Ольга шагнула и села в кресло.
Гестаповец опять посмотрел на облачка за окном и сказал:
— Но смерть следует за пытками. Пытки для женского пола: для девушек изнасилование и прокол иголками сосков; для замужних — изнасилование на их глазах малолетних дочерей или кастрация малолетних сыновей. Вопрос: вы поняли?
Ольга молчала. Гестаповец в графе под вторым номером записал «да».
Потом он сказал:
— Процесс допроса включает также пытки. Каждый, независимо от того, подвергается он или не подвергается пыткам во время допроса, удостоверяет в письменной форме, что пыткам не подвергался. Удостоверила это в письменной форме и Басаман Ольга.
Ольга подняла глаза. Гестаповец взял другую бумажку из тех, которые принес конвойный, и показал ее Ольге. Внизу стояла подпись.
Это была собственноручная подпись Ольги. Та самая, которую она только что дала — там, внизу, в одной из граф книги. Такая же подпись стояла уже на листке, который во время допроса заполнял следователь.
Гитлеровец сказал:
— Справка: чтобы не затруднять допрашиваемых, всякий, кто входит сюда, подписывается только один раз, передавая таким образом свое факсимиле.
Он взял резиновый штамп и поставил его на листке повыше подписи Ольги. Затем он протянул листок Ольге, чтобы она прочитала. Сам он встал и прошелся по комнате. Он ходил, заложив руки под фалды мундира, подавшись всем туловищем вперед. У него был неимоверно широкий шаг.
Ольга прочла бумагу. На двух языках — немецком и украинском — там значилось, что нижеподписавшийся удостоверяет, что во время допроса в гестапо его не подвергали пыткам и не принуждали и что все показания он дал по доброй воле.
Ольга изорвала бумажку на мелкие клочки и бросила их на стол. Нина с ужасом смотрела на ее пальцы. Но гестаповца это мало тронуло. Он подошел к столу, не говоря ни слова, взял другой листок из тех, которые принес конвойный, это тоже был листок с подписью Ольги внизу, — снова поставил повыше подписи Ольги штамп и положил листок под тот, который он заполнял, допрашивая Ольгу. Затем он снова стал расхаживать взад и вперед по комнате.
Наконец он остановился около тела Марии.
— Вопрос: Басаман Ольга, вы знаете эту особу?
Ольга молчала.
Гестаповец подошел к столу, взял перо и записал под номером «3» — «да». Не отходя от стола, он кивнул Нине и спросил у нее:
— Вопрос: Кириченко Нина, вы знаете эту особу? — Он кивнул на Ольгу.
— Знаю… — прошептала Нина.
Задавая вопрос, гестаповец смотрел на допрашиваемого, но взгляд его не выражал ни малейшего интереса, он был совершенно пустой, безразличный.
Гестаповец написал «да», положил перо и аккуратно собрал на столе все клочки изорванного Ольгой листка. Он бросил клочки в пепельницу, а самые маленькие сдул со стола. Затем он снова заходил, как маятник, по комнате.
— Вопрос, — сказал гестаповец, — кто поручил Марии Черновой убить начальника гестапо?
Он внезапно остановился, сделав полшага, и впился глазами в Ольгу. Теперь его глаза уже не были пустыми, безразличными, — они были зоркими, пристальными, пронзительными, убийственными, они видели и понимали все: и ответ и молчание.
Ольга невольно подняла глаза на гестаповца. С удивлением и ужасом смотрела она на него. Мария убила начальника гестапо!
Глаза гестаповца сразу погасли. В них промелькнуло нескрываемое разочарование. Для его искушенного глаза сомнений не было: Басаман Ольга впервые услыхала об убийстве начальника гестапо…
Ком подкатил у Ольги к горлу. Мария убила начальника гестапо! Так вот зачем она пошла на работу… Ольге хотелось заплакать, но заплакать Ольга не имела права. Дорогая Мария! Родная Мария! Святая Мария!.. Ольге хотелось упасть к ногам Марии и целовать эти холодные, вытянутые ступни…
Гестаповец походил по комнате, затем медленно зашел за стол, взял перо и против очередной графы поставил вопросительный знак. Потом он сказал:
— Вчера в двадцать три часа Мария Чернова при исполнении обязанностей переводчицы ударом стула по голове убила начальника, барона фон Штупфе. — Он смотрел на Ольгу. Теперь Ольга должна была следить за собой, чтобы сохранить на своем лице выражение растерянности. Это было трудно: вереницы мыслей вихрем проносились в ее уме, чувства раздирали грудь.
Гестаповец сказал:
— Сегодня на рассвете в лесу «Сокольники» расстреляна тысяча горожан. Они не принимали участия в убийстве, но они понесли расплату. Теперь необходимо найти виновных. Вы пока не подсудимые, вы пока только свидетели. Вы товарищи по школе и подруги Марии Черновой. Вопрос: кто поручил Марии Черновой совершить террористический акт?
— Я не знаю! — воскликнула Нина. — Клянусь, я ничего не знаю. Я уже давно ее не видела. Клянусь!
Гестаповец медленно вышел из-за стола, подошел к сжавшейся Нине и опять ударил ее по лицу.
Нина сразу умолкла. Рук со стола она не сняла. Она была совсем зеленая, — щека, по которой ударил гестаповец, не покраснела.
Гестаповец сказал Ольге:
— Отвечайте на вопрос.
Теперь Ольга смотрела на гестаповца. Она напряженно следила за тем, чтобы сохранить на своем лице выражение растерянности. Это было очень трудно, потому что она совершенно не была растеряна. Ольге хотелось сказать: «Я: Я поручила Марии Черновой убить начальника гестапо!» Чтобы погибнуть вместе с Марией. Но она понимала, что это ничего не даст: опытный гестаповец не поверит ей, и поиски виновников на этом не прекратятся. Да и не имела права Ольга идти на преждевременную гибель: она должна пройти весь путь до конца. Она не имела права сказать «я», раз она этого не сделала. Это право надо заслужить. Если бы она в самом деле убила гестаповца, тогда она имела бы право признаться. Гестаповца еще надо убить.
Ольга сказала:
— Я думаю, что Мария Чернова сама совершила этот акт. Мария Чернова была вспыльчива и несдержанна. Я сомневаюсь, чтобы ей могли что-нибудь поручить именно из-за ее характера.
Гестаповец внимательно выслушал слова Ольги. Когда она кончила, он подождал еще некоторое время, не скажет ли еще что-нибудь Басаман Ольга. Не дождавшись, он сказал:
— Басаман Ольга считает, что Чернова Мария совершила этот акт из личной антипатии к начальнику? Допустим, за какую-то обиду, которую причинил ей начальник?
Ольга сказала:
— Ведь вы находитесь в завоеванной стране.
Гестаповец долго смотрел на Ольгу. Затем он спросил:
— Басаман Ольга, вы девушка или женщина?
Ольга опустила глаза и не ответила.
— Сейчас вас, Басаман Ольга, подвергнут изнасилованию.
Он долго смотрел на Ольгу. Ольга не поднимала глаз. Тогда он нажал кнопку — и звонок зазвонил совсем близко, тут же, за дверью.
Нина испустила крик ужаса.
— Молчать! — рявкнул гестаповец и стукнул кулаком.
Дверь отворилась, и на пороге вытянулся конвойный.
Было совсем тихо. Гестаповец смотрел на Ольгу. Ольга не поднимала глаз. Нина замерла и не дышала. Животный страх сковал Ольгу. Что делать?
Гестаповец сказал:
— Можете взять ее.
Конвойный приотворил дверь и что-то сказал в коридор. Вошел другой конвойный. Ольга подняла глаза. Когда они пойдут к ней, она бросится не на них, а через стол, на следователя. Он не ждет нападения, и она успеет раскроить ему чернильницей череп.
Но конвойные направились не к Ольге. Они подошли к телу Марии. Один из них держал в руке дощечку с бечевками. Он придвинул стул, встал на него и нацепил дощечку Марии на грудь, а бечевки завязал сзади на шее. Когда он делал это, тело Марии покачивалось. Нина тихо, с трудом сдерживаясь, стонала. Конвоир вынул из кармана нож и ударил по шнуру. Тело Марии тяжело повалилось на пол. Ольга вся сжалась. Нина вскрикнула. Теперь тело Марии лежало на полу — головой к окну. Кисти рук были скручены проволокой. На дощечке было написано по-русски: «Партизанка». Конвойные взяли тело Марии — один за голову, другой за ноги — и понесли.
Гестаповец сказал:
— Повесить против памятника.
Конвойные тихо засмеялись и вышли. С минуту еще доносился скрип элегантных сапог. Но конвойные далеко не пошли. Слышно было, как они бросили тело на пол. Потом долетел короткий разговор. Кто-то другой взял тело Марии и понес; застучали, удаляясь, тяжелые кованые сапоги. Элегантные сапожки вернулись назад к двери. Скрип затих. Конвойные снова замерли за дверью.
Гестаповец скучным голосом сказал:
— Прошу извинения, я занят.
Ольга не поняла.
Еще более скучным голосом гестаповец прибавил:
— Я позову вас, когда вы мне понадобитесь. А пока можете идти.
Ольга и Нина не шевельнулись. Они не поняли, что это сказано им.
— Ну? — сказал гестаповец. — Убирайтесь вон! Айн, цвай, драй…
Ольга и Нина поднялись. Нина бросилась к двери, щека ее, по которой бил гестаповец, густо покраснела. Ольга тоже пошла к двери. Все чувства сосредоточились у нее на спине: сейчас он выстрелит в затылок — у него револьвер в кармане или в столе. Она слушала, не зашуршит ли одежда, не скрипнет ли ящик стола. Навстречу им зазвонил в коридоре звонок. Дверь распахнулась — они переступили через порог. Конвойные пропустили их вперед.
