"В таком случая, я отнесу тебя в Эдорас, к герцогу Ристании — такое расстояние для меня не крюк".
О лучшем и мечтать было нечего, ибо в Рохане, герцогстве Ристания, живут ристанийцы, властелины коней, и нигде в Средиземье нет лошадей, равных тем, которых разводят на этой великой равнине между Мглистыми и Белыми горами.
"Ты считаешь, что людям Рохана можно ещё доверять?" — спросил я орла, потому что предательство Сарумана заставило меня быть подозрительным.
"Они платят Мордору дань — ежегодно отправляют туда много коней, как я слышал, — ответил орёл. — Но пока не попали под его иго. Однако, если Саруман, как ты говоришь, перешёл на сторону зла, их судьба предрешена".
Прежде, чем рассвело, он опустил меня на земли Рохана. Остальное можно рассказать вкратце… В Ристании зло уже было за работой: Саруман опутал ристанийцев сетями лжи, и герцог не поверил моим словам. Он велел мне взять лошадь и проваливать. Я так и поступил, и мой выбор изрядно его раздосадовал, потому что я взял из табунов Рохана лучшего коня, подобного которому прежде не видел.
— Тогда это, должно быть, поистине благородное животное, — вставил Арагорн и, вздохнув, добавил: — Мне очень горько узнать, что Саурон получает дань лучшими конями Средиземья, хотя сегодня прозвучали известия и более мрачные. Когда я последний раз был там, ристанийцы ещё никому не платили.
— Могу поклясться, что они и сейчас не платят, — вмешался Боромир. — Это ложь, распущенная Врагом. Мне ли не знать верных и доблестных мужей Рохана, наших союзников, которые издревле живут в землях, пожалованных им Гондором!
— Тень Мордора затмила немало земель, — возразил Арагорн. — Саруман уже поглощён ею. Ристания окружена. Кто знает, что ты выяснишь там, если когда-нибудь вернёшься?
— Только не это, — парировал Боромир. — Ристанийцы не станут выкупать свои жизни конями. Они любят своих лошадей почти как родичей, и не без оснований: ведь кони Ристании пришли с полей Севера, далёких от Тени, и порода их, как и род их повелителей, восходит к свободным дням древности.
— Совершенно верно, — сказал Гэндальф. — И есть среди них один конь, который был бы достоин появиться на заре мира. Лошади Девятерых и в сравнение с ним не идут; он неутомим и быстр, как порыв ветра. Ристанийцы называют его Тенегоном[4]: днём его шкура блестит, как серебро, а ночью сливается с тенями, и его невозможно увидеть. Лёгок его шаг и стремителен бег! До меня никто на него не садился, но я укротил его и он понёс меня с такой быстротой, что, когда Фродо добрался до Могильников, я уже пересёк границу Шира, хотя отправились мы в путь одновременно — он из Хоббитона, я из Рохана.
Но, пока я скакал к Ширу, страх во мне неуклонно нарастал. Чёрные Всадники двигались на север, и хотя расстояние между нами день ото дня сокращалось, они по-прежнему были впереди. Вскоре я узнал, что Всадники разделились: одни остались у восточной границы, рядом с Зелёным Трактом, а другие проникли в Шир с юга. Я направился в Хоббитон; Фродо там уже не было, но я перемолвился парой слов со стариком Скромби. Точнее, слов-то было гораздо больше, только нужных мне мало, потому что распространялся он в основном о скупости и прочих недостатках новых хозяев Торбы.
"Я уже слишком стар, — жаловался он. — Мне вредны перемены, и в особенности перемены к худшему". Эти "перемены к худшему" и "хуже некуда" просто не сходили у него с языка.
"Худшее — плохое слово, — сказал я ему. — Но хуже некуда — ещё хуже. Будем надеяться, что ты его не увидишь". Однако из его старческой болтовни я узнал, что Фродо уехал из Хоббитона меньше недели назад и что в вечер его отъезда у дома побывал Чёрный Всадник. Терзаемый страхом, я поскакал дальше. Жители Забрендии суетились, словно муравьи у разорённого муравейника. Подъехав к дому в Кроличьей Балке, я увидел, что дверь выбита, сам дом пуст, но на пороге валяется плащ, принадлежавший Фродо. Больше надеяться было не на что, и я поехал по следам Всадников, решив не расспрашивать окрестных жителей — и напрасно: они бы меня успокоили. Следы вели в разных направлениях, так что я растерялся, однако мне показалось, что по крайней мере один, а может, и два Всадника поскакали к Бри. Туда я и поехал, прикидывая, каких слов заслуживает тамошний трактирщик.
"Ну, Буттербур, — думал я, — если задержка вышла из-за тебя, то ты, голубчик, у меня на бутерброды пойдёшь. Весь жир из тебя повытоплю! Поджарю старого дурака на медленном огне!" Меньшего он, вероятно, и не ждал, потому что при виде меня рухнул ничком и чуть не оплавился до шкварок прямо на месте.
— Что ты с ним сделал? — перепугано вскрикнул Фродо. — Он ведь принял нас как близких друзей и помог всем, чем было в его силах.
— Не бойся, — рассмеялся Гэндальф. — Я его даже и припугнуть толком не успел, ибо, когда он перестал трястись и пролепетал, что вы были здесь прошлой ночью, а наутро ушли с Бродяжником, меня охватила буйная радость.
"С Бродяжником?" — заорал я, не в состоянии понять, как это могло произойти.
"Да, сударь, с ним, — снова затрясся Барлиман, решив, что разгневал меня ещё больше. — Он таки пробрался к ним, как я ни мешал, вот они с ним и связались. Они вообще вели себя очень странно, пока были здесь, я бы даже сказал, своенравно".
"Милый мой дурень! Дорогой мой осёл! — закричал я, обнимая его. — Да я не слышал столь приятных известий с середины лета, почтеннейший мой Барлиман! Они стоят не меньше золотого! Коли так, да будет благословенно твоё пиво и да не найдётся равного ему семь лет! Нынешней ночью я спокойно усну — впервые уж не знаю за сколько времени".
Я заночевал в трактире у Буттербура и всё думал: куда же исчезли Всадники? — ведь в Бри видели только двоих. Однако ночью положение прояснилось. С запада прибыли ещё пятеро: они снесли ворота и промчались по селению, как ураган, — народ там до сих пор трясётся от страха и с минуты на минуту ожидает конца света. Я поднялся до рассвета и отправился за Всадниками.
Точно, конечно, не знаю, однако полагаю, что произошло следующее. Капитан назгулов оставался в укрытии южнее Бри, двое направились вперёд через деревню, а четверо вторглись в Хоббитанию. Потом, когда они упустили добычу и в Бри, и в Кроличьей Балке, им пришлось вернуться к своему предводителю с докладом и сколько-то времени дорога не охранялась, если не считать их шпионов. Капитан послал часть отряда к востоку прочёсывать местность, а сам промчался с остальными по Тракту в великой ярости.
Ну, а я вихрем поскакал к Заверти и добрался до неё ещё до заката второго дня, считая от Бри, — но Всадники были уже там. Они отступили передо мной, почувствовав приближение моего гнева и не осмелившись противостоять ему, пока солнце ещё оставалось в небе, но темнота придала им смелости: они осадили меня на вершине горы в древнем кольце Амон Сула, и мне пришлось немало потрудиться. Такого света и пламени Заверть не видела со времён былых военных маяков.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
