Юбка воздушной подушки надулась, свет в пассажирском отделении погас, и они тронулись в путь.
18
Тюремный срок
Он на чердаке у Джентри. Смотрит, как Черри, сидя на краю кровати, нянчится с ковбоем. Она поворачивается к нему:
– Как ты, Слик?
– В порядке… я в порядке.
– Ты помнишь, что я тебя об этом уже спрашивала?
Он смотрит в лицо человека, которого Малыш Африка называл Графом. Черри возится с чем-то у встроенной в изголовье носилок стойки, с какой-то капельницей; в ней – жидкость цвета овсянки.
– Как ты себя чувствуешь, Слик?
– Нормально.
– Никакое не нормально. Ты все время забы…
Он сидит на полу на чердаке у Джентри. Лицо мокрое. Рядом с ним – Черри; она стоит на коленях, очень близко, ее руки у него на плечах.
– Ты сидел?
Он кивает.
– В блоке химкоррекции?
– Да…
– Индуцированный синдром Корсакова?
Он…
– Фрагментами? – спрашивает его Черри.
Слик сидит на полу на чердаке у Джентри. А где сам Джентри?
– Ты помнишь все фрагментами, да? А кратковременные воспоминания исчезают напрочь?
Откуда она это знает? И где Джентри?
– И от чего это включается?
– Что включает синдром, Слик? Что с тобой делали в тюрьме?
Он сидит на полу на чердаке у Джентри; Черри чуть ли не уселась на него верхом.
– Стресс, – выдавливает он, удивляясь, откуда она это знает. – Где Джентри?
– Я уложила его в постель.
– Почему?
– Отрубился, увидев ту штуку…
– Какую?
Черри вдавливает в его запястье розовый дерм.
– Это сильный транк, – говорит она. – Может, выведет тебя из этого…
– Из чего?
Она вздыхает.
– Не важно.
Он просыпается в постели с Черри Честерфилд. Он полностью одет, за исключением куртки и ботинок. Вставший член, прижавшись к теплой джинсовой ткани над задницей Черри, попал в ловушку за пряжкой ремня.
– Даже не думай.
Зимний свет сквозь залатанное окно, и если откроешь рот – белым облачком вылетает дыхание.
– Что случилось?
И почему в комнате так холодно? Он вспоминает вопль Джентри, когда серое нечто устремилось на него…
Слик поспешно садится.
– Потише, – говорит Черри, перекатываясь на спину. – Ляг. Не знаю, что это было, что вызвало срыв.
– Ты о чем?
– Ложись обратно. Забирайся под одеяло. Хочешь совсем замерзнуть?
Он слушается.
– Ты был в тюрьме, так? В блоке химкоррекции?
– Да… А ты откуда знаешь?
– Ты же сам мне и сказал. Прошлой ночью. Ты говорил, что от стресса могут быть рецидивы. Так оно и случилось. Это нечто прыгнуло на твоего приятеля, ты бросился к рубильнику, отключил стол. Джентри упал и разбил себе голову. Я бинтовала рану, когда заметила, что с тобой творится что-то неладное. Сообразила, что у тебя память не держит ничего дольше пяти минут. Такое бывает при стрессе или иногда при контузии…
– Где он? Джентри?
– У себя в койке, облеплен транками. Учитывая то, в каком он состоянии, я решила, что денек сна ему не помешает. Во всяком случае, под ногами путаться не будет.
Слик закрыл глаза и вновь увидел перед собой серое нечто, набросившееся на Джентри. Человекообразное или, скорее, похожее на обезьяну. Оно ничем не напоминало те завивающиеся спиралью образы, какие генерировали устройства Джентри в его предыдущих поисках Образа.
– Думаю, у вас тут вырубилось электричество, – сказала Черри. – Свет погас часов шесть назад.
Слик открыл глаза. Джентри не успел добраться до консоли, чтобы свершить свой обычный ритуал. Слик застонал.
Оставив Черри готовить на газовой плитке кофе, Слик отправился на поиски Пташки. Нашел он его по запаху дыма. Пташка развел костер в каком-то железном баке и заснул, свернувшись вокруг него по-собачьи.
– Эй, – позвал его Слик, легонько подталкивая парнишку носком сапога, – вставай. У нас проблемы.
– Долбаный ток вырубили, – пробормотал тот в ответ, садясь в засаленном спальном мешке, таком же грязном, как пол в цеху Фабрики.
– Я заметил. Ток – это проблема номер один. Проблема номер два – нам нужен грузовик, или ховер, или что-то вроде того. Нужно убрать отсюда этого парня. Иначе Джентри совсем посыпется.
– Но только Джентри и может добыть ток. – Пташка, поеживаясь, поднялся на ноги.
– Джентри спит. У кого есть фургон?
– У Марви, – выдавил Пташка и затрясся в приступе кашля.
– Возьми мотоцикл Джентри. Привезешь его потом обратно в фургоне. Двигай.
Пташка кое-как справился с приступом:
– Серьезно, че ли?
– Ты ведь знаешь, как на нем ездить?
– Да, но Джентри, он…
– Я с ним разберусь. Ты знаешь, где он держит запасной ключ?
– Ну… да, – пугливо протянул Пташка. – Скажи, – спросил он, – а что, если Марви не захочет дать мне фургон?
– Дашь ему вот это, – сказал Слик, вытаскивая из кармана зиплок с наркотиками; его забрала у Джентри Черри, перевязав тому голову. – Отдай ему все, понял? Я потом проверю.
Бипер Черри подал голос, когда они, приткнувшись друг к другу на краю кровати в комнате Слика, пили кофе. Слик отвечал на ее вопросы, рассказывал ей что знал о синдроме Корсакова. Он никому об этом по-настоящему не рассказывал, и странно – как мало на самом деле он знал. Он рассказал ей о предыдущих рецидивах, потом попытался объяснить, как работала эта система в тюрьме. Фокус был в том, что долгосрочная память сохраняется до того момента, пока тебя не сажают на препарат. В общем, прежде чем начинаешь мотать срок, тебя сперва учат что-то делать, потому этого уже не забудешь и на химкоррекции. Правда, делаешь в основном то, с чем и роботы бы управились. Слика вот натаскивавали собирать миниатюрные зубчатые передачи. Как только он стал укладываться в пять минут, пошел срок.
– И больше ничего не делали? – спросила она.
– Только эти зубчатые передачи.
– Нет, я имею в виду, никаких там замков, ловушек в мозгу?
Он посмотрел на нее. Язва на губе у девушки почти зажила.
– Если и было что-то такое, тебе об этом не сообщают, – сказал он.
И тут в одной из ее курток застрекотал бипер.
– Что-то стряслось, – сказала она, вскакивая с кровати.
Джентри стоял на коленях возле носилок с чем-то черным в руках. Черри выхватила у него эту штуковину, прежде чем он успел хотя бы пошевелиться. Джентри не двинулся с места, недоуменно щурясь на девушку.
– Это сколько же нужно, чтобы тебя вырубить, мистер? – Она протянула Слику черный предмет, оказавшийся камерой для идентификации по сетчатке глаза.
– Нам нужно выяснить, кто он, – сказал Джентри.
Его голос был хриплым и низким от всех дермов с депрессантами, которые Черри на него налепила, но Слик почувствовал, что опасная грань безумия отступила.
– Идиот, – кипятилась Черри, – ты даже не знаешь, те ли у него глаза, что были год назад!
Джентри коснулся повязки на виске.
– Вы это тоже видели, правда?
– Да, – ответила Черри, – и Слик эту штуку отключил.
– Все дело в шоке, – объяснил Джентри. – Я и вообразить себе не мог… Но никакой реальной опасности. Я был просто не готов…
– Ты просто выскочил из своего чертова черепа, – сказала Черри.
Джентри нетвердо поднялся на ноги.
– Он уезжает, – сказал Слик. – Я послал Пташку одолжить фургон. Не нравится мне все это.
Черри уставилась на него в упор:
– Куда уезжает? Мне придется ехать с ним. Это моя работа.
– Я знаю одно место, – соврал Слик. – У нас электричество отрубили, Джентри.
– Ты не можешь отвезти его незнамо куда, – сказал Джентри.
– Еще как могу.
– Нет. – Джентри слегка качнуло. – Он остается. Переходники уже на месте. Я не стану его больше беспокоить. Черри может остаться здесь.
– Тогда тебе придется хотя бы в двух словах объяснить, что это за хреновина, Джентри, – сказал Слик.
– Для начала, – Джентри указал на предмет над головой Графа, – никакой это не низкочастотник, не «Эл-Эф». Это – «алеф».
19
Под ножом[70]
Снова в отеле, не отходняки, а марш смерти, Прайор вводит ее в вестибюль, а японские туристы уже встали и теперь толпятся вокруг скучающих гидов. Шаг, еще шаг, одной ногой, другой, а голова такая тяжелая, будто кто-то просверлил в макушке дыру и залил туда полфунта свинца, и зубы во рту будто чужие – слишком велики. Дополнительная перегрузка тронувшегося вверх лифта вдавливает в пол – Мона без сил приваливается к стенке.
– Где Эдди?
– Эдди уехал, Мона.
С трудом разомкнула веки, глаза широко распахнулись. Сфокусировала взгляд и увидела, что он, ублюдок, опять улыбается.
– Что?
– Эдди заплачено. Ему все компенсировали. Он уже на пути в Макао с солидным кредитом в кармане. Этакий милый игорный пикничок.
– Компенсировали?
– Его вложения. В тебя. За все время.
– За все время?
Дверь скользит в сторону, открывая устланный синим ковром коридор.