«Манифест Коммунистической партии» Маркса и Энгельса.
Арест и ссылка в 1866 году не прервали бурной деятельности П. Л. Лаврова. За границей он вступил в I Интернационал, участвовал в Парижской коммуне, познакомился и затем сблизился с Марксом и Энгельсом. Человек широкой эрудиции, он писал необыкновенно много и на разные темы, печатаясь в русской легальной прессе анонимно или под псевдонимами (известно 56 псевдонимов Лаврова). В свое время он был популярен и как поэт — автор многих политических стихов и в том числе революционной песни «Отречемся от старого мира».
Редакция поручает Марии Александровне установить с Лавровым связь и организовать доставку его рукописей. Уже в начале апреля 1870 года Елисеев просит ее разыскать в Париже Поля Сидорова, приславшего «умную корреспонденцию» и вручить ему пакет, посланный на адрес Этцеля. С тех пор она выполняет роль посредницы между Лавровым, именующим себя в переписке «m-llе Claire» (Клара), и журналом Некрасова, называемым «фабрикой».
Среди бумаг Лаврова сохранился помесячный перечень опубликованных статей с исчислением печатных листов и причитающихся гонораров в рублях, английских фунтах и франках. На этом же листке записано: «Его превосходительству Вас. Матв. Лазаревскому — Russie Petersbourg в С.-Петербург. На углу Литейной и Итальянской». Очевидно, тогда же, при встрече с писательницей в Париже, Лавров записал ее обычный парижский адрес — отель «Лувр». Любопытно, что на той же странице записной книжки указан и адрес Карла Маркса. (Заметим кстати, что в домашней библиотеке Марко Вовчка бережно хранилось первое русское издание «Капитала».)
Легко догадаться, что в этот приезд она знакомит Лаврова с Этцелем, договаривается с ведома Некрасова о пересылке денег, журналов и писем из России на Рю Жакоб и корреспонденции от «государственного преступника» на нейтральный адрес Лазаревского.
Между тем надвигаются грозные события. Франко-прусская война. Седанская катастрофа. Падение Второй империи. Провозглашение республики. Парижская коммуна.
Письма Этцеля полны тревоги.
12 июля 1870 года: «Дорогой друг! Пруссаки находятся в трех лье от Парижа… Если бы Россия захотела, можно было бы остановить пруссаков…Вы красноречивы, Вы владеете пером, у Вас талантливые друзья, — пусть они от имени всего человечества зажгут общественное мнение!»
16 июля: «Если Франция падет, то виной всему вероломная империя и ее правители…Все русские должны знать, что враги Франции являются также и врагами России!»
19 августа (par ballon — воздушной почтой): «Дорогой друг! Не волнуйтесь за меня и за всех нас. Мы чувствуем себя очень хорошо…Плохо с продовольствием, нет свежего мяса…Удивительное зрелище: осажденный город весело живет под грохот пушек. Вместо того чтобы идти в лес, парижане ходят к крепостным стенам, вместо того чтобы спать в постели, спят на земле и в палатках. Но никто не жалуется».
Одновременно Лавров пишет Марии Александровне о своих ежедневных походах на Рю Жакоб в надежде на долгожданные деньги и письма для «m-lle Claire», критикует объявленную в «Отечественных записках» «несколько бедную» программу журнала Марко Вовчка и дает куда более четкую, чем Этцель, оценку политической ситуации: «Пруссаки, говорят, уже недалеко. А республиканцы все не решаются свергнуть сначала неспособное правительство, чтобы было за что драться».
В те же дни Лавров сообщает своей петербургской знакомой Е. А. Штакеншнейдер о работе над статьей «Французская демократия и падение Второй империи», статьей, представляющей для России большой интерес, и просит передать это «кому следует, не болтая посторонним». Но письма Лаврова остаются без ответа. Он в недоумении. Дошла ли его статья об осаде Парижа? Писать ли ему в «Отечественные записки» о дальнейшем развитии событий, приведших к Парижской коммуне? Нужно бить в набат, звонить во все колокола: «В первый раз на политической сцене не честолюбцы, не болтуны, а люди труда. Люди настоящего народа!» Весь мир должен знать: «Борьба Парижа в настоящую минуту — борьба историческая, и он действительно находится теперь в первом ряду человечества!»
А петербуржцы молчат… Письма Лаврова полны жалоб на невнимательность «романистки» (Марко Вовчка) и редакции, которая могла бы поддержать его в эти трудные дни. 15 апреля 1871 года он делает еще одну попытку связаться с Марией Александровной: «Я собрал материал для истории Парижской коммуны по документам и личным сведениям за первый месяц ее существования. Напишите, можно ли послать эту историю, или у вас фабрика все труса празднует». Только в августе Лаврову дали знать, что задержка была непредвиденной и чтобы в дальнейшем он не искал в Петербурге посредников.
Конспиративную связь с Лавровым временно пришлось прекратить. Возникла опасность разоблачения. Некрасов и Марко Вовчок переоценили лояльность Лазаревского. Получая из Парижа и Брюсселя толстые пакеты в двойных конвертах (второй конверт — М. А. Маркович), он заподозрил крамолу и потребовал от Некрасова объяснений. Тот вынужден был признаться, что это корреспонденции от Лаврова. Лазаревский насмерть перепугался. Он, видный деятель, человек безупречной репутации, отец семейства, становится невольным соучастником сговора с государственным преступником!
Донос не был отправлен только благодаря незаурядному дипломатическому искусству Некрасова: он сумел убедить Лазаревского, что тот ставит под угрозу прежде всего собственное благополучие, и пригрозил ему разрывом. Этот драматический Эпизод, чуть было не приведший к тяжелым последствиям, восстанавливается во всех подробностях по дневниковым записям Лазаревского, где каждое упоминание Марко Вовчка сопровождается уничижительными эпитетами.
Марий Александровна нажила себе еще одного непримиримого врага.
Как раз в это время в «Отечественных записках» печаталось одно из острейших ее произведений — «Путешествие во внутрь страны». Ссора писательницы с высокопоставленным цензором и с трудом замятый скандал заставили Некрасова выпустить ее под другим псевдонимом и поостеречься колоть глаза цензуру одиозным именем «Марко Вовчок».
Следующее произведение Марко Вовчка — повесть «Теплое гнездышко» — появляется в «Отечественных записках» только в середине 1873 года, а написанные тогда же рассказы и сатирическая повесть «Совершенная курица», которую Чернышевский причислял к шедеврам русской литературы, выходят отдельной книгой без предварительной публикации в периодических изданиях.
СВОЙ ЖУРНАЛ
Журнал «Переводы лучших иностранных писателей» существовал недолго — неполных полтора года. След от него остался не столько в литературе, сколько в истории женского движения. Неукоснительно выдерживая принцип — привлекать к сотрудничеству женщин, и только женщин, Марко Вовчок не приняла даже переводов Плещеева, хотя относилась к поэту с большой симпатией. Стоило появиться объявлению 0 предстоящем выходе журнала, как ее начали осаждать просительницы.
«Я живу по-старому, — писала она в ноябре 1870 года, — с тою только разницей, что теперь каждый понедельник у меня толпа женщин. Все ищут работы. Многие приезжали и приезжают из провинции. Все хотят работы. Нет, это не прихоть уже, а потребность. Приезжают не одни молоденькие, а всякие: и пожилые, и зрелые, и
