яваним (греки) — хитроумным выдумкам, индийцы — притчам и загадкам, а евреи — гимнам, прославляющим Бога». Сам Ибн-Эзра написал, однако, немало и светских стихотворений, более остроумных, чем поэтических. Эпиграммы и «загадки» (chidot) составляют его любимый жанр. Он слыл превосходным версификатором, мастером стихотворного искусства. Смутная легенда рассказывает, как Ибн-Эра однажды выручил из затруднения великого поэта Иегуду Галеви. Последний писал поэму в форме алфавитного акростиха, но, дойдя до строфы, начинающейся с буквы реш (р), остановился, ибо не мог приискать подходящего начала. Он бросил перо и лег спать. Пока он отдыхал, в дом вошел какой-то странник и, увидев оставленную на столе рукопись, вписал туда недостающую строфу. Когда Галеви встал и прочел приписку, он в восхищении воскликнул: «Это мог только сделать либо ангел, либо Авраам ибн-Эзра!» Рассказ снабжен еще явно выдуманными подробностями, но народная легенда по существу не ошиблась: в формальном искусстве стихосложения Ибн-Эзра не уступал Иегуде Галеви, и тем не менее он не мог дойти ни до глубины лирического вдохновения творца «Сионид», ни до чарующей красоты его образов.
Последним поэтом ренессанса был Иегуда Алхаризи (жил около 1165-1225 гг.). Уроженец Испании (полагают, что он был родом из Барселоны, куда родители его переселились из Севильи после опустошения ее Альмохадами), он провел много лет жизни в городах Южной Франции (Марсель, Люнель) и поэтому может быть причислен к группе провансальских поэтов. Алхаризи начал свою литературную деятельность с переводов: он переводил на еврейский язык сочинения арабских и греческих писателей. Главной его работою в этой области был перевод поэтических «Макам», или новелл арабского поэта Харири. Позже Алхаризи составил по образцу книги Харири свое собственное собрание «макам», под заглавием «Тахкемони». В пятидесяти отделах этой книги, где рифмованная проза чередуется со стихами, поэт увлекательно и живо рассказывает о своих странствиях и приключениях в разных странах, вплетая в свой рассказ то поэтические вымыслы, то поучительные или юмористические характеристики разных типов людей, то беседы о литературе. Между прочим, Алхаризи дает меткие характеристики предшествовавшей ему блестящей плеяды поэтов — Габироля, Иегуды Галеви, Моисея ибн-Эзры и других. Собственное его творчество знаменует собой начало упадка средневековой поэзии: он более стихотворец-стилист, чем поэт. Он сам причисляет себя к эпигонам, собирающим крохи со стола великих предшественников. «После смерти Соломона (Габироля), восседавшего на престоле поэзии, после ее князя Авраама (ибн-Эзры), ее полководца Иегуды (Галеви) и ее пророка Моисея (ибн-Эзры) иссяк источник песни, миновала пора славы, не показывается больше ангел Божий. Таких певцов и таких песен больше не появилось. Мы же ныне только подбираем забытые ими колосья, бежим по их путям, но не можем их догнать. Прежние поколения ели чистую муку, а нам оставили мякину» («Тахкемони», гл. 18). В другом месте (гл. 50) Алхаризи жалуется, что нет даже прежних меценатов, покровительствовавших поэтам: «Соломон, Иегуда и Моисей находили щедрых людей, покупавших их жемчужины, а я родился, когда все покровители исчезли; они находили реки райские, я же — зной и сушь». Подобно Аврааму ибн-Эзре, Алхаризи много путешествовал. Он посетил Палестину, Египет, Сирию и Вавилонию, побывал в еврейских общинах Александрии, Дамаска, Алеппо, Моссула и Багдада, видел возрождающийся после изгнания крестоносцев Иерусалим (1218 г.). Описание своего путешествия он вплел в ткань рассказов «Тахкемони». Везде он отмечает ростки литературы и особенно поэзии, но его отзывы о поэтах посещенных стран очень суровы. Эпигон золотого века еврейской поэзии в Испании, Алхаризи все-таки стоял гораздо выше стихотворцев-любителей других стран, которые только подражали сефардским образцам.
§ 46. Национальная и универсальная философия
В XI веке первый еврейский философ арабской Испании, Ибн-Габироль, стоит почти одиноко в области философской мысли, как в свое время были одиноки Филон в греческой Александрии и Саадия Гаон в восточном халифате. Но в XII веке замечается небывалое движение в этой области: почти все перечисленные выше поэты выступают со своими религиозно-философскими системами, оригинальными или заимствованными. Тип поэта-философа Габироля возрождается в Иегуде Галеви и в обоих Ибн-Эзра. Повторяется и внешнее различие между обоими видами творчества: одни и те же авторы пишут свои поэтические произведения на национальном языке, а философские трактаты — по-арабски. Это объясняется не только техническими удобствами: большей приспособленностью универсального арабского языка к выражению научных понятий, но и тем, что само философское движение в еврействе того времени было тесно связано с подобным же движением, поднявшимся в XII веке среди восточных и западных арабов. В начале этого века умы были возбуждены идеями багдадского мыслителя Ал-Газали, который после долгих блужданий от рационализма к скептицизму, а затем к мистическому «суфизму», бросил наконец вызов всей философии в своей книге «Ниспровержение философов». Газали возмутился против подчинения религиозных догматов контролю разума по системе Аристотеля; он ставил религиозную интуицию выше богословских умствований и признавал лишь ту философию, которая подкрепляет божественное откровение. Этот протест против рационалистов-мутазилитов из восточно-арабской школы Альфараби и Авицены вызвал на бой представителей этой школы в Испании XII века — Ибн-Баджа, Ибн-Тофаиля и знаменитого Ибн-Рошда (Аверроэс), которые защищали систему Аристотеля и утверждали, что она больше укрепляет истинную «разумную» веру, чем слепая традиция или мистика. Возобновились давние споры о свободе воли или предопределении, о вечности мира или его сотворенности (в еврейской философии «Kadmut» и «chidduS haolam»), об «антропоморфизмах» в Библии и Коране, т.е. о тех местах, где Богу приписываются человеческие свойства. Эти теологические споры перепутывались с политическими смутами той эпохи. Сами вожди Альмохадов, их пророк Ибн-Тумарт и халиф Абдулмумин, выступали во имя рационалистической доктрины «Таухид» или абсолютного монотеизма, а их преемники покровительствовали то одной, то другой из борющихся богословских школ. Все это не могло остаться без влияния на образованные круга еврейского общества, которые, несмотря на юдофобскую политику Альмохадов, не порвали еще связей с арабской интеллигенцией. Еврейские мыслители внимательно прислушивались к тому, что говорилось в мусульманских философских школах Кордовы и Севильи, к тем теологическим спорам, которые волновали почитателей Торы не в меньшей степени, чем последователей Корана.
И вот в XII веке еврейская философская мысль также направляется по двум путям: рационализма и традиции. Одни стремятся установить верховенство Разума в области веры, утверждая, что чистая религия и чистый разум находятся в полной гармонии; другие же отрицают эту гармонию и признают верховенство божественного Откровения, стремясь утвердить истины веры на исторических и национальных эмоциях. Обозначаются два течения в религиозной философии: универсальное и национальное. В первом преобладает аристотелизм в том виде, как он применялся в средневековой теологии; второе течение пользуется аристотелевскими или платоновскими
