нарушении Основных законов и указа об «Учреждении Государственной Думы».
Событием в думской жизни, вызвавшим большой резонанс в стране, явилось выступление депутата, члена партии демократических реформ, бывшего товарища министра внутренних дел князя С. Д. Урусова 8 июня 1906 г. Он не с чужих слов знал о положении в стране. Князь заявил, что анархия, беспредел, разрушение государственности будут существовать, «пока на дело управления, а следовательно, на судьбу страны будут оказывать влияние люди по воспитанию — вахмистры и городовые, а по убеждениям — погромщики». Депутаты разразились овацией и дружно встали, приветствуя оратора. Одна из газет, выражая распространенное мнение, писала, что «более тяжелого поражения, чем эта речь, старый режим еще не понес. Оппозиция почувствовала под собой твердую непоколебимую почву»4.
Это один из ярких примеров использования Думы для организации прямой атаки на правительство, которого не чуждались даже умеренные члены оппозиции, не говоря уже о леворадикальных депутатах. «Думская трибуна — кафедра, которой нет равной», — заявлял профессор М. М. Ковалевский, партийный коллега князя Урусова. Защищая кадетский законопроект, Родичев — лучший оратор партии — восклицал: «В нашем лице перед государем сам народ стоит! В России нет правосудия. В России закон обращен в косметику, в России нет правды. Россия пережила в последний год то, чего не переживала со времен Батыя». Ему дружно вторили: «Мы не можем осуждать тех, кто жизнь свою положил за други своя! Кто сделался народными героями…»
(Героями, защитниками свободы считали террористов, их жертвы — защитники закона и порядка, именовались «черной сотней», прислужниками реакции.)
19 июня в Думе произошло острое столкновение по вопросу о смертной казни. Главный военный прокурор был освистан, ему кричали с думских скамей и с галерки, занятой «публикой»: «Убийца, палач!» Министр юстиции Щегловитов привел цифры об усилении политического террора и добавил, что в этих условиях отмена казней за тяжкие преступления будет равносильна отказу государства от защиты своих верных слуг. (Жертвами террора были прежде всего рядовые чины полиции.) Дума отвергла эти доводы и единогласно одобрила проект об отмене смертной казни, передав его на рассмотрение в Государственный Совет (он наложил вето).
По аграрному вопросу на обсуждении Думы было несколько законопроектов. По проекту кадетов вопрос подлежал разрешению путем принципиального отчуждения (но за плату, в пользу малоземельных крестьян, помещичьих, частновладельческих). Проект трудовиков шел дальше — речь шла уже о безвозмездном отчуждении всех частновладельческих земель, превышающих «трудовую норму». Нужно сказать, что в аграрных проектах, вносимых оппозицией от кадетов, мирообновленцев до трудовиков, было сильно заметно влияние эсеровского тезиса о наделении всех крестьян землей по «трудовой норме», необходимый же фонд земли создавался за счет отчуждения части частновладельческой земли. Этот проект эсеры выдвинули еще в своей партийной программе в 1902 г. Затем он был подхвачен мирообновленцами, партией демократических реформ, частью трудовиков, кадетов. Требование надела по «трудовой норме» шло снизу от самих крестьян и отвечало их давним стремлениям к «всеобщему равнению», «черному переделу» земли.
Принцип отчуждения части помещичьих земель защищали в Думе оппозиционные партии. Граф П. А. Гейден — лидер партии мирообновления ездил даже к министру внутренних дел Столыпину, убеждая его, что «частное отчуждение» безусловно необходимо, чтобы удержать крестьян от поголовного перехода на сторону крайне радикальных партий. На этой же позиции стояли кадеты, но похоже, что делали они это скорее по тактическим соображениям.
«Муромцев утверждал, — пишет В. Маклаков, — что в среде самой кадетской партии никто, кроме крайних теоретиков, и не смотрит на проект как на меру, подлежащую немедленному осуществлению, что при некотором искусстве можно было бы растянуть осуществление его лет на тридцать, а то и более, и что важно сохранить лишь принцип, как способ успокоения масс, воображающих, что этим способом можно обеспечить землю каждому крестьянину»5. В прениях выступавшие от имени правительства руководители (товарищи министров) земледелия и внутренних дел указывали на то, что «отчуждение» всех помещичьих земель не решит вопроса, получаемая прирезка — около одной десятины земли на душу — слишком незначительна, к тому же «всеобщее поравнение» на основе «трудовой нормы земли» означает ущемление прав собственности не только дворян, но и многих зажиточных крестьян. Против «отчуждения» выступили и некоторые кадеты. Видный кадет, эксперт по аграрному вопросу М. Я. Герценштейн заявлял: «Народ разберет, где землей пахнет, а где ее не дают», сославшись при этом на аграрные волнения, массовые поджоги усадеб, «…или вам мало майской иллюминации, которая унесла в одной Саратовской губернии 150 усадеб»6.
Прения в Думе по аграрному вопросу обострили публичные споры в прессе, в театрах, в клубах и пр. Обострение вопроса вызвали и новые «иллюминации». 20 июня правительство опубликовало свои разъяснения о недопустимости принудительного отчуждения частновладельческих земель. В ответ Дума постановила 4 июля выступить в печати с изложением своей позиции в защиту принципа «отчуждения». Защищая свою позицию, кадеты говорили, что готовы сойти с конституционных легальных форм борьбы с правительством, сеющим в стране анархию. После бурных споров была принята самая мягкая редакция думского разъяснения, не содержащая никаких угроз. «Момент борьбы еще не наступил, — говорил „патриарх“ кадетов И. И. Петрункевич, — когда он наступит, мы заговорим другим языком».
Ответом явилось решение правительства о роспуске Думы, опубликованное в воскресенье, 9 июля. Оно было принято во время встречи с царем Горемыкина и Столыпина. Это была весть, ошеломившая руководство Думы. Вместо создания кадетского министерства Муромцева — разгон «лучших людей»7.
Результаты законодательной инициативы Первой Думы были весьма скромны. Из 29 законопроектов, подготовленных депутатами, были одобрены на пленарных заседаниях только два, а именно: об отмене смертной казни и о продовольственной помощи населению голодающих губерний. Остальные проекты застряли в думских комиссиях.
Столь же малоэффективным методом борьбы оказались и думские запросы. Первый из них был внесен кадетами 4 мая и касался деятельности органов полиции (вплоть до соучастия в организации погромов). Затем запросы посыпались как из рога изобилия и приняли форму вопросов, посылаемых на имя императора, — правительственных сообщений, донесений и телеграмм. Но министры быстро сориентировались. Они широко использовали отсутствие в законах точно установленного срока ответа на запросы и попросту тянули время. А главное, по закону Дума могла делать запросы только по кругу проблем, подпадающих под действие рассматриваемых ею законопроектов. Горемыкин 23 мая не без иронии напомнил Муромцеву, что не находит законного основания для ответа на запрос о действиях полиции. Депутаты и публика на галерке скоро утратили интерес к запросам. Многие депутаты стали просто уклоняться от
