Кэти. Ее мужа зовут Джек. По-видимому, Кэти связана с криминальным миром, но, читая дальше, мы узнаем, что она работает на полицию. Она находится в отношениях с инспектором полиции. Персонаж абсолютно вымышленный. По крайней мере, я так думал.
Однако на Рождество 1970 года я познакомился с девушкой по имени Кэти – вы поняли, это случилось уже после того, как я закончил роман. Ей было девятнадцать лет. Она жила с парнем по имени Джек. Вскоре я узнал, что Кэти продает наркотики. Несколько месяцев я пытался уговорить ее бросить это дело, снова и снова предупреждал, что ее поймают. А однажды вечером, когда мы вместе пошли в ресторан, Кэти вдруг остановилась на пороге и сказала: «Мне сюда нельзя». Оказалось, в ресторане сидел инспектор полиции, которого я знал. «Я должна тебе признаться, – сказала мне Кэти. – У меня с ним отношения».
Странное совпадение, верно? Возможно, я каким-то образом предвидел это знакомство. Но дальше тайна становится еще запутаннее: следующий эпизод привел меня в полное недоумение. И теперь, четыре года спустя, я не понимаю, что это могло значить.
В 1974 году роман вышел в издательстве Doubleday. Однажды я разговаривал со своим пастором – я принадлежу к Епископальной церкви – и случайно упомянул в разговоре важную сцену в финале романа, когда герой, Феликс Бакмэн, встречает на круглосуточной заправке незнакомого чернокожего и разговаривает с ним. Чем дальше я описывал эту сцену, тем в большее волнение приходил священник. Наконец он сказал: «Это же сцена из Библии, из Деяний Апостолов! Только в Деяниях человека, который встречается с чернокожим на дороге, зовут вашим именем – Филипп»[196]. Отец Рэш был так потрясен этим сходством, что даже не смог отыскать для меня в Библии нужную сцену. «Прочтите Деяния, – сказал он мне. – Увидите сами. Совпадает все, вплоть до деталей».
Придя домой, я прочитал эту сцену из Деяний. Да, отец Рэш был прав: она определенно напоминала сцену из моего романа… хотя, должен признаться, Деяния я никогда до того не читал. Загадка оказалась даже глубже. В Деяниях высокопоставленного римского чиновника, который арестовал и допрашивал апостола Павла, зовут Феликсом[197] – то же имя, что и у моего героя. А мой герой, Феликс Бакмэн – высокопоставленный полицейский, генерал полиции (в сущности, у меня в романе он занимает ту же должность, что и Феликс из Книги Деяний), – он здесь главный представитель власти. Есть в романе и разговор, очень напоминающий разговор Феликса с Павлом.
Что ж, я решил поискать другие совпадения. Главного героя романа зовут Джейсон. Я открыл библейский указатель, чтобы посмотреть, есть ли в Библии люди с таким именем. Сам я ни одного не помнил. Да, есть – всего один Иасон[198], появляется только один раз, и не где-нибудь, а в Книге Деяний! И как будто всех этих совпадений мало, у меня Джейсон бежит от полиции и прячется в чужом доме, а в Деяниях человек по имени Иасон укрывает у себя в доме беглеца от закона – полная инверсия ситуации из моего романа, как будто таинственный Дух, отвечающий за все это, решил надо мной подшутить!
Феликс, Джейсон, встреча и разговор на дороге с незнакомым чернокожим. В Деяниях апостол по имени Филипп крестит чернокожего, и тот уходит с великой радостью. В моем романе Феликс Бакмэн тянется к чернокожему за эмоциональной поддержкой: у него только что умерла сестра, и он раздавлен горем. Чернокожему удается его приободрить, и, хоть Бакмэн уходит не с великой радостью – по крайней мере, перестает лить слезы. Он летел домой, оплакивая смерть сестры, и ему необходимо было с кем-то поговорить, хоть со случайным незнакомцем. Встреча двух незнакомых людей на дороге меняет жизнь одного из них – и в моем романе, и в Деяниях. И последняя улыбка действующего здесь таинственного Духа: имя «Феликс» по-латыни означает «счастливый». Когда писал роман, я этого не знал.
Внимательное изучение моего романа показывает, что, по каким-то абсолютно неведомым мне причинам, я умудрился и внести туда несколько ключевых сцен из одной библейской книги, и даже имена героев взять оттуда же. Как это объяснить? Все это выяснилось четыре года назад. Все четыре года я пытаюсь найти какое-то приемлемое объяснение – и не могу. Должно быть, и не смогу никогда.
Я думал, на этом загадки окончатся – но нет! Два месяца назад я вышел поздно вечером, чтобы опустить письмо в почтовый ящик, а заодно полюбоваться церковью Святого Иосифа, что стоит напротив моего дома. Вдруг я заметил человека, который как-то подозрительно терся возле припаркованной машины. Словно хотел угнать машину или что-то из нее стащить. Когда я пошел обратно, он спрятался за дерево. По какому-то импульсу я свернул в его сторону и спросил:
– Вам помочь?
– У меня кончился бензин, – ответил он. – И денег совсем нет.
Сам не знаю почему – никогда раньше такого не делал – я достал бумажник, выгреб оттуда все, что было, и отдал ему. Он пожал мне руку и спросил, где я живу, чтобы потом отдать долг. Я вернулся домой и тут сообразил, что деньги мои ему не помогут – ведь поблизости нет ни одной заправки, до которой можно дойти пешком. Так что я вернулся на парковку. У этого человека была пустая канистра, мы с ним сели в мою машину и поехали на круглосуточную заправку. Скоро мы стояли там, двое незнакомцев, и заправщик наполнял канистру бензином. И вдруг я понял: это же точь-в-точь сцена из моего романа, написанного восемь лет назад! Круглосуточная заправка точно такая, как я себе представлял, когда писал, – и слепящий белый свет, и заправщик. И тут я осознал то, на что прежде не обращал внимания: незнакомец, которому я помогал, был чернокожим.
Мы вернулись с бензином к его машине, пожали друг другу руки, и я пошел домой. Больше я его не видел. Деньги он не вернул: я не сказал, в какой квартире живу, и не назвал свою фамилию. Происшедшее глубоко меня потрясло. Я полностью прожил наяву сцену, которую описал в романе! А это значит, в свою очередь, что я побывал в какой-то копии той сцены из Деяний, где Филипп встречает на дороге чернокожего.
Как все это объяснить?
Ответ, к которому я пришел в конце концов, может быть неверным, но другого у меня нет. Он связан со временем. Вот моя теория: в определенном и очень важном смысле время не реально. Или, может быть, реально
