Через часа полтора мы поплелись по узкому карнизу по краю длинного и глубокого оврага.
Вправо от нас была почти отвесная скала, а слева темнела пропасть. Благодаря большой крутизне снега местами не было, но взамен этого препятствия ходок должен был считаться с камнями, местами покрытыми скользким льдом. Я шел позади своей команды, а за мной в нескольких шагах солдат соседней роты гнал быка, груженного поклажей. В одном месте бедное животное неудачно поскользнулось, упало и, перевернувшись несколько раз, исчезло в пропасти. То же самое произошло с двумя лошадьми. Пройдя еще с версту, я услышал по цепи, что два солдата 4-й роты также нашли себе смерть в недрах пропасти.
Наконец чертова пропасть была пройдена, и полк вновь потянулся по снежному склону высокой горы. Я поражался тому, что противник уже во многих местах мог устроить засады, а его пока не было видно. Очевидно, он далек был от мысли, чтобы те места, по которым мы двигались, были проходимы.
Около часа дня 29 января мы были на высоте до 9000. Проводник рукой показал нам на новые вдали высоты, за которыми в нескольких верстах должен был находиться сам форт Гяз.
Во втором часу разведчики, посланные на указанные проводником высоты, были оттуда встречены ружейным огнем, а вслед за тем над головой колонны произошло несколько разрывов. Через минут двадцать разведчики отбросили противника, который силой до полуроты и при одном горном орудии отошел на запад. Сосредоточенный за широкой лощиной полк простоял до позднего вечера. В сумерки температура сильно упала. Мороз сделался злющим и не давал нам пощады. Вечером разведчики донесли, что отступившая полурота турок оставалась на высотах впереди форта.[174] По словам захваченного разведчиками турка, к полуроте противника вечером подошла некоторая часть, но горное орудие отошло в направлении форта Гяз. Командир полка решил одним батальоном сбить противника с занимаемых им высот, затем подойти с полком и оставаться у подступов форта. Осуществить этот план пришлось ночью, так как появившийся густой туман не давал никакой возможности ориентироваться.
Главным образом нас беспокоило полнейшее отсутствие связи как с флангами, так и с тылом. Около двух часов ночи туман, гонимый поднявшимся холодным ветром, начал уходить вниз в ущелья и долины. Показалась луна, при ее свете горы блестели серебристым светом, и только вдали местами выступали темные пятна скалистых высот, занятых противником. Разведчики тронулись вперед, а через некоторое время за ними последовал полк. Минут через сорок начальник команды разведчиков сообщил, что скалистые высоты турками оставлены. В ночной тишине слышен был шум хода нескольких тысяч людей по промерзшему снегу. Мы быстрым шагом приближались к скалистым высотам, по которым начали скользить яркие лучи крепостных прожекторов. К рассвету 30 января полк вошел в связь вправо с 5-м Кавказским стрелковым полком, а влево с частями генерала Чиковани.
В неясном свете заходящей луны и пробуждающегося морозного дня я увидел форт Гяз. Он стоял в верстах трех, отделенный от нас глубоким оврагом. Вся полоса, которую мы должны были пройти, была видима, а следовательно, и поражаема противником.
Наступил ясный и солнечный день. Со стороны Топалаха донесся густой протяжный выстрел. Через несколько минут вся окрестность огласилась гулом многочисленной крепостной артиллерии. Полубатарея, следовавшая с нами, начала по форту пристрелку. Командир полка, вызвав меня, дал мне задачу произвести разведку впереди лежащей местности в стрелковом отношении. Я с дальномерщиками и несколькими людьми стал спускаться к оврагу. Выяснить я ничего не мог. Одно лишь я мог установить, что чем ближе к оврагу, тем глубже становился снег. Брошенные противником столбы линии полевого телеграфа около нас были засыпаны наполовину снегом, a дальше в овраге их не было видно. Они были засыпаны снегом выше своей высоты.
Пройдя шагов двести, я был встречен, несмотря на нашу группу лишь в пять-шесть человек, огнем крепостных орудий. Вокруг нас стали свистеть шрапнельные пули и осколки. На чистом снегу появились большие воронки. He видя в дальнейшем движении никакой пользы, я повернул назад. Подниматься в гору, в глубоком снегу, среди воя несущихся снарядов, было нелегко. В эти тяжелые минуты меня одолевала одна мысль, что каждую минуту может произойти удачный разрыв, и от нас всех останется лишь одно воспоминание. И это, наверное, и случилось бы, если бы на пути нам не попался большой камень. Боюсь ошибиться в его размере, но мне кажется, что он был величиной с хороший дом. Это закрытие спасло нас. Мы там передохнули и под его прикрытием отошли к нашим высотам.
Первые орудийные выстрелы с форта Гяз послужили началом сильной канонады неприятельских батарей, которая прекратилась лишь с наступлением сумерек. Впечатление, производимое на нас от огня, было сильное. Мы находились в непрерывном грохоте и треске лопающихся повсюду бомб.
Наша батарея отвечала, но ее действие по крепостным сооружениям должно было быть минимальным. Среди сильного и непрерывного гула мы не слышали наших пушек и только по откатам их тел могли судить, что они были в работе.
Такая, если так можно выразиться, артиллерийская немощь вызывала у нас чувство досады, и мы пушкам дали не совсем лестное название «спринцовки». Несмотря на не прекращавшийся до самого вечера ураган несущегося навстречу нам свинца, стали и камней, потери у нас были незначительные. Нас спасали высокие и отвесные скалы, за которыми укрылся весь полк. Ранения были чисто случайные, и большей частью от рикошетов. Страдали главным образом наблюдатели, находившиеся на вершинах скалистых высот.
Вечером у противника заработали прожектора. В наступившей тьме они казались мне какими-то гигантскими щупальцами, осторожно и внимательно искавшими кого-то в овраге. Убедившись, что там нет никого, они с молниеносной быстротой перескакивали на наши высоты, освещая нас ослепительным синевато-белым светом. В этих случаях мне казалось, что форт сейчас опять начнет сердито плевать в нас свинцом и сталью.
Ночью выползла луна, а мороз на высоте около 9000 футов становился невыносимым. Он оказался страшнее всякого неприятельского огня, а результаты его действия превзошли всякие ожидания. К рассвету 31 января было эвакуировано с отмороженными конечностями более 250 человек. Кроме того, один из дозоров, посланных для связи с отрядом генерала Чиковани, вернулся, а люди (два человека) были найдены на другой день замерзшими.
Назначенная атака форта Гяз в ночь на 31 января была командиром полка отменена. Полковник Болтунов счел бессмысленным атаковать форт одним полком без соответствующей артиллерии и в столь труднодоступной местности. Каковы были его решения о дальнейших действиях, я не могу в точности припомнить, но полковник решил выждать для атаки более благоприятную обстановку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
