чужаков в собственном доме.
* * *
На углу перед небольшим кафе стояли деревянные стулья. Он сел за один из столиков. Посетители, казалось, совершенно не интересовались им, хотя не выпускали его из виду. Люди играли в нарды, курили и беседовали, как бы заверяя друг друга, что соседство с евреем их нисколько не беспокоит. Морис был благодарен, что его игнорируют. Он заказал кофе – на английском языке, чтобы не прояснять свое происхождение, оставив место для догадок. Официант безмолвно кивнул и вскоре вернулся с кофе. Черный, с кардамоном. Морис сделал глоток. Жар постепенно растекался от языка по всему телу. Облачное небо разорвалось над домами, и вечернее солнце залило улицу потусторонним золотистым сиянием. Замельтешили ласточки. И в этот момент на него снизошел покой, словно все, что произошло с момента его прибытия в Хайфу, было лишь зимней бурей, воспоминание о которой пропало с первым весенним теплом. Его затопило забытое чувство беспричинного счастья, удивившее его.
Только сейчас он осознал напряжение, сковывавшее его, словно он тащил тяжелый чемодан. Как это ужасно утомительно – быть кем-то. Как легко теперь, когда не надо быть никем. Наконец-то он снова невидимка. Ничего не делать, просто наблюдать, ни с кем не связанный, ни во что не вовлеченный. Вот я. До того, как начал играть роль.
* * *
Я не Морис Сарфати.
Я не женат, я не разведен.
Просто я.
Ни больше ни меньше.
Больше терять нечего.
* * *
Что, если он снова исчезнет? Ему нужно было просто встать, дойти до гавани и сесть на корабль. Требовалось совсем немного, чтобы оставить жизнь позади – бесшумно, как змея, которая, спрятавшись под камнем, выползает из кожи и соскальзывает в траву.
– Откуда ты? – спросил официант по-английски.
Из Германии, хотелось ему ответить. Это признание было бы как исповедь – анонимная и освобождающая. Но вместо ответа Морис спросил:
– Это имеет значение?
Араб молча смотрел на него. Было похоже, что по какой-то причине ему по душе такой ответ.
– Добро пожаловать, – сказал он.
И вдруг, хотя над морем вовсю сияло солнце, хлынул ливень. Люди бросились в магазины и дома, а сидевшие у кафе переместились вместе с нардами и чашками в помещение. Морис остался сидеть под дырявым тентом. Он смотрел, как капли танцуют на столе, в его пустой чашке и на асфальте, смывая желтую пыль. Мимо спешили мокрые люди.
В нескольких улицах отсюда Виктор и Ясмина, наверно, суетливо заскакивают с террасы в кафе, а за ними и все гости. Ясмина хохочет, проводит рукой по его влажным волосам. Потом они будут танцевать и в конце концов забудут о непришедшем госте. Морис не чувствовал ни обиды, ни радости, ни ненависти, ни любви. И никакого желания вмешаться и напомнить о себе. Он был камерой без пленки. Воспринимал все, не желая ничего запечатлевать. Что-то появлялось и исчезало. Все шло само по себе, и Морис был счастлив нечаянно, сам того не желая, сидя среди барабанной дроби, журчания дождя и криков матерей, зовущих детей. Внутри у него все затихло, и посреди этой тишины танцевала жизнь.
* * *
Позже он встал и медленно пошел домой; дождь постепенно стихал, потоки воды шумели в сточных канавах. На улицах не было слышно голосов, как будто он был единственным человеком в городе.
Лишь сзади раздавались шаги.
– Господин Сарфати?
Сначала он даже не понял, что это к нему обращаются, таким далеким прозвучало имя.
– Господин Сарфати!
Только когда мужчина догнал его и пошел рядом, Морис понял, что окликали его. Это был человек-крокодил. Он держал свой зонтик над Морисом.
– Как ваши дела?
Он болтал о погоде, арабах и женщинах. Когда они подходили к улице Яффо, он непринужденно переключился на то, что его интересовало. На этот раз он не стал ходить вокруг да около. А сразу сделал предложение.
– Мы найдем для вас удобную квартиру в Каире. Вам больше не придется беспокоиться о деньгах.
Деньги Морису были безразличны. Но затем человек сказал нечто такое, что его зацепило.
– Вы получите новый паспорт. Новое имя.
– А если я откажусь?
– Тогда вам придется самому озаботиться новым паспортом. У вашего скоро истекает срок действия, как я слышал.
* * *
В ту ночь Морис не сомкнул глаз. В какой-то момент он услышал шум возле ателье, потом раздался стук в дверь. Но он не встал, чтобы посмотреть, кто это – Ясмина, Виктор или просто соседская молодежь. Когда солнце взошло над горой Кармель, он принял решение. Он написал письмо Жоэль, в котором заверял, что любит ее и обязательно встретится с ней снова. Человека-крокодила видеть он больше не желал. Он хотел уехать туда, где ему не нужно быть тем, кем он не является. Где его никто не знает. Домой.
* * *
Все, к чему он был привязан, поместилось в один чемодан. Это был все тот же коричневый чемодан, с которым он приехал в Хайфу. Ни одной книги, немного одежды, фотографии. Снятые им. Его семья. Он решил не прощаться.
* * *
Мужчина с коричневым чемоданом стоит в порту Хайфы. Один из многих пассажиров. Белый корабль, ржавые краны, докеры. Он показал пограничнику израильский паспорт, итальянскую визу и направился к трапу. Он смотрел, как на берег сходит молодой мужчина, на руках он держит маленькую девочку. Рядом с ним – жена. Красивая, с черными кудрями. У мужчины чужой костюм, чужой чемодан и чужое имя – Морис Сарфати.
Глава
35
Палермо
– Позже ходило две истории о конце их брака, – говорит Жоэль. – По одной – Виктор влез между ними. По другой – они уже давно потеряли друг друга, а Виктор лишь поймал перезрелый плод, упавший с дерева. В зависимости от того, на чьей ты стороне, ты можешь верить любой из них.
* * *
Так и случается с прошлым, думаю я: многие факторы влияют на ход событий. И, оглядываясь назад, мы выстраиваем из хаоса – историю. О моем браке можно рассказать в одном предложении: я была верна, а он мне изменял. Но мой бывший, вероятно, рассказывает об этом по-другому. Если честно, то нельзя сказать, будто я совсем уж непричастна. Случилось именно то, чего я пыталась избежать. Я выстроила для нас крепость. С толстыми стенами. Мне это давало безопасность, а его лишало воздуха.
– У Морица никогда не было романа?
– Что ты. Он был самым верным мужем на свете.
– Ты думаешь, это Виктор навел спецслужбы на Морица?
– Я думаю,
