил СССР проявил небывалый до этого героизм, а его стойкость и мужество не имеют себе равных. На практике же оказалось, что в годы Первой мировой войны личный состав армии и флота Российской империи продемонстрировал более высокие уровни и профессиональной подготовки, и морально-психологической стойкости в боях за Родину, а значит, и более глубокую внутреннюю любовь к своему Отечеству.
При этом надо иметь в виду, что все они сражались «за веру, Царя и Отечество» вполне осознанно, без комиссаров и политорганов, без особых отделов, штрафбатов и заградительных отрядов. Военнослужащих, а также их семьи никто не преследовал за сам факт нахождения в плену, а число смертных приговоров за воинские преступления почти в 10 тыс. раз было меньше, чем в годы Великой Отечественной войны.
Подтверждением вышесказанному может служить также тот факт, что уже к середине июля 1941 года высшее военно-политическое руководство Советского Союза, по сути, само распростилось со всякими иллюзиями и надеждами на «небывалый в истории массовый героизм» на фронте. Широко известны слова Сталина, сказанные послу США в СССР А. Гарриману в сентябре 1941 года: «Мы знаем, народ не хочет сражаться за мировую революцию…, не будет он сражаться и за советскую власть… Может быть, будет сражаться за Россию…»[279].
Многочисленные приказы и директивы Ставки также не оставляют ни малейших сомнений на этот счет. Как известно, 16 июля 1941 года Сталин подписал Постановление ГКО № 169сс, которое начиналось следующими словами: «Государственный Комитет Обороны устанавливает, что части Красной армии в боях с германскими захватчиками в большинстве случаев высоко держат великое знамя Советской власти и ведут себя удовлетворительно, а иногда — прямо геройски, отстаивая родную землю от фашистских грабителей. Однако, наряду с этим, Государственный Комитет Обороны должен признать, что отдельные командиры и рядовые бойцы проявляют неустойчивость, паникерство, позорную трусость, бросают оружие и, забывая свой долг перед Родиной, грубо нарушают присягу, превращаются в стадо баранов, в панике бегущих перед обнаглевшим противником». Далее шел перечень из 9 фамилий генералов, арестованных «за позорящую звание командира трусость, бездействие власти, отсутствие распорядительности, развал управления войсками, сдачу оружия противнику без боя и самовольное оставление боевых позиций»[280].
16 августа 1941 года вышел знаменитый Приказ Ставки № 270 «О случаях трусости и сдаче в плен и мерах по пресечению таких действий». Для вящей убедительности Приказ № 270 был скреплен подписями Сталина, Молотова, Буденного, Ворошилова, Тимошенко, Шапошникова и Жукова. В констатирующей части отмечалось, что «некоторые командиры и политработники своим поведением на фронте не только не показывают красноармейцам образец смелости, стойкости и любви к Родине, а, наоборот, прячутся в щелях, возятся в канцеляриях, не видят и не наблюдают поля боя, а при первых серьезных трудностях в бою пасуют перед врагом, срывают с себя знаки различия, дезертируют с поля боя». Постановляющая часть этого приказа гласила:
«Приказываю:
1. Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи, нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров. Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава.
2. Попавшим в окружение врага частям и подразделениям самоотверженно сражаться до последней возможности, беречь материальную часть как зеницу ока, пробиваться к своим по тылам вражеских войск, нанося поражение фашистским собакам. Обязать каждого военнослужащего, независимо от его служебного положения, потребовать от вышестоящего начальника, если часть его находиться в окружении, драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим, и если такой начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться в плен — уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи»[281].
Не прошло и месяца, как 12 сентября 1941 года была подписана Директива Ставки № 001919. В первых ее строках было дословно сказано следующее:
«Опыт борьбы с немецким фашизмом показал, что в наших стрелковых дивизиях имеется немало панических и прямо враждебных элементов, которые при первом нажиме со стороны противника бросают оружие, начинают кричать «Нас окружили!» и увлекают за собой остальных бойцов. В результате дивизия обращается в бегство, бросает материальную часть и потом одиночками начинает выходить из леса. Подобные явления имеют место на всех фронтах»[282].
На этот раз для борьбы с «подобными явлениями» предполагалось не ограничиваться одними только угрозами ареста семей, но и создать в действующей армии заградительные отряды численностью не менее одной роты на стрелковый полк.
Таким образом, менее чем за три месяца войны вышло три документа Государственного Комитета Обороны и Ставки Верховного Главнокомандующего по поводу случаев трусости личного состава Красной армии, массового дезертирства и сдачи в плен, а по сути — о нежелании значительной части армии сражаться за власть большевиков. И как главное средство в борьбе с этими явлениями — создание заградительных отрядов и штрафных частей, расстрелы перед строем, лишение семей сдавшихся в плен военнослужащих государственного пособия и помощи, усиление политического контроля над всеми категориями военнослужащих армии, флота и войск НКВД.
Но и эти меры не давали желаемого результата. Враг к этому времени захватил Белоруссию, Прибалтику, Украину и вышел на ближние подступы к Москве и Ленинграду. Наши потери были огромны. Белостокский, Минский, Киевский, Вяземский и другие «котлы» стоили Красной армии убитыми, ранеными и оказавшимися в плену почти столько же, сколько русская армия потеряла за всю Первую мировую войну. В плену у немцев на начало 1942 года оказалось более 3,5 млн советских военнослужащих. И хотя это происходило в то же самое время, когда сотни тысяч солдат и командиров Красной армии являли миру чудеса героизма и самоотверженности в боях с фашистскими захватчиками, невиданное в русской истории число пленных нельзя объяснить только внезапностью нападения и превосходством германской армии. В 1941 году значительная часть народа ясно и четко дала понять, что воевать за идеи «социалистического Отечества» она не хочет.
Очень емко и образно состояние советского общества
