При мигающем свете осветительных ракет немцев, снег казалось, сплошной лавиной отрывался от земли и поднимался к небу. Но вот он переставал лететь вверх, неожиданно замирал и сплошной стеной устремился снова вниз. Снежная лавина то застывала на месте, то снова срывалась и неслась навстречу земле.
На шапках и на плечах нарастала снежная липучая масса. Она обваливалась, обваливалась, обваливалась и падала вниз лепёшками.
Накануне изрытое снарядами поле в полосе обороны стрелковой роты, теперь под снегом выглядело совсем другим. Снег сгладил повсюду бугры и канавы, воронки и выбросы комьев земли. За короткое утро, черная изрытая полоса переднего края исчезла из поля видимости, как мираж в полуденной пустыне.
Немцы посмотрели и удивились.
– Где же русские?
– Куда девался Иван?
Деревня, где сидели немцы, тоже провалилась по самые окна. Она изменилась на столько, что стала какой-то чужой. Нейтральная полоса растворилась и исчезла на фоне белого поля. Ориентиры пропали. Стрельба замерла. После каждого снегопада фронт затихал. Только потом, когда среди белого снега замелькают, зачастят серые солдатские шинели во весь рост, потихоньку начнётся стрельба.
Сначала небольшая перестрелка одиночными выстрелами из винтовок. Потом короткими очередями из пулемётов. Потом прилетит, шурша первый немецкий снаряд. После чего последуют налёты целой батареей. Кто-то первый выстрелил, и с этого началось.
А сейчас падал мокрый снег. Он предвещал долгую и надежную тишину на переднем крае. Свежий мокрый снег не только прикрыл истерзанную землю, изменил облик земли, он обновил души солдат, умыл их заскорузлые лица, влил в них живую струю человеческой силы и чего-то нового. И солдаты, как дети, позабыв про войну, вдруг начали перебрасываться снежками.
То, что молодые и старые, бросали друг в друга снежками, имело исключительно важное моральное значение. После стольких тяжелых обстрелов, долгих ночей, дней и недель адского холода у солдат загорелась новая искра надежды на жизнь. Не всё было выбито и уничтожено в солдатской душе. Не застыла она на ветру и на холоде, не превратилась в кусок ледышки с безразличием и апатией ко всему. Солдаты по детски радовались, когда снежок попадал и разлетался на голове соперника.
Я случайно поднял голову и увидел, как в полосе обороны роты замелькали белые снежки. То там, то здесь взлетали они, как немецкие осветительныё ракеты.
– Ну и дела!
– Пусть играют!
Не всё ещё умерло, осталось и живое в солдатской душе. Живет внутри него огонек, раз вдруг вспомнил далёкое прошлое и вдарился в детство.
Во мне тоже задело что-то. Я скинул варежки, растопырил широко пальцы, загрёб побольше за один раз липкого снега, скомкал и сдавил его в круглый плотный комок. Поваляв его в ладонях, прикидывая куда бросить, запустил его вдоль линии обороны роты. И в тоже мгновение получил сзади точный удар снежком по голове.
Если немцы видели эту странную на войне картину, то теперь им не сдобровать. Мы чувствовали на своей стороне силу и волю русского солдата. Недолго каждый из них продержится в роте. Три десятка солдат и двух офицеров хватит максимум на неделю. Кто исчезнет, кого убьет, кто схлопочет тяжёлую рану.
Быстро растает весной, набухший снег, вместе с ним исчезнут и эти играющие в снежки человечки. Исчезнут навсегда, как этот ударивший по голове комок снега.
Прилетел ещё один. Ударил в плечо и разлетелся.
– Метко кидают! – подумал я.
* * *
Глава 11. Фельдфебель Пфайффер
Текст главы набирал SSS Сергей@mail.ru
01.08.1983 (правка)
Декабрь 1941
– – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – -
25 декабря немцы встали на рубеже: Иванищи, Александрово, совхоз Красноармеец,
Леушкино, Гостенево, Чухино, Сидорово, Климово, Никольское. В боях у деревни
Чухино дивизия понесла большие потери. 30-го декабря 41 года дивизия находи-
лась в составе 31 армии. 250-я??? прорвала фронт на участке Гостенево-Чухино,
а 1-го января 42 года, повернув на Ржев, дивизия была передана в 39 армию.
– – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - -
Из показаний пленного солдата сапёрного батальона 262 пех.див. Руди Наделя.
В избе на широкой лавке у замёрзшего окна сидел обросший и замотанный тряпьём пленный немец. Сложив руки и опустив их смиренно на колени, он сказал нерешительно:
– Если позволите… Я расскажу вам все по порядку.
– Хорошо! – согласился я.
– Говорите медленно! Чтобы слова и фразы я слышал раздельно.
Пленный понял, покачал головой (вздохнул глубоко) и о чем-то задумался. Солдаты умолкли. В избе наступила тишина. Прошла минута. Немец как бы очнулся, обвел нас сидящих грустными глазами и стал рассказывать свою, как он выразился печальную историю.
Во время рассказа я останавливал его, задавал ему вопросы, уточнял значение отдельных и непонятных мне слов и делал короткие записи на листках бумаги.
Рассказ о немецком обозе имел (не один, а два) два источника. Один – это то, что рассказал нам немец и другой это то, что мы видели сами в пути. Дело в том, что по дороге из Чухино на Климово и Никольское перед нами двигался немецкий обоз. Для того, чтобы в рассказе все было ясно и встало на свои места, мы должны вернуться во времени несколько назад.
– Ну что явился? – спросил меня сидевший в избе штабник.
Как фамилия этого штабника я точно не помню. Но по-моему это был Максимов. Теперь ведь это не важно, кто именно это был. В то время я не вылезал с передовой, редко бывал в тылах и штабе, не всех штабных и тыловых знал в лицо и по фамилии. Я хорошо различал их голоса по телефону. Уж очень далеко от передовой сидели они тогда, в сорок первом. Так было заведено, что штаб и полковые тылы вставали от передовой подальше, чтобы до них не долетали снаряды.
Так вот. После фразы – "Ну что явился!", Максимов добавил:
– Во второй батальон уже звонили! Солдат тебе выслали! Иди погуляй!
– Выйди на улицу, там их и обожди.
Я вышел из избы на волю, посмотрел на толстые брёвна, валявшиеся за углом, огляделся кругом, подошел к поваленному дереву около забора, стряхнул варежкой лежавший по верху (ствола) снег, достал кисет, сел и закурил. Я сидел у дороги, по которой вот-вот должны были подойти солдаты моей новой роты. Часа через два на дороге появились четверо, а потом ещё двое (солдат). Я посмотрел на них. Солдаты бывалые. Но их всего шесть (человек). Но это не рота. По внешнему виду солдаты пришли с передка. Полкового обозника, его сразу видать с расстояния. Его по спине по бокам и животу отличишь, по поясному ремню, по прохиндейской роже, по вороватому острому взгляду. А эти шестеро были простыми солдатами. У них на лице как на иконном лике святой смирение и мудрость (покорность) войны. Я сидел на стволе поваленного дерева, смотрел на дорогу и курил. Один солдат из шести, по-видимому старший, подошел к часовому и спросил:
– Здесь чтоль штаб полка?
– Ну, а тебе пошто его надо?
– Давай доложи! Шесть человек из второго батальона по приказу штаба явились (сюда прибыли). Вот передай! – и солдат подал часовому сложенную пополам записку.
– Садись возле забора, братва. Можно курить! – объявил он стоявшим на дороге солдатам.
Те сошли с дороги, расселись в снегу возле изгороди, размотали свои кисеты и начали крутить (махорку в газетных обрывках).
Я смотрел на солдат и на часового, который вышел из избы и остался стоять на крыльце, на уходящую в заснеженный лес дорогу по которой должна была подойти стрелковая рота. Солдат было всего шесть. По военному, времени, куда не крути, а человек тридцать солдат я должен иметь в новой роте. Я никак не предполагал, что эти шесть и есть моя новая рота. Солдаты сидят рядом на дороге и пуска кают дымки. Я тоже покуриваю и посматриваю на них, не подозревая, что это (и есть моя новая рота) с ними нужно куда-то идти. Но вот на крыльце показался тот самый штабной, к которому я прибыл по вызову. На нем был новый полушубок и валенки, загнутые под коленками на выворот. Увидев (сидящим на дереве) меня, он спросил:
– Ты чего сидишь лейтенант? (Чего делаешь?).
– Видишь сам! Сижу, курю и жду роту!
– Ты, когда разговариваешь со старшим, должен встать (лейтенант)!
– Встать, значит встать – отвечаю я.
– Я тебя вызывал?
– Вызывал!
– Ты ждёшь солдат из батальона?
– Жду!
– А эти откуда пришли?
– Не знаю!
– А ты не можешь спросить?
– Мне ни к чему.
