— Надо убираться отсюда, — сказал Стриж и снова завел мотоцикл. Поехали они вверх, возвращаться в город означало неизбежную встречу с милицией. Далеко отъезжать они не стали, свернули на первую же попавшуюся неприметную развилку. Вскоре дорога привела их к глухому забору модерновой дачи, огромными кубами громоздившейся среди сосен. Не доезжая до ворот, они свернули на небольшую тропинку, шедшую параллельно забору.
Она привела их в ложбину к ключу, бившему из-под большого угловатого камня. Кто-то позаботился о роднике, сделал что-то вроде большой чаши, выложил диким камнем подход к нему, соорудил деревянную скамеечку для отдыха. Сняв шлемы, Стриж и Андрей долго по очереди пили прозрачную ледяную воду. Потом завалились отдыхать. Скамеечка их не прельстила, устроились на мягкой подстилке мха. Вся эта дорожная эпопея выжала их до донышка, устали не только мышцы, но и нервы. Не хотелось ни о чем говорить, да и думать. Стрижу, лишь только он прикрывал глаза, начинал мерещиться мотающийся из стороны в сторону задок рефрижератора. Он покосился на Андрея — казалось, тот спит, дыхание ровное, глаза закрыты. Но стоило Анатолию вздохнуть и перевернуться на живот, как друг спросил, не открывая глаз:
— Ты чего вздыхаешь?
— Да ну, задремать хотел, и никак. А ты чего не спишь?
— Думаю.
— О чем?
— Да ни о чем. Разные случаи из жизни на ум приходят. Как тонул в пять лет, а отец вытащил, как собаку мою любимую прямо на глазах машина переехала. И к чему, не знаю, это в голову лезет?
Он вздохнул, так же, как Стриж, перевернулся на живот, и сорвав с небольшого побега листок, начал разглядывать его. Некоторое время они молчали, потом Анатолий спросил товарища:
— Слушай, Андрей, а ты в таком вот доме хотел бы жить?
Оторвавшись от изучения ботаники, снайпер долго разглядывал стоящий на возвышении дом, вернее то, что удавалось увидеть сквозь деревья.
— Так-то домишко ничего, интересно бы его изнутри посмотреть. Большой больно, его убирать замучаешься.
Стриж поморщился.
— А я бы не стал. Коробки какие-то, бетон есть бетон. При такой природе надо бы здесь терем поставить. Мне кажется, там и люди такие же, бетонные и квадратные.
— Да нет, ты это зря так, может, он и красив, только вот забор мешает.
Их разговор ни о чем прервало появление из леса маленькой старушки с палочкой. Она появилась со стороны, противоположной той, с какой приехали они. В руке у бабушки был небольшой кувшин с ручкой, судя по красному цвету боков и форме — старинный. Увидев незнакомых людей, она не испугалась, чуть поклонилась и, тихо промолвив: «Здравствуйте», прошла мимо них к роднику. Там она долго молилась, крестясь на него. Тут только друзья разглядели на камне слабо проглядывающий силуэт креста, не то выбитый, не то крашеный, но от времени выцветший и теперь только угадывавшийся на темном фоне. Кончив молиться, старушка набрала воды в свой кувшин и присела отдохнуть на скамеечку. Она уже собиралась уходить, взяла в руки клюку, когда Анатолий решился заговорить с ней.
— Бабушка, вы извините, но кто построил все это? — он показал руками на родник.
Она обернулась к Стрижу, глянула на него выцветшими голубыми глазами и охотно ответила:
— Муж мой, Матвей Поликарпович Крикушин. И скамеечку эту сделал, и родник обиходил. Мы вообще-то сами из-под Пскова, а сюда уж после войны попали.
Анатолий подошел поближе, сел на скамеечку рядом с рассказчицей, а Андрей, присев на одну ногу, устроился чуть сбоку.
— Он у меня во время войны в Бога поверил, — продолжала рассказ старушка. — До войны-то он как все был, молодой, горячий, и водку пил, и в активистах ходил. А на фронте привидился ему однажды Господь, сказавший: "Поверишь в меня, в живых останешься". И что вы думаете? Четыре года воевал, восемь танков сменил, и ни царапинки. А ведь в самом пекле был — и под Курском, и под Берлином. Совсем седой весь пришел, спокойный, в церковь стал ходить, а у нас хорошая церковь в селе была, одна на весь район. Только одно плохо, голова у него сильно болела, все-таки восемь раз контузило. Спать стал плохо, умаялся. А потом Господь послал ему одного горца, случайно разговорились с ним в чайной, тот тоже шофером был. Он из этих мест, не то абхазец, не то аджарец, уж не помню, забыла. Рассказал он ему про эти ключи, их лечебную силу, а их ведь тут много: и там, и там, и там вот.
Она показывала клюкой в разные стороны.
— Он сначала приехал, попробовал водицы — помогает. Дома пожил, снова плохо. Ну мы и переехали сюда. Дом построили, вон за тем лесом, работали в винсовхозе. И боли у него прошли. Он все ключи обустроил и часовню на вон том холме поставил, — она повернулась лицом к вилле.
— Да вот сломали ее, — голос ее дрогнул, — домище этот построили. Хорошо еще Матвей Поликарпович мой этого не увидел, три года уже скоро будет как умер. А я вот все живу, за водой сюда хожу, она для чая хорошая, да и так. Приду, посижу, мужа помяну, да и домой.
Она замолкла, и Стриж не удержался от вопроса:
— Вы что же теперь, совсем одна живете?
— Нет. Наш дом первый был, а потом еще восемь пристроили. Место, говорят, хорошее, и виноградники рядом. Так что я не одна. И место то зовут теперь Матвеев хутор.
Голос ее дрогнул, во взгляде засверкала слеза. Она вытерла ее уголком платочка.
— Пойду я, люди добрые. Отдохнула, поговорила, как воды напилась.
Она взяла свой кувшинчик, повернулась уходить.
— Бабушка, а почему вы решили, что мы люди добрые? — неожиданно задал вопрос Андрей.
— Да людей ведь видно. Ни зла, ни добра внутрь не спрячешь. До свидания. Дай Бог вам всего хорошего.
Она еще раз перекрестилась перед уходом на родник и, уже уходя, вздохнула:
— Кружечка раньше здесь была, маленькая, серебряная, специально для прохожих путников, да вот нету…
Она как-то покосилась в сторону уродливой хоромины, вздохнула и пошла по своей тропинке.
— Бабушка, а кто здесь живет? — крикнул ей вслед Стриж.
— Да кто его знает, заборы больно высокие.
Стриж и Андрей еще долго сидели на скамеечке, глядя на неторопливое течение хрустальной струи.
— Вот человек прожил, — негромко сказал Стриж. — За родину воевал, дом построил, ключи обустроил. Не зря прожил. А мы зачем живем, а Андрюха?
Тот обнял его за плечи.
— Ты знаешь, брат, я все-таки думаю, что мы уменьшаем в этом мире количество зла.
— Может, и так, — вздохнул Андрей, — но только после этого дети слишком часто остаются сиротами.
Они посидели еще на скамеечке, послушали голоса птиц над головой, напоследок снова напились родниковой водицы. Прошлый раз они сгоряча даже не поняли, что она из себя представляет, ледяная — и все, и только теперь до конца ощутили ее необычный, необъяснимый запах и вкус.
— Ну что ж, надо ехать, искать этого Бецу, подставлять под пули свои задницы, — невесело пошутил Стриж, снимая с руля шлем.
— Лучше задницу, чем голову, — в тон ему ответил Андрей, и вскоре они уже ехали по лесу. У ворот виллы притормозили и, неодобрительно осмотрев двухметровый забор и мощнейшие, впору какому-нибудь замку ворота, свернули на дорогу к морю.
А за забором, уютно устроившись на солнышке в шезлонге, сладко подремывал Григорий Васильевич Беца. Услышав шум мотора, он вздрогнул со сна и крикнул подручному:
— Шур, глянь, кто это там гоняет вокруг дачи.
Качок не спеша подошел к двери, поглядел в смотровое оконце.
— Рокеры какие-то, — отозвался он, увидев удаляющийся мотоцикл.
— А, покойники в отпуску, торопятся обратно, — проворчал Беца, доставая из маленького переносного холодильничка бутылочку с пивком. Отпив немного, он приложил ледяной ее бок к одному из пострадавших от княжеской экзекуции глаз. Затем глянул на часы и забеспокоился. Время уже клонилось к вечеру, а его орлы не подавали ни звука.
"Неужели не клюнул?" — забеспокоился Беца. Он взял со столика радиотелефон, набрал сначала один номер, затем другой. Но и «БМВ», и «опель» молчали.
Потратив на вызовы битых полчаса, Беца начал понимать, что случилось что-то не то. Ему до смерти не хотелось звонить Князю, Горыныч прекрасно понимал — оплошай он и в этот раз, Князь точно отправит его на небеса. Беца даже представил, как это будет — сидит он вот так же в шезлонге, откуда-то вылетает нож, и вот он уже с кинжалом в глотке. Чертыхнувшись, он положил телефонную трубку. Только через час он решился позвонить Князю. Но тот уже все знал.
26
На одном из поворотов Стриж резко затормозил.
— Кажется, мы поспешили.
Отсюда хорошо было видно место падения «опеля». Наверху, на дороге, стояло несколько машин, а внизу, в море, слегка покачивался на волне хорошо знакомый ему водолазный катер морского порта.
— Ну и что делать? Другой дороги нет? — спросил Андрей.
