легкие почти восстановились. Мой взгляд ощупывает обстановку новой клетки и замирает, останавливаясь на человеке в белом халате и маске, закрывающей половину лица. Он спит, полусидя на низком и неудобном бежевом больничном диване. Я не слышу его дыхания, поэтому не почувствовала сразу чужеродное присутствие. Я слишком потрясена, чтобы мыслить здраво, к тому же мой мозг затуманен болью и лекарствами. Не знаю, как к этому относиться.
Майкл Гетти спит в моей палате в белом халате и бахилах. Какого черта, спрашиваю я? Какого черта? У меня есть несколько минут, чтобы попытаться разобраться в этом. Я смотрю на его расслабленные во сне черты. Те, что доступны для разглядывания. Глаза и брови. Длинные ресницы, спутавшиеся темные волосы, остальное под маской. Он выглядит уставшим, на все равно потрясает воображение. Длинные мускулистые ноги, обтянутые джинсами и широкие плечи, на которые наброшен больничный халат, я знаю это потрясающее тело на ощупь, каждый миллиметр его кожи. И я люблю его. Я люблю. Глупо отрицать перед лицом смерти. Мои щеки становятся мокрыми от слез. Я хочу запомнить его таким, и забыть другого Майкла, который остался в той спальне, где мы пытались выяснять отношения. Который разбивал мое сердце каждым новым словом и обвинением. Предавал меня, унижал и угрожал. Наша история не была романтичной и красивой. Мы не гуляли под звездами, держась за руки, а валялись в грязи. И все же я умудрилась влюбиться в него. Словно могло быть иначе.
Что он здесь делает, задаю себе вопрос, и в этот момент черные глаза медленно раскрываются, и вся их тягучая бездна останавливается на мне. Моя боль утраивается. Отдается в сердце. Режет по живому. Слышу, как пищат датчики. Что ты делаешь с моим сердцем? Ты просто открыл глаза.
Вечность проходит, но мы смотрим друг на друга в полном молчании. Сердцебиение выравнивается, пульс приходит в норму. Я еще умею, способна брать эмоции под контроль.
После того, как мы расстались, я имею в виду ту отвратительную сцену, перед тем, как я потеряла сознание, и все что он сказал и сделал. После этого сложно снова делать вид, что ничего не случилось. Что я могу сказать ему? Что?
– Ты в порядке? – он решается первым, но я вижу ту же неуверенность, которую чувствую в себе. И вижу многое другое, но отказываюсь понять и распознать. Мне это не нужно. Я уже все решила.
– Оставь меня в покое, – произношу хрипло, сняв кислородную маску, и не узнаю свой голос: – Это все, что мне нужно. Убирайся. Верни меня обратно. Иди к черту со своей благотворительностью.
– Ты останешься в этой больнице, пока не окрепнешь, – властно и спокойно произносит Майкл. – Потом я найду клинику, лучшую, и мы уедем. Это не обсуждается.
– Да, что ты? – ухмыляюсь я. Теперь меня сложно чем-то напугать. Никогда еще не была такой смелой: – Повторю снова. Иди на хер, Гетти. Мне ничего от тебя не нужно. Я не собираюсь лечиться за твой счет. Без моего письменного согласия ты не сможешь меня заставить.
– Ты напишешь согласие, – Майкл пристально смотрит мне в глаза. Поднимается с дивана, идет ко мне и останавливается возле окна, напротив кровати. Совсем близко. Я замечаю, что он похудел, его футболка мятая и давно даже не вчерашняя. Под глазами круги. Он что дежурил у моей кровати? С ума сошел?
– Ты идиот, если так думаешь.
– Доктор сказал, что агрессивность и перепады настроения – побочные эффекты лекарств, – произносит он мягко, его ладонь накрывает мой лоб. – Тебе лучше. Жара нет. Тебе капают новые лекарства. Они недавно только прошли тестирование. Я знаю, что ты боишься проходить химию и облучение. Возможно, этот новый препарат поможет, и мы продержимся на нем до трансплантации.
– Мы? – мои глаза расширяются, потом, как прилив, накрывает волна чистой ярости. – Ты не слышишь меня? Я не буду делать трансплантацию. Никакой химии. Никаких новых лекарств. Просто свали из моей жизни и дай мне уйти.
– Я не дам тебе уйти, и никуда не свалю, – Майкл потирает переносицу знакомым жестом. Он всегда так делает, когда нервничает.
– А кто тебе позволит?
– Ты.
– С какого? Ты спятил, Гетти. По ходу тебе нужно поговорить с Барбарой.
– Я не собираюсь вступать с тобой в долгие перепалки и дискуссии. – Майкл опускается на стул возле моей кровати. Его руки лежат на коленях. Красивые ладони и пальцы такие умелые. Фу, о чем я думаю? – Даша, ты подпишешь согласие на лечение и операцию, а я отпущу и не буду преследовать Романа и Стаффа. Они смогут остаться в Нью-Йорке или уехать из страны.
– Это шантаж? – ледяным тоном спрашиваю я. Внутри все застывает. Я полна боли и отчаянья. Он не понимает, никогда не поймет, что вынуждает меня делать. Я могу простить многое, но это – никогда.
– Необходимость. Не знаю, что еще сделать, чтобы убедить тебя принять мою помощь. – искренне отвечает Майкл. И это тревожит. Потому что в этот момент он совершенно открыт. Я вижу все и меня начинает потрясывать. Снова.
– Зачем? Это что, новая игра? Ты решил сменить амплуа? Заняться благотворительностью? Или просто совесть проснулась?
– А если я скажу, что ты нужна мне, это что-то изменит? – спрашивает он тихо, заглядывая мне прямо в душу своими омутами глаз. Я теряла голову и сердце от меньшего. Он снова причиняет мне боль. Чтобы Майкл не делал и не говорил, я в конечном итоге все равно буду страдать. Сердце пропускает удары. Нужно что-то ответить.
– Нет. Я никогда не поверю тебе, Майкл. Ты, правда, отпустишь Рому, если я соглашусь?
– Да, – кивнул он.
– Ты отстанешь от меня, если я поправлюсь? – я не верила, что подобное случится, слишком хорошо запомнив мою последнюю битву с болезнью. Но вдруг чудо, которого я не жду, свершится.
– Я сделаю все, что ты захочешь, – произносит он, заставив меня пристальнее всмотреться в его глаза. Красивые и умные глаза, магнетически действующие на меня.
– Я соглашусь, но не хочу тебя видеть. Ты не
