и непривычно.
Что это Галочка из головы моей не идет? Что это за ненужные эмоции, типа проснувшейся совести?
Старею, не иначе.
На встречи Сюткин не опаздывает никогда. Как он сам про себя говорит, — или приходит вовремя, или не приходит вообще. Мне это нравится.
Он стоял у первого вагона, закрывшись известной мне «Российской молодежной газетой». Что такого интересного он хочет там вычитать? Я болею и не работаю, а больше там читать нечего.
Я подошел поближе и пальцем проделал в газетном листе дыру.
— Салют!
Он медленно сложил газету и внимательно посмотрел на меня.
— М-да, — сказал он, скептически поджимая губы. — Давно из крематория?
— Неужели так плохо выгляжу? — спросил я.
— Под венец я бы с тобой не пошел, — сообщил он.
— Аналогично.
— Краше в гроб кладут.
— Спасибо.
— Но надежда есть.
— В самом деле?
— Слабая.
— Хоть что-то…
— Я бы сказал, очень слабая.
— Лучше, чем ничего.
— Я бы даже сказал, почти что ничего, — такая она слабая, еле проглядывается.
— Слушай, Сюткин, — сказал я ему. — Мы что, так и будет будем здесь стоять? Где там твой восточный целитель?
— Должен же я тебя сначала приободрить, — возразил он.
— Считай, что уже. Мы идем?
Он кивнул.
— Пошли.
Почему я все так подробно рассказываю? Какое вам дело до того, как я доехал до этой станции, кого встретил, что говорил мне этот изверг с эстрадной фамилией Сюткин? Все просто. На самом деле я пытаюсь донести до вас свое состояние, и если у вас до сих пор не раскалывается от боли голова и не разрывается от жалости душа, значит вы недостаточно гуманны и в детстве мучили кошек, привязывая к их хвостам консервные банки. И не стоит на меня обижаться — вспомните, как обошелся я с Галочкой.
И вот теперь, если вы почувствовали мою головную боль как свою, оцените тот факт, что как только Шавкат пожал мне руку и посмотрел в глаза, я физически почувствовал, как перестают прокладывать в моем носу свои русла всякие сопливые течения. А головная боль стала уменьшаться с такой катастрофической быстротой, что в первые мгновения я испугался, что она вообще куда-то исчезла — человек быстро ко всему привыкает, и я уже серьезно побаивался, что голова моя вообще никогда не перестанет болеть. А она возьми — и перестань.
И он ведь ничего, по существу, не делал. Просто пожал руку и посмотрел в глаза. Ни за что бы не поверил, если бы кто-то рассказал. Ерунда какая-то.
Сам Шавкат так все объяснил:
— Костя мне уже все рассказал по телефону, — приглашая рукой присаживаться, проговорил он и сам сел. — Мне захотелось вас ошеломить с первой же минуты. Поэтому я собрался, сконцентрировал свою энергию, и, когда вы вошли, дал вам мощный посыл. Вот и весь секрет.
Это просто смешно. Сидит известный журналист-аналитик, эпатажник и фрондер в одном лице (это я) и серьезно слушает городского шамана. И не улыбается, не качает иронично головой. Что делается, а?
Голова-то не болит.
— Вы не сомневайтесь, — вещает тем временем Шавкат-шаман. — Голова у вас болеть будет. Часа через два боль возобновится.
— Ну слава Богу! — облегченно вздохнул я.
— Вы только постарайтесь уснуть, — попросил меня шаман. — А когда завтра проснетесь, будет легче. Головная боль существенно уменьшится, а нос перестанет течь совсем.
Прошу прощения за все эти подробности, но за что купил, за то и продаю.
— Спасибо, Шавкат, — сказал я, чтоб хоть что-нибудь сказать.
— Не стоит, — улыбнулся он. — Вы не торопитесь, Григорий Иванович?
Я подумал, что пора уходить. Но не смог найти подходящий предлог.
— Нет, — ответил я.
— Я тоже, — вставил Костя.
Шавкат вежливо ему улыбнулся и снова обратился ко мне.
— Григорий Иванович, — сказал он, и в голосе его явственно чувствовалась мягкая настойчивость. — У меня есть просьба.
— Конечно! — изобразил я на своем лице оживление.
Черт! Снял головную боль, и тут же лезет с просьбами. Больше всего на свете я ненавижу просьбы. Приказы я худо-бедно смогу не выполнить, а с просьбами дело обстоит похуже. После просьб, как правило что-то обещаешь, а за слова свои я привык отвечать.
Поэтому, кстати, я и не имею друзей. Ну, почти не имею. Подавляющему большинству моих знакомых я нужен не как Гришка Лапшин, хороший парень, а как Григорий Лапшин, известный, простите за нескромность, журналист. Костя Сюткин в худшем случае попросит меня закрыть рот, когда ему что-то не по вкусу. И это мне нравится.
А вот когда с просьбами ко мне обращаются почти незнакомые люди, наподобие этого Шавката, — не нравится.
Восточный целитель вкрадчиво проговорил:
— Видите ли, Григорий Иванович, я давно собираю мнения и высказывания о Президенте. Не могли бы вы написать на нескольких страницах свои впечатления о Борисе Николаевиче?
Что-то я не очень понимаю. Какой странный, я бы сказал, экстрасенс…
— В каком смысле — впечатления? — спросил я его. — Боюсь, у вас немного неверные сведения обо мне. Я никогда с ним не встречался. Может быть, вы перепутали? Моя фамилия Лапшин, а не Медведев.
— Я помню, — кивнул Шавкат, томно улыбаясь. — Но меня действительно интересует ваше мнение о Президенте. Согласитесь, моя просьба не заключает в себе ничего невозможного и, тем более, ничего криминального.
— Ну… — пожал я плечами.
Действительно, мало ли зачем ему это нужно? Может, он книгу пишет. «Взгляд на Президента с высоты астрального полета. Записки личного экстрасенса»… Звучит бредово, но в наше время возможно все.
Я снова пожал плечами.
— Что ж, можно попробовать.
Шавкат снова кивнул, на этот раз удовлетворенно.
— Спасибо, — проговорил он. — Как вы думаете, у Бориса Николаевича есть двойники?
— В каком смысле?
Видимо, перманентная головная боль повлияла на мои умственные способности удручающе. Мне трудно разговаривать с этим шаманом.
А он тем временем испытывающе смотрел на меня.
— Есть ли у Бориса Николаевича двойники? — повторил он достаточно терпеливо.
Мне стало скучно. Какой он, к черту, придворный экстрасенс? «Рубит капусту», как говорит мой сосед уголовник Коляша. А мои «впечатления», как он выражается, ему нужны для достоверности. Хотя…
— Откуда я знаю? — чуть резче, чем того требовала ситуация, сказал я. — Неужели вы верите в эти россказни?
Шавкат загадочно улыбнулся.
— Вера, — сказал дипломатично он, — вещь в высшей степени субъективная. Вы согласны?
По-моему, он сменил тему.
Нет, я сегодня явно не в форме.
— В каком смысле? — третий раз за последние несколько минут спросил я.
— Как ваша голова? — поинтересовался он.
— Спасибо, нормально, — ответил я машинально и понял, что с ней действительно все в порядке. Он мне что — зубы заговаривает таким образом? Метод
