часов в день занимаясь шифровкой и дешифровкой и ведя, по его собственному выражению, “монашеское существование”. Швейцарские власти знали, что где-то в Лозанне работает нелегальный радиопередатчик. Немецкий Абвер тоже был в курсе. Одна из служб неминуемо должна была его однажды настигнуть. Получая сообщение от Москвы в 1:15 ночи 20 ноября 1942 года, он услышал “разрушительный грохот” топора, пробивающего входную дверь в его квартиру. Он едва успел уничтожить передатчик и сжечь заметки в жидкости для зажигалок в оловянной пепельнице, которую держал под рукой как раз на этот случай, как комната наполнилась сотрудниками швейцарской полиции. “Я неделями ожидал каких-то действий и заранее уничтожил все записи, счета и т. п., и в итоге полиция обнаружила лишь горстку пепла и сломанный передатчик”. Фута задержали и увезли в тюрьму Буа-Мерме. Его допрос проходил в удивительно любезной обстановке. “Бесполезно отрицать вашу деятельность, Фут, – объяснял ему инспектор Паш из швейцарской службы безопасности за бутылкой бренди в камере Фута. – Оснований подозревать вас в деятельности против интересов Швейцарии нет, и я лично склонен относиться к вам благосклонно, так как вы работали против Германии, единственной страны в мире, угрожающей швейцарской независимости. От вас теперь требуется лишь полное признание, и вы немедленно выйдете на свободу”. Фут не менее благовоспитанно ответил, что никаких признаний давать не будет и, если Паш прав и его отпустят, русские заподозрят его в предательстве и убьют. “Я потребовал, чтобы меня оставили под замком”. Фут наслаждался пребыванием в тюрьме. “Впервые за много лет я смог полностью расслабиться и спокойно, с удовольствием ознакомиться с тюремной библиотекой”.
Выйдя на свободу в сентябре 1944 года, Фут добрался до Парижа, вышел на связь с советской военной миссией и передал сообщение в Центр. Через несколько недель ему выдали поддельный советский паспорт на имя Альфреда Федоровича Лапидуса и приказали сесть на первый же советский самолет, направлявшийся из освобожденного Парижа в Москву. Среди пассажиров этого рейса был Шандор Радо, грузный руководитель “Красной тройки”, ускользнувший от представителей закона в Швейцарии и бежавший в Париж. На борту был также Гавриил Ильич Мясников, старый большевик, участвовавший в убийстве великого князя Михаила Александровича, первого убитого Романова. Разругавшись с Лениным, Мясников бежал во Францию, а теперь возвращался, получив приглашение от советского посольства. Фут назвал его “приятным старым архаровцем” и был поражен его заявлением, что он “возвращается в Россию, чтобы поставить Сталина на место”.
Вылетев из Парижа в девять утра 6 января 1945 года, Фут погрузился в раздумья и насторожился. Его увлечение коммунизмом всегда было поверхностным. “Я уже давно разочаровался в Центре и был недоволен его отношением”, но до сих пор считал себя отчасти в долгу перед ним. “Самовольно дезертировать с работы было бы все равно что дезертировать при столкновении с неприятелем”. Кроме того, его кураторы должны были расплатиться с ним за его тяжкие труды. Если бы поверили ему.
Во время пересадки в Каире Фут и Радо оказались в одном номере отеля “Луна-Парк”. Венгерский картограф казался мрачнее обычного. “В первый вечер он не проронил ни слова и отказался гульнуть со мной напоследок в Каире”. Ночью Радо скрылся, оставив в номере шляпу, плащ и чемоданы: “Молчаливое свидетельство того, что шпион потерял присутствие духа”, – отмечал Фут. Один из величайших шпионов-коммунистов военного времени не верил, что Сталин по достоинству оценит его преданность, и имел на то все основания.
Самолет приземлился в Москве 14 января. Мясников бахвалился, что Молотов, советский министр иностранных дел, отправит за ним официальный лимузин. Разумеется, машина ждала, но “мрачные физиономии сопровождающих” подсказали Футу, что прием будет отнюдь не такой теплый, как ожидал старый большевик. Мясникова арестовали на месте. Спустя восемь месяцев его расстреляли.
Фута встречала гораздо более привлекательная сопровождающая – майор Вера Полякова из РККА, говорившая по-английски и руководившая швейцарскими агентурами из Москвы на протяжении всей войны. Темноволосая изящная Полякова оказалась “настоящей красоткой”, отметил Фут. Его отвезли в современный многоквартирный дом, проводили в двухкомнатную квартиру, где познакомили с дюжим мужчиной по имени Иван: “переводчиком, конвоиром, охранником – все разом”. Допрос начался на следующее утро и проходил совсем не дружелюбно. “По тону вопросов было очевидно, что Центр считал меня agent provocateur, засланным к нему британцами”. Дни, а потом и недели напролет Полякова то лично, то в письменной форме засыпала его подробными, часто повторявшимися вопросами, стремясь этими путаными и противоречивыми допросами на чем-то его подловить. Шандор Радо, сообщила она ему, был “преступником, присвоившим себе деньги в Швейцарии”. ГРУ вернет его. Разумеется, когда британское посольство в Каире отказалось предоставить ему политическое убежище, Радо – тщетно – попытался покончить с собой. В августе 1945 года его экстрадировали в Россию, где приговорили к десяти годам заключения за шпионаж.
“Вскоре Россия сможет забирать людей из любой точки мира, если они будут в розыске”, – сообщила Футу Полякова, предупреждая о “судьбе, которая может меня ждать в случае побега”. Без всякого кокетства Полякова предупреждала, что Фута водворят и ликвидируют, если он попытается переметнуться на другую сторону.
Футу дали новый псевдоним – Александр Александрович Дымов – и разрешили выходить в город на прогулки, но только в сопровождении Ивана. Во время одной из таких экскурсий их остановил милиционер и попросил предъявить документы. Иван сообщил ему, чтобы он связался со своим начальником. Через несколько минут появился сотрудник КГБ в полтора метра ростом, с ярким фингалом под глазом и поднял крик. Полякова просила Фута не отвечать ни на чьи вопросы, поэтому, когда коротышка злобно потребовал от англичанина представиться, тот, взглянув сверху вниз на крикливого чинушу, медленно и предельно четко произнес: “Fuck off”. Коротышка из КГБ накорябал что-то в своем блокноте. Чтобы устранить непредвиденное затруднение, хватило одного телефонного звонка, после чего Фут с конвоиром вернулись в квартиру; однако этот инцидент стал причиной неустранимого недоразумения: стоило Футу выйти на прогулку, как милиционеры сердечно приветствовали его, обращаясь к нему “товарищ Факов”.
После шести недель ежедневных допросов майор Полякова появилась у Фута снова, теперь в сопровождении старшего офицера, в совершенстве владевшего английским и щеголявшего в неуместно аляповатом галстуке. “Лет сорока с небольшим, он был образован, умен и вел допрос на высшем уровне”. Это был не кто иной, как сам директор ГРУ, явившийся, чтобы лично допросить Фута. Допрос длился до раннего утра и возобновился на следующий день. “Я понимал, что на кону была моя жизнь”, – писал Фут. Наконец генерал поднялся и похлопал Фута по спине: “Он утверждал, что меня не в
