что надо. Вернее — как у кого надо. Ибо он, Борис Николаевич, не просто так Борис Николаевич, а тот самый Борис Николаевич. Сейчас. Здесь. В клубе «Пьерро».
Он — это Он.
От мозга до костей. От кончиков пальцев до жестов. До пробора. И главное — взгляд его, того самого Бориса Николаевича. Которого знают. Все!..
Вон, охрана у дверей обернулась, посмотрела на него, почувствовала что-то. Так и должно быть! А мы на нее сейчас свой взгляд направим. Вот так! Что, чувствуется?..
А как же иначе? Иначе и быть не может. Потому как не Борис Николаевич Погибенко сейчас перед вами, а всеми узнаваемый, любимый и не очень, Борис Николаевич Ельцин.
Тот самый.
Президент…
2
Борис Николаевич искренне любил жизнь, но она — вот ведь несправедливость! — платила ему обратным, да к тому же, каждый раз умудрялась всунуть не копеечку в обмен на его рубль, а давала одну и ту же потертую, насквозь фальшивую полушку.
За что, спрашивается? Ну, хоть кто-то может на это ответить?.. Молчите? Вот и Борис Николаевич молчал, терпел и молчал, хотя в глубине души (где у ней глубина-то?) был недоволен. Ох, как недоволен!..
Нет, с ним-то, с Борисом Николаевичем, как раз, все было в порядке. И ростом вышел, и лицом — как там пелось в некогда знаменитой песенке, «Спасибо матери с отцом…», так кажется? — и служба подходящая, и на место грех жаловаться (известная «Кантемировка»: полтора часа на электричке, и ты уже в Москве). Все так, с этим никто не спорит, а вот главного не было. Счастья, скажете вы. Нет. Любви? Тоже нет. Не стоит гадать, не стоит. Да и как можно угадать то, что и словами-то простыми не определишь. Не определишь — хоть ты тресни!
Не было в жизни Бориса Николаевича фарта. Вот, пожалуй, самое близкое по состоянию слово. Именно «по состоянию», а не по сути. Судите сами.
Все было у Бориса Николаевича как у людей — и работа, и отдых, и «гауптвахта», и любовь, и даже банальный трах. Хотя слова «трахаться» Борис Николаевич не признавал. Не ложилось оно на язык, никак не ложилось. Он даже перед самым «дембелем» поспорил с пустобрехом прапорщиком Дыровым на эту тему. С тем самым Дыровым, который, вернувшись после месячной командировки из Афгана, удивил всех тем, что нацепил на свой сальный китель сразу три ордена Красного Знамени и успел покрасоваться таким образом на плацу минут двадцать, после чего был безжалостно избит своим лучшим другом — вернее сказать, лучшим собутыльником — Суслопаровым, тоже прапорщиком из танкового батальона.
— Вот ты объясни мне, дураку старому, — просил Борис Николаевич у Дырова, открывая вторую бутылку «андроповской» по «четыре семьдесят», — почему «трахаться»?
— Что? — не понял Дыров, озабоченный в этот момент лишь одним — не заглядывая в карманы, он мысленно пытался пересчитать сдачу, которую получил в винном отделе, и думал о том, как лучше надо будет завтра похмелиться, чтобы никто не заметил его, Дыровского, «сумеречного» состояния.
— Ну, «трахаться»!..
— Чего «трахаться»?..
— Почему так говорят, — пояснил Борис Николаевич. — Ты можешь объяснить?
— А, — наконец дошло до Дырова. — Я думал, ты о деле, а ты… — Он махнул рукой, засмеялся до слез. — Какая разница?
— Как это «какая разница»? — вдруг завелся Борис Николаевич. Было в нем такое — иногда заводился на пустяках, и никто его не мог остановить. — В наше время говорили — «перепихнуться». Ведь так?..
— Так, — согласился Дыров. — Или — «пихаться».
— Или «спать», — подхватил Борис Николаевич.
— «Оттолкнуться»…
— «Чпокнуться»…
— «Стукнуться»!..
— «Просадить»!..
— «Харить»!!..
— «Наяривать»!..
— «Всадить»!!!..
— «Запердолить»!!!..
— Это грубо, — поморщился деликатный Дыров. — Давай, лучше вкинем! — Они чокнулись.
Вкинули. Подышали громко — закуски не было. Вновь налили…
Помолчали.
Борис Николаевич с силой потер лицо, пытаясь поймать нить разговора. Но это ему не удалось. Заметив это, Дыров решил прийти сослуживцу на помощь.
— Ерунда все это! — решительно сказал он. — Ты, Николаич, себе голову не забивай. Не надо! Давай еще вкинем!..
Еще вкинули. Вновь громко подышали…
Затем набежали какие-то люди — офицеры, естественно, — разгорелось тихое мужское веселье. С анекдотами, с разговорами о зарплате, с «промыванием косточек» начальству… Словом, все как всегда.
В одну из пауз Борис Николаевич напросился принести еще «смазки», но за водкой не пошел, неохота было, а тихо, без лишнего шума смылся. К Инне, конечно же. Хотя и знал, что ничего из этого путного не выйдет. Нет, она обязательно примет, обогреет, ляжет рядом — все, как полагается… Но… Как бы это объяснить получше? Знаете, как в картах бывает? Сели втроем, расписали «тысячу»: и игра идет, и вниз не катишься, и марьяжи у тебя неплохие… А все равно первым «на бочку» влезает сосед. И не просто влезает, как ему полагается, набирая очки аккуратно, «червончик» к «червончику», а взлетает самым наглым образом! Черт бы его побрал!..
Ну, как тут не выругаться! Из минусов выходит, подлец, из нуля. С захудалым пиковым марьяжем набирает такие очки, что дух захватывает. Оглянуться не успеешь, как у него, у соседа долбанного да удачливого, уже «полколеса». Ну, что ты будешь делать?!.. Молчите?
А все из-за фарта. У него он есть — был, будет, это не столь важно, — а у тебя, у голубчика, у Бориса свет Николаевича нету. Нетушки! Да-с!..
Итак, господа, фарт. Впрочем, другое — его отсутствие. Четырех женщин встретил на своем, да простят за банальность, жизненном пути Борис Николаевич, и ровно четыре (!) раза повторилась одна и та же история.
ОДНА И ТА ЖЕ!
Тут есть над чем задуматься. И будь на месте бравого майора из строевой части танкового полка знаменитой Кантемировской дивизии и прочее, и прочее какой-нибудь обычный шпак, то, возможно, давно бы этот самый шпак обратился к психотерапевтам или астрологам, а то и вовсе к захудалой бабке-ведунье из села, скажем, Митькины Щеки, где и квартировалась воинская часть Бориса Николаевича.
Но не таков был Борис Николаевич! Не таков!..
Четыре женщины… Женщины. Он называл их только так. Остальную часть слабой половины человечества Борис Николаевич делил на знакомых — если сексуальных связей не было, или на подруг — если таковая (т. е. связь, естественно) существовала. Но эти четыре… Это было нечто другое.
Что?
Любовь? Страсть? Судьба? Неизбежность? А может быть рок?
Видимо, не стоит искать точных определений там, где они не могут быть изначально. Ну, разве можно, например, объяснить словами эти понятия? Конечно же, нет! Слова, подобно воде, лишь скользнут по поверхности, не проникая в
