“Удивительно, насколько удачно шелковые свитки дополняли старый фермерский дом”. Она побывала с детьми в Стратфорде-на-Эйвоне. “Каждому из детей досталось по четыре порции лимонада, три порции мороженого и две прогулки по «Вулворту» вдоль и поперек”. Урсула также настояла на осмотре дома, где родился Шекспир.
В самом сердце Англии Урсула становилась англичанкой, но без мужа-англичанина. Заявление Лена о переводе из Королевских ВВС в армию внезапно было удовлетворено, и, к собственному удивлению, он оказался зачислен в Колдстримский гвардейский полк (“самый старомодный из всех британских полков”, как язвительно отмечала Урсула). Его откомандировали в Германию, где он прослужит двадцать один месяц. МИ-5 предупредила командира Бертона, что с него нельзя спускать глаз: “У него странный послужной список, возможно, он является – или был – советским агентом… Нежелательно, чтобы его использовали в роли переводчика в Германии или где бы то ни было, где он может вступить в контакт с русскими”. Лен провел большую часть предыдущего года в казармах Королевских ВВС. Теперь он был за границей. “Я справлялась сама, – писала Урсула. – Но у меня была моя работа”.
Мелита Норвуд продолжала незаметно передавать секреты из Британской ассоциации по исследованию цветных металлов. Юрген, демобилизованный из Бюро по стратегии бомбовых ударов, готовился к возвращению в Восточный Берлин, где коммунисты под руководством СССР собирались строить Германскую Демократическую Республику (ГДР). Но и он, и его отец до сих пор поставляли Советскому Союзу полезные сведения, активно участвуя в британской политической жизни. “Джеймс”, офицер королевских ВВС, сообщал ценнейшие технические подробности. Передатчик неустанно работал. Никто из жителей деревни не замечал сверхурочного труда миссис Бертон – кроме ее дочери: “Повседневные домашние заботы по дому и в саду ложились на нас, детей. Каждый день мы возвращались домой из школы в четыре часа дня. В это время мать часто спала. Другие матери днем не дремали, и я думала: она посылает меня полоть сад, а сама спит!” Тони Ру, бывший шпион операции “Молот”, по возвращении в Британию устроился работать на оборонное предприятие. В начале 1946 года через Эриха Хеншке он передал прототип одной авиадетали, “специальный инструмент для обстрела на истребителях”. Урсула спрятала его в коляску Питера, покатила ее к лесу недалеко от Грейт-Роллрайта и закопала образец. К своему стыду, вернувшись за деталью, она не смогла вспомнить, где ее спрятала, – так она допустила первый промах за двадцать лет шпионажа. Однако во всех прочих отношениях она была образцовой шпионкой. Ее приемник бесперебойно работал, как и система связи с Центром и передачи ему информации, платежи от Разведуправления РККА приходили регулярно, и их хватало на жизнь; агентура Урсулы исправно функционировала.
Пока не произошел неожиданный сбой.
Осенью 1946 года Урсула отправилась в Лондон на регулярную встречу с очередным “Сергеем”. Сотрудник ГРУ не появился. Поначалу это не вызвало у нее беспокойства. “У нас была договоренность на случай утраты связи”. В нескольких милях к западу от Грейт-Роллрайта поезда, курсировавшие между Банбери и Челтнемом, пересекали дорогу от Банбери к Оксфорду. За первым перекрестком после переезда рядком росли деревья, в полом корне четвертого дерева слева был тайник. В нем в случае несостоявшейся встречи в условленный день месяца Урсуле должны были оставить сообщение и деньги. Спустя неделю после пропущенной Центром встречи Урсула доехала до железнодорожного моста, припарковала велосипед и, удостоверившись, что за ней никто не следит, проверила тайник. Он был пуст. Через месяц в нем опять ничего не появилось. И через два. Может быть, агентура скомпрометирована? По правилам, если Москва обрывала контакты, Урсула не должна была выходить на связь при помощи передатчика, пока не получит соответствующих инструкций. Спустя два месяца полного молчания Урсула всерьез обеспокоилась: деньги уже заканчивались, и она не находила себе места. “Я годами жила ради этой работы, теперь же мои дни опустели”. Каждый месяц, опасаясь, что кто-то отследит маршрут ее передвижений, она отправлялась на велосипеде на открытый участок дороги, чтобы проверить тайник в корнях дерева. Центр разорвал связь окончательно. “Должно быть, на то была основательная причина”, – говорила она себе.
Причина действительно была, но не основательная.
ГРУ, мощная военная машина СССР по сбору разведданных, ошиблось деревом.
Вместо того чтобы оставлять послания под четвертым деревом за перекрестком, курьер ГРУ прятал закладку в четвертом дереве за мостом – у которого, по неудачному совпадению, тоже был полый корень. Из-за одного личного промаха, из тех, что случаются и в шпионаже, и в любой другой профессии, ГРУ облажалось. Но Центр был озадачен не меньше самой Урсулы. “По неизвестным причинам в августе 1949 года С. в обусловленный срок деньги из тайника не изъяла, и они были взяты нами обратно”, – сообщалось в рапорте. По мнению Центра, агент Соня сама разорвала связь, а это могло означать лишь одно: она оказалась в фокусе Британской службы безопасности. Что, впрочем, было правдой.
Отголоски прошлого Урсулы возвращались к ней тремя путями, от трех разных мужчин: Руди Гамбургера, Александра Фута и Клауса Фукса – бывшего мужа, бывшего коллеги и лучшего шпиона.
25 марта 1946 года американский атташе по правовым вопросам и представитель ФБР в Лондоне Джон Симперман отправил письмо Роджеру Холлису из МИ-5: “Будьте любезны предоставить информацию о корреспонденции на имя Рудольфа Альберта Гамбургера, по собственному его признанию – советского агента, чье местонахождение не было установлено с момента его выезда из Ирана 22 мая 1943 года. Я был бы весьма благодарен, если бы вы распорядились об опросе Урсулы Гамбургер-Бертон, бывшей супруги Гамбургера, с целью выяснения нынешнего местонахождения Рудольфа”. ФБР досконально исследовало биографии тех, кто так или иначе был связан с коммунизмом. Поэтому подозрения вызывал брат Руди Виктор, работавший теперь в Университете Чикаго.
Американцы внезапно заинтересовались советским шпионом и его бывшей женой.
Нынешнее местоположение Руди Гамбургера было настолько далеко от очаровательных котсуолдских холмов, насколько только можно себе представить: он находился в Карлаге, огромном исправительно-трудовом лагере, занимавшем 14 000 квадратных миль в казахстанских степях. Здесь целая армия заключенных надрывалась в пятидесяти угольных шахтах, окруженных столь суровым пейзажем, что в лагере можно было бы обойтись без вооруженной охраны. Любой, кто пытался бежать, погибал в этих морозных глухих местах.
“Каждое утро я недоумеваю, как сюда попал”, – писал Руди.
Чистилище Гамбургера началось с Саратовского исправительно-трудового лагеря на Волге, в 500 милях к югу от Москвы, – первого этапа его пятилетнего заключения за “политические преступления”.
“Вот кто я теперь такой, – писал он. – Предатель, террорист, враг народа”. Саратовлаг был одним из исправительных лагерей, питавшихся рабским трудом, – в этом изобретении сталинское
