смеха, раскинул руки во всю ширь.
– Рыба? – изумился Кожан. – Вы что, вместо битвы рыбу ловили?
– Ага! – хором ответили они и показали на стоявшего позади них человека со связанными за спиной руками. – Рыбина, гляди!
– Не простая, а золотая, как славяне говорят!
– Ого! – Кожан вгляделся и охнул.
Пленный был явно не простой – кожух, крытый крашеной шерстью, а главное, шлем с сияющей бронзовой отделкой. Бросался в глаза кожаный пояс с литой пряжкой хазарской работы и парой узорных бляшек, а под кожухом была кольчуга.
– Это что – хазарин? Да я ж его видел! – вспомнил Кожан. – Сверху видел, с бугра! Он их возглавлял. Был другой, на коне, а этот пешим шел.
– Еще гляди! – довольный Торфред предъявил хазарский меч и круглый щит, обтянутый кожей. – Щит только вроде нашего, – хирдман взвесил его на руке, – хазарские полегче.
– Как же вы его изловили? – усмехнулся Хьёр. – Все дрались, а вы отбивали ужин у Тора?[56]
– Ты слушай! – подхватил Вестмар. – Это там, в лощине. Мы давим, они отходят, а там ручей под снегом был. Ни мы не знали, ни они. Все засыпало, его не видно. Этот тролль от нас двоих отбивается, да так ловко, чуть руку мне не отрубил! – Он показал красную ссадину на запястье. – Да нас-то двое, мы его тесним, он пятится, а потом вдруг – ух! – и по пояс в землю ушел!
– Мы стоим, как два барана, не поймем, чего это он вдруг провалился! А там вода! Ручей сам-то мелкий, а в нем промоина глубокая, вот он в нее и угодил! Меч бросил, щит бросил, стал вылезать, да в кольчуге, в кожухе не больно-то попрыгаешь! Барахтается, точно жук в медовухе! А тут я к нему, и копье к горлу!
– Вытащили мы его, руки связали. Хороша рыбалка, Тор позавидует, да?
– Это верно – глаза-то у него точно как у Мирового Змея!
– Вы, сдается, воеводу хазарского поймали, – Кожан уважительно оглядел шлем, пояс, меч пленника. – Добыча знатная.
– Только его подсушить надо, – Вестмар кивнул на ноги пленника, с которых текла вода.
Провалившись в промоину, тот вымок почти до пояса.
– Да уж! – хмыкнул Хьёр. – А то все на свете отморозит.
– Иди греться костер давай-давай, морда хазарская! – нарочито ломаным языком велел Вестмар. – Пока мой добрый!
Пленник в ответ обжег его гневным взглядом, не обрадованный такой добротой.
– Шлем с него снимите, – подсказал Хьёр. – Такой шлем дороже стоит, чем он сам. Только князю какому впору.
– Да и как-то он на хазарина мало похож, – вставил Асвальд. – На рожу гляньте.
Лицо пленного и впрямь не имело ничего общего с Санаром и его людьми. Обычное лицо с суровыми чертами, темно-русые волосы, борода отливает рыжиной, как у многих славян и русов, глаза серые с желтизной, взгляд, что называется волчий – острый и хищный.
– Эй, твоя моя понимать? – осведомился Торфред сначала по-русски, потом по-славянски: – Разумеешь, что толкую?
Но пленник даже взглядом на него не повел.
– Да ладно, пойдем! – Вестмар махнул рукой. – Пусть конунг с ним толкует.
– Хьёр, приглядите тут за ним, – попросил Торфред. – Мы пойдем, там еще раненые остались.
В лощине, где дружина Улава накатила на вятичей с тыла, остались лежать многие десятки тел. Вилькаи шарили в истоптанном снегу, собирали стрелы. Когда Кожан увидел эту изрытую лощину, то вытаращил глаза. Не верилось, что совсем недавно здесь сверкал нетронутой белизной гладкий, как полотно, снег. Из сотни вятичей, что устремились в лес отгонять засаду, назад к своему воеводе вернулось чуть больше десятка. Прочие остались здесь: зарубленные, застреленные. Везде были разбросаны щиты, стрелы, прочее оружие, потерянные поршни с торчащей соломой. Пятна крови, большие и малые – на снегу она не сворачивалась и оставалась такой же красной. Кожан смотрел в изумлении – казалось, это сон. Люди Улава собирали своих раненых и убитых, но этих было гораздо меньше.
Когда остатки вятичей отступили назад на лед, люди Улава пустились за ними в погоню, надеясь захватить и обоз. Для воеводы вятичей все это стало весьма неприятной неожиданностью: судя по стрелам, летевшим с бугра, он решил, что там засела ватага местных весняков, которых легко отпугнуть – их мало, они плохо вооружены и принимать ближний бой не жаждут. Но те, кто высыпал из леса с другой стороны лощины, когда вятичи в нее вошли, были совсем другими людьми. В них любой сразу узнал бы опытных оружников – хорошо вооруженных и умелых. Имея при себе два-три десятка о́берега[57] при обозе, ввязываться в сражение с хирдманами Улава воевода не пожелал. Обережники развернули коней и стали нахлестывать, спасаясь бегством.
Попытка пешком гнаться за лошадьми успехов не обещала, и люди Улава только пускали стрелы вслед. Особенно выцеливали воеводу – единственного всадника среди вятичей, но он закинул за спину большой щит, и хотя в этом щите застряло не менее пяти стрел, снять его с коня не удалось.
Долго их не преследовали – только отогнали за поворот реки. Не зная, что там дальше и не ждет ли врага подкрепление, Улав конунг побоялся сам попасть в ловушку и велел, собрав оружие вятичей и пленных, возвращаться в Волоцк.
Пленные почти все были ранены, и Кожан слышал, как отец велел добить тех, у кого раны тяжелые. Остальных наскоро допросили. К счастью, для разговора с вятичами толмач не требовался, а знать Улав конунг пока хотел не так много.
– Здесь еще есть поблизости ваши люди? – спросил он, с коня глядя на связанных ратников, сидевших и стоявших на снегу.
Вятичи угрюмо молчали, глядя вниз и в стороны, у иных были разбиты лица. Улав конунг бросил взгляд на кого-то из телохранителей: хирдман поднял сулицу и приставил острие к горлу ближайшего ратника.
– Когда тебя спрашивает Улав конунг, отвечай, пока есть возможность говорить. Мертвых не спрашивают.
– Да много ль мы знаем? – буркнул мужик средних лет, отводя глаза. – Шли с воеводой Заволодом. Нас вот было, что ты видел. Прочие я не ведаю где, он нам не рассказывал.
– Откуда он сам, это Заволод?
– Нашей волости, из Кудояра, князя Вратимира сестрич.
– Это он был верхом?
– Верхом, да.
– А прочие – это кто?
– Тархановские. Хазарские всякие, те конные. Тех я по именам не знаю.
– Куда ваш воевода будет возвращаться?
– В Ратиславль, поди. Куда ему еще?
– В Ратиславле вы держали добычу и собирали свои силы?
– Собирались все там, это да. А добыча у нас откуда, мы ж не князья…
– Думаю, конунг, у нас есть человек, который знает больше, –
