и с чем Макс полчаса назад соглашался стало флёром.
– Как я рад тебя видеть!
– Ничего себе! – присвистнул Барт, «я же говорил» – выражал его вид.
– Я вижу, как рад, – улыбнулась Марлен.
Слова прозвучали без злости с некоторой язвительностью, но Макс не ощущал отдачи, отражения своих чувств… Но важно ли это? Он рядом.
– Ты чего здесь? – поинтересовался Барт.
– Давно дверью в лоб не получала, пришла возобновить ощущения.
– Мы здесь все, похоже, за этим, – многозначительно произнес Барт. – Пойдем.
– Я пришла ротонду посмотреть, никогда не была здесь.
Барт начал тарахтеть про свойства ротонды, но глухота завладела пространством, звуки будто тонули в вязком воздухе.
Они стояли посередине, а сверху кто-то спускался.
Макс её сразу узнал. Вот она прекрасная Хайат. Высокая, тонкая, фигура – бокал для шампанского, грациозные движения и восточное лицо с резкими, яркими чертами. Огромные черные глаза смотрели на него неотрывно. И он прыгнул без раздумий в эту черноту. Не было ощущения опасности. Не было ничего. Она тихо спускалась по ступеням.
– Ты, – очнулся Барт, после того как перестал тарахтеть об истории. – Ты чего это здесь?
Она спускалась и улыбалась в руках её была косметичка, расшитая бисером. Они изумлённо смотрели на нее.
– Ущипните меня, я кажется умер, – прохрипел Барт.
– У меня есть то, что вы потеряли, – голос ее был похож на лабиринт из произведений искусства.
– Но как?
– Они не сгорели в аэропорту. Знаю, что каждый потерял в этой истории. У вас есть шанс многое обрести. Не говоря о том, что здесь, в ларце…
Макс прислушивался к себе.
– Но ты работаешь… работала на Виктора. – Барт растерял говорливость и не мог сформулировать мысль.
По ротонде скакало эхо дыхания и стук сердец. В этом ритме с губ женщины слетели два слова:
«Я Ангел».
Полшага дальше. Лодка Инанны
Богиня медленно плыла над рекой Бурануну. Только в воде она еще могла увидеть отражение своей почти незримой тени. Глядеть на свою тень – осталось единственным признаком существования некогда могущественной Инанны. Если она утратит связь с самой собой, то исчезнет полностью. Но ей нельзя исчезать. У нее есть цель. Она хорошо это знала. Для этой цели ей нужно не разучиться смотреть и видеть. Ей скоро возвращаться туда, она вновь увидит тень своего возлюбленного. Даже не призрак. Просто тончайший лоскуток его тени, возвращающийся на землю. Она будет смотреть на этот лоскуток, и чувствовать на себе такой же пристальный и влюбленный взгляд. И после этого она вернется в то место, куда дала непреложное слово возвращаться, туда. В страну без возврата. Дворца из лазурита там уже давно нет, стен, ограждающих тоже нет. Ее сестра исчезла. Теней умерших людей тоже нет, нету тех, кто их помнит, а значит нет и призраков. Инанна вновь возвратиться в пустоту, в черную пустоту забвения. Все города народа, который ее почитал, сдуло с лица земли.
Но, чтобы еще раз все повторилось, Инанна должна не потерять себя. Поэтому она смотрела на отражение своей тени в мутных водах реки Бурануну, которая полностью изменилась, и русло и берега и цвет, и имя. Теперь ее называют Ефрат. Широкие плодородные поймы сузились до тонких полосок вдоль заваленных мусором берегов.
Инанна плыла далеко на юг от того места, где раньше был ее цветущий город Урук. Множество каналов и проток разрезали поросшие тростником берега. Множество мелких пустынных островков, лодки с людьми, Инанне они мешали. Она повернула свой невидимый ни для кого полет в одно из ответвлений реки. Камыши и низкие деревья кругом. Протока сужалась, расширялась, разветвлялась. Тень богини остановилась. Здесь достаточно пустынно, чтобы никто не мог ей помешать. Помешать быть наедине с тем единственным, что у нее осталось, с отражением своей тени.
Но и здесь ее одиночество было нарушено. По протоке плыла лодка. Мужчина и девочка. Мужчина правил шестом, стоя на корме, девочка смотрела по сторонам. В ее глазах была жизнь, был огонь. Инанна оторвалась от своего вечного занятия и посмотрела на девочку. И впервые за тысячелетия, почувствовала не угасание, а прилив сил. Слабый, едва заметный толчок. И ее осенило. Жизнь, только жизнь может возродить ее, возродить Думузи.
Лодка приближалась. Мужчина говорил девочке на новом языке. Но Инанна понимала всех людей, на каком бы языке они не общались.
– Мой, Ангел, мы, скоро уедем отсюда.
– Почему? – девочка резко обернулась.
– Так будет лучше, Хаят. Лучше для тебя.
– Но я не хочу никуда уезжать.
– Я тоже. Но скоро не для кого будет строить лодки. Все бегут из этих мест. И нам пора. Тебе будет лучше, моя доченька. Поверь.
Девочка отвернулась и стала еще пристальней смотреть на камыши, на воду горящим взором.
Инанна сдвинулась с места и застыла над водой прямо по курсу лодки. Девочка, будто заметила это, и смотрела огромными черными глазами прямо на то место, где парила тень богини. Лодка приближалась и вскоре, фигура девочки, которую отец назвал Хаят, слилась с тенью Инанны.
Лодка плыла и плыла. Вначале по узким протокам вдоль камышей. Потом – по морю. Хаят вместе с семьей попала в другую страну, с желтыми песками и изумрудным морем. Огромная лодка, шла по океану. Наконец, Хайят сошла на берег, в городе, в котором ночью светлее чем днем, и дома выше, чем горы.
Через много лет, Хаят купила себе дом-лодку, стоящую в Квинс в тихой бухте. В один из теплых весенних вечеров, сидя перед мониторами, установленными полукругом, она плыла в виртуальном мире. Удары весел отзывались ударами по клавишам. Как круги на воде уходили буквы одного из множества языков, которые Хаят выучила: “У тебя будут дети, Марлен”.
ЗАСТЕЖКА
– Я хотела бы уточнить, я работала вместе с Виктором, но не на него. Я всегда работала только на себя. Я – Ангел!
– У Ангела был мужской голос, – заметил Макс.
– В телефоне, поменять женский голос на мужской – все равно что пообедать в ближайшем кафе. Это не самое сложное, что мне пришлось сделать, чтобы обрести амулеты.
– Ты ведь, американка? – Барт перешел на английский.
– Не по рождению, – улыбнулась женщина. – Я родилась в южном Ираке, но после первой «Войны в Заливе», мои родители вместе со мной бежали в Америку.
– Южный Ирак, – задумчиво произнес Барт. – Там, где раньше жили шумеры,
– Да, я из тех мест. Я из семьи болотных арабов, точнее из мандеев. Мало того, что болотных арабов другие шииты за
