ночь, когда все выбились из сил, спасая лесную деву, он один должен был охранять их покой. Несмотря на все свое могущество, он принимал это просто, как друг, как хороший, верный пес. И эта миссия его ничуть не тяготила.
***
– Твари, – со стоном кричал главарь праведных, лежа на подстилке из лапника в темном, густом лесу. – Твари!
– Не ори, – попросила его, склонившаяся над ним ведьма. – Я не могу достать осколок. Закрой рот и помолчи.
Она осторожно пыталась достать пинцетом, осколок скорлупы из его изувеченного взрывом маски, лица. Левая часть его была сплошным месивом, нафаршированным осколками скорлупы яиц аспида. Правой досталось меньше, но осколки и на ней оставили несколько глубоких порезов. Чудом уцелели оба глаза, в которых смешались боль, обида и злоба.
Их предали. Решили разменять как ненужные пешки. Пожертвовать ради великой цели.
Пафос и бравада. Великая цель. Как же.
Устранение неугодных. Проведение запрещенных, бесчеловечных экспериментов подальше от чужих глаз. Попутные исследования новых магических сил и формул на пленных. Это было не похоже на то, ради чего он ввязался в это мутное предприятие.
Он шел искупать грехи. Но вместо этого взял их еще больше на свою и без того грешную душу.
Вот она достойная плата. Смерть.
Но хрен вам. Не на того нарвались.
– А ты живучий, – закончив обработку ран, и бинтуя его лицо, говорила ведьма. – Кто другой уже скопытился–бы от болевого шока, а ты вон только зубами скрипишь.
– Хрен им, – зло процедил главарь сквозь сжатые зубы. – Я отомщу!
– Да что ты теперь им сделаешь? – завязывая бантик, вздохнула она. – Криничный не взять.
– Да причем тут Криничный, дура? – вскипел он. – Пусть катятся нахрен. Ты до сих пор не поняла, что случилось?
– Я тебе тут загнуться не даю, не для того чтобы хамство твое слушать, – фыркнула ведьма. – Не поняла я ничего. После того как мотовоз полыхнул я только едва опомнилась. Так все стремительно завертелось. Это ведь из Криничного по нам так долбанули?
– И из Криничного тоже. Но черт с ним, – приподнимаясь с лежанки простонал главарь. – Я вовремя заметил труп Егорыча на воротах. Потому, то, что прилетело из поселка, зацепило нас на излете.
– Тогда я вообще не понимаю, что случилось, – мотнула головой ведьма.
– Разменяли нас. Вот что случилось! – Ведьма, складывая в сумку перевязочные материалы, непонимающе уставилась на забинтованное лицо главаря. – Захват колдунами поселка, это провал. Крупный провал. Нас решили ликвидировать. Убрать. Мы теперь ненужные свидетели. Поняла?
– Отец… Нас… – не веря его словам, стала заикаться она. – Но мы ведь… А как же праведные воины?
– Говорю же дура, – застонал он. – Исполнители мы. Наемники. Ты действительно на весь этот бред повелась? – Она, нахмурившись, молчала. – Вот, –он бросил ей кусок взорвавшейся маски. – И вот, – полетел следом к ее ногам браслет из тех, что носил каждый праведный. – Ты посмотри–посмотри. Поймешь, почему я попросил снять браслеты, – он застонал и опустился обратно на лежанку. – Жаль только, не все послушались, и я с маской затянул. Нужно было раньше ее выбросить. Я ведь чувствовал.
Ведьма осторожно подняла оба предмета и присмотрелась.
Кусок маски излучал нечто нехорошее, губительное. Остатки магии, уничтожившей ее были неприятными и отталкивающими. Они буквально обжигали руку, и она отбросила осколок от себя подальше.
Бронзовый браслет, который она, как и все остальные, ежедневно носила не фонил ничем. Все те же защитные руны, ничего нового. Но только она об этом подумала, как заметила в нем новую, неприметную деталь.
Изнутри, в центральной, выпуклой части торчала тонкая игла, на острие которой кристаллизовалось белесое вещество. Не нужно было быть великого ума, чтобы понять, что это яд.
– Так вот от чего погибли ребята, – догадалась она. – Я думала, что их заклинанием пришибло. А их просто дистанционно отравили. – Она посмотрела на стонущего главаря, сквозь бинты которого проступила кровь. – Ты знал?
– Догадывался, – тихо ответил он. – Слишком активно нам, тем, кто должен был скрывать свое существование, навязывали эти браслеты и маски. Это ведь не менее отличительные приметы, нежели клейма мастеров, и татуировки секты «Детей Земли». В случае чего, браслеты, у умных людей должны были вызвать вопросы. А зачем это тем, кто должен скрывать принадлежность к чему–либо?
– Получается, нас теперь уберут в любом случае? И что же теперь делать?
– Не знаю, – зло ответил он. – Вколи еще обезболивающего. Говорить больно. Я от боли с ума сойду.
– Куда еще? Я и так тебе лошадиную дозу вколола.
– Коли сказал! – отрезал он.
Она не стала спорить, набрала в стеклянный шприц пол дозы обезболивающего и стала вводить в вену.
– Что, закидываемся? – ехидно поинтересовался подошедший мужчина, который негласно был у главаря правой рукой.
– Не смешно, мать твою экстрасенсорику, – процедил сквозь зубы главарь.
– А я не смеюсь, – вздохнул тот присаживаясь рядом и провожая взглядом уходящую ведьму. – Тут плакать нужно. Что делать будем Паша? Пойти сказать уцелевшим бойцам, чтобы петли вязали да ветки выбирали по вкусу? Жалко только веревки мало и мыла нет. Вешаться по очереди придется.
– Ты первый вешаться будешь, – выдохнул Павел, которого стала отпускать боль. – Ты ведь «чуткий». И такой чуткий, что продолбал, когда активировались маска и браслеты.
– Паша, родной, ты на что намекаешь? – взбеленился тот. – Да я тут с вами вместе чуть не подох, – вскочил он на ноги и зло посмотрел на Павла. – Когда от поселка прилетело, я уже нихрена почувствовать не мог. Оглушило. Ты это понимаешь?
– Ладно, Серега, не злись. Сядь не нависай.
– Это и все твои извинения? – хмыкнул Сергей присаживаясь обратно.
– Мне не в чем извиняться. Не перед тобой, не перед бойцами. Знали на что шли, не дети, – грубо ответил главарь. – По войнушке соскучились, вот и поперлись. Многие с ума сходят без войн. Скажи, что я не прав? Ну?
– Да прав–прав. Человек был создан богами, чтобы воевать. Война, естественный отбор и истинный двигатель эволюции человечества, – вздохнул Сергей. – Только какая это нахрен война с колдунами да стихийными. Геноцид. Шайка мародеров и похитителей, вот кто мы.
– А ты чего хотел?
– Не того во что по твоей милости влип. Не только я, многие соскучились по большой войне. На это и покупаются. Я хотел от скуки в бандиты податься. И знаешь, что?
– Ну?
– Лучше бы подался. Черт меня дернул тебя послушать. Но тут уже ничего не попишешь, – махнул он рукой. – Ты скажи, что теперь? Идти сдаваться, или в лес уходить разбойничать?
– Кому сдаваться? Ты дурак? Да ты и вякнуть ничего не успеешь. В камере прирежут, только дверь за тобой закроют. Ты
