Чигиринцы в бдин голос закричали: <все мы хотим быть у
царя в подданстве>.
Дорошенко сказал им: <И я был бы рад, коли б нам прислали
подлинную царскую грамоту, а то у них вот как ведется: пришлют
в полки к боярину, а также к гетману Самойловичу неписанную
бумагу, и на такой бумаге те сами напишут какую угодно им
грамоту, потом, смотря по времени, к нам ее пошлют. Только
прельщают нас!>.
Позвавши к себе Терпигорева, Дорошенко говорил ему так: <Я подданный его величества турецкого султана. Две сабли
висят у меня постоянно над шеею: султанская и крымского хана!
Наперед сего я точно хотел быть в подданстве у великого*государя, а наши старшины и полковники того не по+елали, но приговорили
быть в подданстве у турецкого султана>.
у - Ныне, - сказал Терпигорев, - твои старшины и
полковники уже сами без тебя учинились в подданстве царскому
величеству и присягу на верность принесли.
- Это, - сказал Дорошенко, - учинили они для соболей.
Не вечно они останутся в подданстве! Скоро изменят: увидите
сами. А в царской грамоте, что ты привез, мне грозят, что князь
Ромодановский и гетман Самойлович учнут над Чигирином
воинский промысел чинить. Я готов им отпор давать, лишь бы
орды дождаться. И теперь уже два крымских салтана стоят с
шестью тысячами татар за 20 верст отсюда. Пусть боярин и
гетман идут на меня.
Терпигорев просил отпустить его для передачи ответа.
Дорошенко сказал, что отпустит через непродолжительное время, но
потом приказал Терпигорева заковать и посадить в тюрьму.
Ромодановский и Самойлов ич, пославши Тернигорева
сообразно царской воле, дожидались ответа и, выславши за Днепр
подъезд, удерживались переводить все войско на правую сторону.
Между тем посланный в подъезд Дмитрашка Райча, между
городками Балаклеею и Смелою, 9 июня разбил и взял в плен
Андрея Дорошенка. Вслед затем приносились из-за Днепра
боярину и гетману вести, что к Дорошенку собираются турецкие
и татарские вспомогательные силы, и вдобавок Дорошенко стал
надеяться на союз с поляками, которые злобились “на Россию
за намерение вырвать из польских рук правобережную южную
Русь: избранный в мае новый польский король Ян Собеский
278
(прежний коронный гетман) приказал в июне своему полковнику
Преоровскому писать к Андрею Дорошенку, что брат его гетман
Петр может надеяться на помощь со стороны Польши против
московского царя, несправедливо присваивающего себе Украину.
По донесениям предводителей последовал наконец царский указ
немедленно <чинить над Дорошенком воинский промысел>. 5
июля перешел Самойлович в Черкассы. За ним стали
переправляться великороссийские полки.
В Чигирине сделалась тревога. Туда набежало-множество
народа из местечек и сел в осаду. От многолюдства наступил
голод; люди заволновались, кричали, чтобы Дорошенко сдал го- .
род и присягал царю. Таких крикунов было много, и Дорошенко
не смел прибегать к крутым мерам, уверял окружавших его, что скоро придет сильное мусульманское войско, а сам
постоянно скрывался в замке и не отваживался выходить в большой
город, где мог встретить открытый против себя мятеж. <Если, -
говорил он ближним, - <царские войска станут меня доставать, я сяду на пороховую бочку и взорву себя, а живой в руки не
дамся москалям>. У Дорошенка во власти, кроме Чигирина, оставалось всего только два городка: Жаботын и Медведовка, а
главная сила, на которую он надеялся, были его союзники: турки
и татары. Но татары стояли еще за два дня пути от Чигирина
на берегу реки Ингула, а турецкое войско еще было по ту
сторону Днестра. Падишах шел тогда не выручать Дорошенка, а против поляков - наказывать их за несоблюдение Бучацкого
договора, и польские коронные гетманы, ссылаясь на Андрусов-
ский договор, домогались военной помощи с московской стороны.
Но падишах на пути получил весть, что москали берут у
Дорошенка города и замки и уже угрожают самому Чигирину. По
такой вести, падишах нашелся вынужденным изменить свой
план, отложить на будущее время расправу с Польшею, спешить
выручать своего подручника и вступить во враждебные
отношения к Московскому государству. Он поручил крымскому хану
спасать скорее гетмана Дорошенка и дал затем обещание
немедленно двинуться со всеми турецкими силами.
Надеясь единственно на помощь от турок и татар, Дорошенко
отправил своего генерального писаря Мазепу с письмами к
разным правительственным лицам Турции и Крыма. Посланцу
Дорошенка придано было 9 татар, которые стерегли и вели 15
христианских невольников, жителей левой стороны Днепра: Дорошенко посылал их своим союзникам в подарок. Когда Мазепа
с татарами и невольниками приближался к Ингулу, ему
перегородили путь запорожцы, шедшие из Сечи до реки Буга с
своим кошевым атаманом Серком. Запорожские товарищи
Алексей Борода и два брата Темниченки остановили Мазепу, побили
279
татар, бывших с ним, освободили христианских невольников, а
самого Мазепу доставили своему атаману с перехваченными
письмами. Запорожцы пришли в сильное негодование, как
увидали, что Дорошенков посланец вел христианских невольников
в дар бусурманам, и хотели убить Мазепу, но его отстоял Серко.
<Не убивайте, братцы, этого человека>, - говорил он: - <быть
может, он на что-нибудь отчизне и пригодится!> И запорожцы
ограничились тем, что только заковали Мазепу, а Серко известил
о том гетмана Самойловича. Гетман потребовал присылки к нему
схваченного Дорошенкова гонца, но Серко опасался, что Самой-
лович отправит Мазепу в Москву и тем будет нарушено
старинное право не выдавать никого из Сечи. Серко отказал Самой-
ловичу в выдаче Мазепы. Тогда Ромодановский, узнавши об
упорстве кошевого, по совету гетмана, послал в Харьков взять
под караул проживавшую там жену Серка и зятя его Ортеменка, требуя, чтобы они побудили Серка выдать гетману пойманного
Дорошенкова посланца. Ортеменко, имевший на тестя большое
влияние, упросил кошевого исполнить приказание гетмана.
Серко прислал Мазепу к гетману, а гетман, побеседовавши
с ним, передал его боярину. У гетмана пробыл Мазепа два дня.
Июля 15 его отправили в Москву. Самойлович на отпуске
написал к Мазепе: <повторяю тебе то, о чем говорил с тобою при
свидании и в чем дал тебе слово. Ты останешься в целости при
всех своих пожитках со всем своим домом. Посылаю с тобою
Павла Михаленка, полкового писаря нежинского, он тебя и в
Москву, и назад из Москвы будет провожать. Только ты в
Малороссийском приказе откровенно расскажи все, что нам здесь
говорил о Дорошенковых замыслах и о хане, и о Серке, и об
ином обо всем, никакого дела, хоть и малого, не утай! Желаю
тебе счастливого пути и скорого к нам возврата>.
Мазепа был человек очень ловкий и сообразительный, притом один из таких, которые обладают врожденною
способностью сразу всякому нравиться и располагать к себе людские
сердца. Избежавши крайней опасности в поле от запорожцев, он успел понравиться Самойловичу и Ромодановскому; сразу
понравился он, кому нужно было, и в Москве. Мазепа
сообразил, что служить Дорошенку нет более расчета, потому что
дорошенково дело было уже почти совсем проиграно; Мазепа
уразумел, что кто из близких к Дорошенку впору и кстати от
него отречется и окажет услугу его противникам, тот много
выиграет в жизни. В таком именно положении сознал себя
тогда Мазепа. Он в Малороссийском Приказе все рассказал о
своих отношениях к Дорошенку, об известных ему замыслах
правобережного гетмана и о разных обстоятельствах событий
последнего времени.
280
<Почему - спросили Мазепу - Дорошенко не послал
аманатов в Черкассы, когда боярин и гетман отправили к нему
посланцев принять от него присягу?>
Мазепа объяснил: Приехало 23 человека от Серка и стали
говорить Дорошенку, чтоб он не ездил к боярину и гетману в
Переяслав, це отдавал бы своей булавы и бунчука, а
по-прежнему оставался бы гетманом на правой стороне и приехал в
Сечь для подтверждения своего гетманства. А тут пришли вести, что из Крыма идет к Дорошенку в помощь орда. Дорошенко не
поехал в Запорожскую Сечь, опасаясь государевых людей на
дороге, но с посланным стрелецким головою не стал уже
