Следующим существенным препятствием после Деве-Бойну был форт Сивишли, считавшийся фортом второй линии (форты Топалах, Гяз, Палантекен № 1 и 2 находились также во второй линии). Наконец, сам город для непосредственной обороны прикрывался фортами Меджиджие, Азизие, Ахали и Керметли. Последние в современной борьбе не могли иметь большого значения, и им не пришлось сыграть никакой роли. Все пространство между фортами, за малыми исключениями, было также укреплено.
Войскам Кавказской армии предстояло преодолеть труднодоступные природные препятствия, целую сеть фортов с промежуточными позициями и ворваться в город.
Для начала операции против крепости войскам было необходимо занять исходное положение, для чего командующий армией приказал правофланговому 2-му Туркестанскому корпусу занять так называемые Кизил-килисинские позиции и упрочиться таким образом на Думанлу-Даге и на северных отрогах Каргабазара, 4-й Кавказской стрелковой дивизии выдвинуться на плато Каргабазара, 5-му Кавказскому стрелковому полку (переброшенному от 4-го корпуса) и нескольким ополченским дружинам остановиться перед линией фортов Деве-Бойну (включая и форт Топалах). 39-я дивизия сосредоточилась в селах у Гасан-Калы (Кубинский полк остановился в Гасан-Кале). В самой Гасан-Кале встали в качестве армейского резерва 66-я пехотная дивизия и Донская пехотная бригада.
Через несколько дней исходное положение было занято, причем Кизил-килисинские позиции были заняты туркестанцами после упорных боев. Очень важный пункт – Каргабазарское плато, вопреки всем ожиданиям, турками не занимался. О предстоявшем штурме войска узнали лишь за два или три дня до его начала. Идея плана штурма крепости состояла в следующем: с вечера 29 января войска начинают атаковывать крепость Эрзерум. Главный удар наносится 2-м Туркестанским корпусом, который, отбросив противника и завладев фортами Каракюбек и Тафта, выходит к крепости (к городу) с севера, распространяясь своим правым флангом в Эрзерумскую долину. Три полка 39-й дивизии, Бакинский, Дербентский и Елизаветпольский, атаковывают левый фланг Деве-Бойну, форты Далан-Гез и Чобан-Деде. 155-й пехотный Кубинский полк, изъятый из состава дивизии, должен был пройти Палантекен и атаковать на его северных склонах форт Гяз. Ополченские дружины и 5-й Кавказский стрелковый полк атаковывают форты Деве-Бойну от форта Узун-Ахмет Каракал до форта Топалах включительно. Форты Палантекен № 1 и 2 атаковываются бригадой генерала Чиковани.
В сумрачный и морозный день 28 января, около 10 часов дня, полк выступил из Гасан-Калы. Пройдя мимо серных бань, колонна пошла в юго-западном направлении по узкой проселочной, едва заметной в снегу, дороге. Впереди в верстах десяти виднелись отроги Палантекена, но сам хребет скрывался в густых и серых облаках. Во втором часу дня у малого заброшенного хутора был устроен большой привал. После раздачи обеда – запаса консервов и хлеба – кухни и колесный обоз были отправлены обратно в Гасан-Калу. Пулеметам и артиллерии (5-я горная батарея) приказано было приготовиться к следованию вьючным порядком. В начале третьего часа полк покинул хутор и начал втягиваться в глубокое ущелье. На пути попался еще один хутор. Он оказался также брошен хозяевами, как и первый. В нескольких десятках шагов от него в снегу я увидел трупики двух детей. Очевидно, они были брошены в бегстве своими родителями на произвол судьбы, и несчастные нашли смерть от мороза вблизи своего жилья.
Темные облака все ниже и ниже спускались к нам. Вечерело. С гор подул холодный ветер. Проводник полка, турецкий армянин, живший с детства в окрестностях Эрзерума пастухом и отлично знавший всю местность, недовольно покачивал головой.
– Тяжело будет идти, – сказал он на армянском языке подпоручику Кондахчиани. – Там наверху будет такой буран, что людей и скот начнет сносить в пропасть. Бури эти тянутся днями, но иногда проносятся за несколько часов.
Дорога становилась все круче, уже и наконец превратилась в тропу. Ветер начинал усиливаться, мелкий и редкий снег, встретивший нас у хутора, стал падать гуще, и через час мы оказались в сумерках наступающей ночи и в метели.
Лунный свет давал некоторую возможность ориентироваться вокруг себя, но кроме направления и нескольких силуэтов людей и лошадей своей команды я ничего не видел. Как я предполагал, мы находились в меридиане фортов Деве-Бойну. Порой нас заволакивало снежной пылью, несомой силой ветра с хребтов. Тогда и ближайшие силуэты скрывались из моих глаз. Оставалась, кажется, только одна надежда на связь с людьми – на голос. Но и это средство, как часто бывало, делалось малонадежным. Гул, а иногда завывание ветра оказались во много раз сильнее наших криков. Наконец все же среди неясных голосов до меня донеслось:
– Ротных командиров к командиру полка!
С большим трудом, свалившись несколько раз в сугробы снега, я добрался до штаба полка. Оказалось, что командир полка решил дальше не двигаться и приказал остановить полк на ночевку на небольшой полянке.
Через час весь полк встал бивуаком. Люди начали строить себе из снежных сугробов закрытия от ветра. Вперед на высоты была послана команда разведчиков для занятия сторожевого охранения. На счастье, оказалось, что большинство из нас имели при себе валенки. Их в походе люди носили на спине, а на ночлегах надевали вместо сапог, и тем спасали ноги от отморожения.
В глубокой снежной яме была разбита большая турецкая палатка, где разместился штаб полка. Всматриваясь при свете фонаря в карту, командир полка определил точку нашего стояния: мы находились точно на юго-востоке верстах в восьми-девяти от форта Топалах, на высоте больше 7000 футов. Как говорила карта, нам дальше предстояло, перевалив высоты, занимаемые разведчиками, опуститься в глубокое ущелье и дальше подниматься до самого форта Гяз. Ночью, во избежание отморожений, людям не разрешено было спать. К рассвету ветер стих, утренняя мгла стала расходиться, и далеко из-за гор, со стороны Гасан-Калы, показался огненный шар восходящего солнца. Через час полк, вытянувшийся длинной змеей в одну шеренгу, стал подниматься в гору, описывая замысловатые зигзаги. Через некоторое время мы были на высотах. Команда разведчиков двинулась впереди полка, оставив нескольких с отмороженными ногами, и мы стали опускаться вниз в какую-то пропасть. Дороги впереди не было никакой, все было покрыто глубоким снегом, и мы шли почти вслепую, за проводником. Пропасть, казавшаяся нам сверху прямой и глубокой выемкой, сейчас представляла какой-то сложный лабиринт множества оврагов, ущелий и гигантских промоин. Проводник говорил, что весной рельеф местности кажется совершенно иным, так как дно оврага, по которому мы шли сейчас, засыпано снегом на несколько аршин, а может быть, и саженей. Но вот проводник начал подниматься в гору, за ним потянулись один, другой, и вскоре вновь на снежном фоне крутого ската появилась длинная, как означенная живым пунктиром, бесконечная линия идущих людей. Кроме трудностей и всяких препятствий, марш был сопряжен и с опасностями. Шаг за шагом мы поднимались вверх, прокладывая себе путь лопатой, киркой и мотыгой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
