— Отчего же. Вы только подумайте: вы начнете у них бывать... Игорь Андреевич станет привыкать к вам. Поймет разницу. Ведь ее нельзя не почувствовать, правда?!.. И постепенно, постепенно... А вы уже в курсе: где соль, где спички... Какой борщ он любит... Какую надо погладить рубашку, чтобы угодить ему... Лучшая подруга, Елена Александровна, это, дорогая моя, профессия.
— «Лучшая подруга»... — Ползунова насупилась. — Но с ней же говорить придется!
— Ничего, поболтаете. О Шведове. О детях. О тряпках. О том, что в высшем свете принято. Ей же интересно. Она же, — Регина усмехнулась, — из грязи в князи...
— Но как мне с ней познакомиться?..
Сергей вошел в квартиру и замер. Его охватило ощущение того, что он не один. Нет, Юли дома не было — вешалка была пуста. Воры? Смешно. Только почему они оставили после себя запах Машиных духов: он наконец понял, в чем дело.
Втянув носом воздух, он подозрительно огляделся.
Даже не раздевшись, бросился в одну комнату, в другую, заглянул на кухню и даже в ванную...
Убедившись, что никого нет, Сергей как был, в пальто и шапке, сел посреди комнаты — грустный и потерянный.
Юля появилась дома минут на десять позже отца. Усталая и голодная, она сразу же устремилась на кухню.
Восторгу ее не было предела, вместо пустого холодильника ее ждал роскошный обед: в кастрюле вкусно пахнущий борщ, на сковороде жареное мясо, а на столике банка с компотом и блюдце с четырьмя пирожными.
Восхищенно любуясь этим богатством, она вдруг услышала из комнаты чье-то покашливание. Бросив крышку от кастрюли, Юля стремглав понеслась в комнату.
— Пап, ты чего?!.. — обескураженно глядя на одетого отца, спросила она. — Что ты так сидишь?
Сергей рассеянно посмотрел на дочь.
— А-а... Да так что-то, задумался...
— Ладно, раздевайся. А я согрею обед.
— Обед? — удивленно проговорил Сергей. — Ты сегодня приготовила обед?
— Я? — не сомневаясь ни на секунду, что отец шутит, Юля обняла его. — Ах ты, мой хитрец. Вот так живешь, живешь и не знаешь, что рядом пропадает кулинарный талант.
— Ты о чем?
— Кончай разыгрывать, — делая вид, что сердится, пробурчала Юля. — Я умираю от голода.
— Нет, это ты меня разыгры... Погоди... Сергей вдруг приблизился к дочери.
— Что ты меня обнюхиваешь? — расхохоталась Юля.
— Скажи, пожалуйста... тебе не кажется, что у нас пахнет духами?
— Кроме твоего «Беломора», — Юля нарочито, со свистом, втянула воздух, — ничего... Я, в период усиленной интеллектуальной деятельности, парфюмерией не пользуюсь.
— А мама? Какие у нее духи?
— В последнее время никаких, — посуровев ответила Юля и так же сухо добавила: — Она говорила, что у нее на это нет денег. А что?
— Да нет, просто мне показалось... Сергей встал, пошел раздеваться.
— Пап, почем нынче шашлык? — повысив голос, чтобы отцу в прихожей было слышно, поинтересовалась вернувшаяся на кухню Юля.
— Шашлык? — растерянно ответил Сергей, разглядывая пол в коридоре. — Шашлык стоит... А я откуда знаю?
— Слушай, хватит меня разыгрывать! — выходя в коридор, недовольно произнесла Юля. — Какая-то затянувшаяся и уже не смешная шутка.
— Тс-с-с... Тихо. Посмотри. Видишь?! — почему-то прошептал Сергей.
— Ну! — тупо уставившись на пол, пробурчала Юля. — Дальше-то что?!
— Вот это чья нога? — указывая на один из оставшихся на коврике следов, задал вопрос Сергей.
— Эта? — Юля присмотрелась. — Так, погоди... Фасон английский, тридцать семь — тридцать восемь... Может быть, Катя? Она вчера забегала.
— Вчера! Это свежий след!
— Да, правда... А! Сегодня днем я с Ингой заходила. Она тоже дылда.
— Что значит — тоже дылда?! — искренне возмутился Сергей. — Твоя мама высокая, стройная женщина! Не в пример тебе, к сожалению!
— Мама? Так ты считаешь, что это была мама? Что она тайно пробралась в нашу квартиру, чтобы...
— Почему — в нашу квартиру? — перебил Сергей. — В свою! Она отсюда не выписывалась, к твоему сведению.
— Неважно! Это больше не ее квартира.
— Ну, знаешь, не тебе это решать!
— Папа, ты же не знаешь всего!
— И не хочу! Я тебе запрещаю говорить о маме плохо! Я ясно выразился?!
Звонок в дверь прервал грядущий скандал. На пороге открытой Сергеем двери стояли его родители.
— А это мы. Не вовремя? — заметив раздражение на лицах сына и внучки, обеспокоенно спросила Анна Степановна. — Мы вот тут гуляли и...
— Да, прохлаждались. От нечего делать. Из одного конца Москвы в другой и с этой сумкой килограммов на пять, — не желая делать вид, что визит случаен, опроверг свою супругу Анатолий Федорович. — Ладно уж, Аня!..
— Молодцы, что пришли. Мы очень рады! — улыбнулся Сергей. — Да, Юлька?
— Не то слово, — воскликнула Юля, целуя стариков. — Дед, говорят, ты там «Клуб пикейных жилетов» организуешь?
— Потом, потом. Идите с бабушкой разгружаться, а у нас мужские дела...
Анатолий Федорович достал из сумки газету.
— Что это такое? — Юля выхватила у деда газету. — Ой, Брижит Бардо! Дай почитать!
И, не дожидаясь ответа, подобрав с пола сумку, она направилась на кухню.
Старики растерянно переглянулись.
— Юля, подожди!..
— Да вернет она тебе, вернет эту газетку. — Сергей обнял отца и, уводя его в комнату, добавил: — Не волнуйся, не волнуйся. Пошли, отец. Лучше расскажи мне, что это за «Клуб пикейных жилетов»?
— Ну об этом потом как-нибудь, —озабоченно ответил Анатолий Федорович. — Сейчас меня больше твои дела волнуют.
— А что мои дела? Живу, работаю...
— В этом филиппинском кооперативе?
— В российско-филиппинской компании. Вот так.
— Да, звучит. А скажи, Сережа, если не секрет, кто тебя туда устроил?
Сергей удивленно посмотрел на отца.
— Одна знакомая. Из дома моделей Шведова.
— Шведова? Игоря?
— Да... А что?
— Нет, ничего... — уклонился от ответа Анатолий Федорович. — И ты знаком с ним?
— Немного, — спокойно ответил Сергей. — Нормальный мужик. Простой.
— Знаешь что, Сергей, — возбужденно расхаживая по комнате, произнес Анатолий Федорович. — Уходи-ка ты из этой шараги. И побыстрей!
— Почему? — удивился Сергей. — Там же интересная работа. И по моей теме. А кроме того, ты же знаешь...
— Все знаю, — перебил сына Анатолий Федорович, — деньги, заграница, и потом, ты уже хлебнул безработицы... И все же прошу тебя: уходи!
— Но почему, отец? Ты можешь мне объяснить? Почему я должен уйти из своей компании? Признайся, ты просто не приемлешь нового.
— Только не делай из меня ретрограда. Да, мне действительно многое не по душе, но это не значит... короче, не в этом дело.
